Топорок и его друзья - Владимир Кобликов

— Да.

— Отец у тебя хороший, — солидно сказал Топорок.

Лариса ответила ему светлой улыбкой.

— Ты тоже понравился папке.

— Спасибо, — буркнул он.

Лариса, передразнивая «светскую» манеру Топорка, с кротким притворством поклонилась и ответила:

— Пожалуйста.

Топорок не заметил притворства в Ларисином ответе и искренне сказал:

— Здорово твой отец машину водит.

— Ничего.

— А чья это «Волга»?

— Наша. Мы ее выиграли.

— Ну?

— Правда. Хочешь покататься?

— Хочу, — сознался Топорок.

— Подожди минуточку.

Лариса подбежала к отцу и тронула его за рукав. Петр Петрович обернулся, наклонился и, выслушав дочь, закивал в ответ.

Лариса вернулась к Топорку.

— Все в порядке. Идем.

— Куда?

— Кататься, — и девочка зашагала к «Волге».

— Ты сама? — удивился Топорок.

— Сама, — без тени хвастовства, очень просто и искренне ответила Лариса. — Садись рядом.

Топорок сидел, как завороженный. Это же надо! Девчонка, его ровесница, и так водит машину. Федя был и восхищен и подавлен. Столько всяких неожиданностей за один только день: и проводы на автовокзале, и знакомство с папиными стариками, и встреча отца в Ореховке, и, наконец, знакомство с рыжей девчонкой, которая водит автомобиль, словно заправский шофер...

— О чем задумался? — спросила Лариса.

— Что?

— Чудной ты какой-то.

— И вовсе не чудной. Просто неинтересно здесь у вас в Ореховке, — соврал Федя.

— Неинтересно в Ореховке? — удивилась Лариса. — Кто же это тебе такое сказал?

— Сам вижу.

— Пять минут побыл и уже разочаровался! А в городе у вас интереснее?

— Еще бы!

— Да в вашем городе со скуки прокиснуть можно. А у нас и лес, и речка, и Дворец культуры, и кинотеатр, и цветов много.

— А стадион у вас есть?

— Стадиона нету.

— Ну вот, а я без спорта жить не могу... Скажи, ты не знаешь, долго они там еще отца моего держать будут?

— Долго, наверное. Только еще начало.

Топорок тяжело вздохнул. Лариса по-своему истолковала этот вздох и спросила:

— Надоело кататься?

— Да нет, не надоело. Просто я...

И рыжая девчонка догадалась, что Федя голоден. Она неожиданно развернула машину и быстро поехала к деревне. На околице снизила скорость и медленно проехала по центральной улице до первого поворота налево. Дома на этой улочке были не такими большими, как на центральной улице. Сразу было видно, что здесь начинается старая Ореховка, но зато тут было много зелени и ленивого покоя. Ларисе трудно было вести машину, потому что то и дело под колеса норовили попасть куры, индюшки. Лицо Ларисы стало строгим, сосредоточенным.

Они переехали мостик через неширокую быструю речку, поднялись в горку, с которой из-за могучих ракит с любопытством выглядывали домики, и, наконец, остановились возле дома со светелкой.

Лариса заглушила мотор и твердо сказала:

— Пошли.

Топорок нехотя вышел из машины и поплелся за Ларисой. Она ввела гостя в дом, где были светлые и по-городскому обставленные комнаты.

— Мой руки, — приказала Лариса и провела Федю к умывальнику. — Заодно и умойся, —посоветовала она. — Вот тебе полотенце.

«Разговаривает, будто с маленьким, —возмущался, умываясь, Топорок. — Попала бы к нам во двор, откомандовалась бы».

— Умылся?

— Умылся.

— А чего у тебя такой вид, словно лягушку проглотил?

— Знаешь, я не люблю, когда девчонки командуют. Понятно?

— Я это сразу заметила... Да, вот еще, — Лариса помялась. — Если тебе куда-нибудь надо, то это вот сюда, — она кивнула на дверь рядом с умывальником.

Топорок догадался, что находится за этой дверью, поэтому буркнул смущенно:

— Никуда мне не надо.

— Тогда пошли. — Лариса провела Федю на кухню. — Садись и ешь.

— Спасибо, — робко засопротивлялся Топорок. — Я не голо...

Лариса не дала досказать ему слова.

— Что ты ведешь себя, как дикий? Если хочешь есть, то надо есть, а не ломаться. Интеллигентные люди никогда не ломаются за столом, — Лариса сказала эту фразу, словно учительница ученику.

— Сам знаю, — мрачно ответил Топорок и решил показать этой задавале, что и он не лыком шит: вилку он взял в левую руку, а нож — в правую.

— Чай будешь пить или кислушку? — спросила Лариса, когда Федя съел огромный кусок баранины и тарелку жареного картофеля.

— А что такое кислушка?

— Простокваша.

Топорку вдруг захотелось хоть чем-нибудь поразить эту рыжую зазнайку и всеумейку, и он небрежно так сказал:

— Я с удовольствием выпил бы сейчас чашечку черного кофе.

— Ты пьешь черный кофе? — искренне удивилась Лариса.

Топорок вспомнил, как одна мамина знакомая (Федя ее терпеть не мог, потому что она была взрослой кривлякой и всегда говорила каким-то наигранным тоном) однажды заявила маме, томно закрыв глаза: «Я жить не могу без черного кофе», И Топорок сказал точно так же, как мамина знакомая.

— Я жить не могу без черного кофе.

Лариса странно как-то фыркнула, а потом закатила жеманно глазки и кокетливо ответила:

— Ах, пожалуйста, пожалуйста, сейчас я вам сварю чашечку черного кофе.

И она, действительно, сварила ему кофе, и такого густого, что Топорка чуть не перекосило от этой противной горькой массы. Можно было бы спасти положение сахаром, но хитрая Лариса спросила наивно:

— Ты, конечно, пьешь кофе без сахара?

— Да, конечно.

Топорок никогда еще в жизни не пил такого гадкого, на его взгляд, напитка. Но он его все же выпил и выпил с блаженной улыбкой. Потом он стал раздумывать, а что делать с гущей, оставшейся на дне кружки. Подумал, подумал и мужественно доел эту отвратительную гущу ложечкой. И опять с деланной улыбкой.

Лариса удивилась:

— Что ты делаешь?! Гущу ведь не едят.

— А я жить не могу без этой гущи, — бодро сказал Топорок и галантно поблагодарил рыжую хозяйку. — Спасибо. Очень вкусно.

— Чудак ты какой-то.

— Все гениальные люди * были чудаками, — ответил Топорок, вспомнив папину фразу.

— И ты гений, да?

— А разве незаметно?

— Не.

— Я, как Пушкин. Думаешь, зачем меня в вашу Ореховку привезли?

— Не знаю.

— В ссылку меня сюда отправили на все каникулы. А в ссылку кого раньше отправляли? Гениев. Соображать надо.

— И никакой ты не гений, а задавала и хвастун.

— Сама ты задаешься.

— Это чем же я задаюсь?

— Что машину водить умеешь.

— Дурачок ты!

— Дурачок, да?

— Дурачок, — упрямо повторила Лариса.

Оскорбленный Топорок встал и пошел из кухни.

— Постой, — позвала Лариса. — Я отвезу тебя к твоему отцу.

— Спасибо, — гордо поблагодарил Топорок. — Обойдусь и без вашей машины. — Федя вышел на улицу и направился к мостику.

Не успел он еще с горки спуститься, как его обогнала «Волга». Лариса на него даже не посмотрела.

«Ну и пусть!» — решил Топорок и зашагал быстрее к мостику.

Петух-гимнаст

Федя проснулся от тишины. Темно. Чужая мягкая кровать. Запахи трав. Топорок сразу же вспомнил, что он в доме стариков Храмовых. Осмотрелся — в горнице никого не было. Федя сладко потянулся. И ему вдруг вспомнилась Лариса. Рыжая, в голубом сарафане, она сидела за рулем и смотрела на него своими огромными глазищами. А они у нее очень черные. У рыжих людей такие глаза редко бывают. У рыжих все больше зеленые, голубые, серые, а Ларисе глаза будто кто-то нарисовал. Топорок сначала улыбнулся, когда подумал об атом, но тут же вспомнил о ссоре с Ларисой и даже вслух сказал неожиданно:

— Рыжая задавала!

Но странное дело! Ему вдруг захотелось увидеть Ларису. Топорок никому на свете не признался бы в этом. Но от себя своих желаний не скроешь.

Вчера, когда кончился самодеятельный концерт и начались танцы, Екатерина Степановна сказала:

— Домой, мужички, пора.

— Пора и нам, — сказал Петр Петрович Селиванов.

Федя уже валился с ног от усталости. Он, наверное, заснул бы здесь же на улице, если б не Лариса. Надо же, навязалась рыжая на его голову! Делает вид, что совершенно не обращает на него внимания, а сама все, конечно, видит. А Топорок, как назло, с зевотой справиться не может.

— Спать хочешь, внучек? — спросила Екатерина Степановна.

— Нет, не хочу.

— А чего раззевался? — смеясь, спросил отец.

— Это от нашего сладкого деревенского воздуха, — заступился за Федю Семен Васильевич. — Городских в деревне первые дни всегда в сон клонит.

— Это точно, — поддержал Селиванов.

Федя удивился тому, что Селивановы пошли вместе с ними. «Провожают нас», — догадался он и старался казаться бодрым и совсем не уставшим. Увидав знакомый мостик, Федя подумал, что ошибся и что это они провожают Селивановых... Так оно и есть: перешли мостик, под которым журчала речка, подошли к дому председателя... Попрощались. И тут Федя почему-то решил, что они снова должны отправиться в центр деревни и первым пошел по дороге к мостику.