Да сдохни блин уже - Том Пиккирилли

Разве может быть иначе? Кэт засмеется, будет чертить пальцем по его колену, и тогда у него хватит наглости, чтобы зайти достаточно далеко.

Вот какое воспаленное безумие должно твориться вокруг. Чего хорошего в том, чтобы нахрен свихнуться, если не будет твориться настоящего бреда?

— Кэти, — сказал он. — Ради бога… — он не мог дотянуться до ее подбородка. — Кэт, слышишь?

— Оооообоооо…

Даже призрак чихуахуа не прыгает вокруг, заливаясь лаем. Ничего. Он не получал от своей смерти никакого удовольствия.

Он дотронулся до волос Кэти, легко погладил, пытаясь понять, чем она стала после столкновения на всей скорости с полной свободой.

Она стала еще бледнее, сидела тихо, и смотрела, кажется, с немым укором и неколебимой жесткостью. Неужели она все еще ненавидит его за все ошибки?

— Боже, милая, неужели у нас все было настолько плохо?

— Ооообоооо…

Он никогда этого не понимал. Она всегда его немного сторонилась. Вот здесь был он и и не мог поделиться всем, что было на душе, а она была там с какими-то своими секретами. Так жизнь была рискованной, но и более интересной. Никогда не знаешь до конца, чего от нее ожидать, и ей тоже нравилось балансировать на краю.

Пару раз он приходил домой и заставал ее в форме чирлидерши. Однажды ей было весело, она была возбуждена, и они занялись этим прямо на полу, грубо и зло, неплохой был матч. В другой раз она сидела на диване рядом с помпонами, оба их школьных фотоальбома были разорваны в клочки, парившие по комнате. Она так рыдала, что ему пришлось принести из кухни бумажный пакет, чтобы спасти от гипервентиляции.

— Рокко, урод, ты еще держишься?

— …

— Жив еще?

— …ааах…

Наклонившись, Клей сплюнул еще крови на коврик. Потом на минуту закашлялся, в глазах плыли золотые и оранжевые потоки. Он сжал баранку крепче, пока кулаки не хрустнули, и огромный комок в груди рассосался.

— Ладно, я спросить хотел…

— Агаааа?

— Ты поимел мою жену до или после, как она умерла?

— Ах…

Внезапно это стало очень важным.

— Давай, поделись со мной, я же стараюсь наладить контакт.

— …нра…

— Еще раз?

— …

— Эй, ну мне-то можно сказать.

— Мне понравилось…

— Чего?

Даже с немногочисленными извилинами, в которых кипела наркота, Рокко смог вернуться в наш мир на пару секунд.

— Мне реал понравился…

— Чего понравилось?

— …ее зад.

— Да?

— Я повеселился… трахал ее и…

— И?

— Пристрелил тебя… убил тебя, мужик.

— Зато честно.

Клей подождал еще пять минут, пока не нашел подходящую обочину. Притормозив, взял еще две упаковки героина, разорвал их, открыл рот Рокко, ухватился за его раздувшийся язык, потянул и всыпал дурь ему в глотку.

— На здоровье.

Рокко тут же начало трясти, он давился, потом обоссался, бился о пассажирское сиденье с такой силой, что Кэти тряслась, а подбородок болтался, как иногда во время секса.

Воздух разорвал протяжный вой. Мимо пронеслись две полицейских машины, но ни один коп на него и не взглянул. Иногда лень идет на пользу.

Клей вернулся в машину. Опрыскал освежителем с яблоком и корицей по Каприче, и мухи жужжали и болтались в ароматном тумане.

Часть пятая

Через шесть часов они добрались до Моста Триборо, Манхэттан. В его глазах отражались огни города. Клей пару раз отрубался за рулем, на несколько секунд. Теперь уже семь вечера, как раз то время, когда Чаки любил закусить. У Клея было часов двадцать видео, где Чаки лопает кальмаров, фаршированные листья артишока, прошутто и тонко нарезанную колбасу капакола. Он мычит от удовольствия, когда жрет.

Клей выехал на 73-ю улицу и сделал пару кругов по району, пока наконец не отыскал Икспириенс — L'Esperienza Bella — сразу у Центрального Западного парка. Он припарковался перед ним, двигатель не заглушил.

Боль становилась настолько всеобъемлющей, что он как-то вышел за ее пределы, отделился от боли, заключил перемирие с внутренней мясорубкой. Клей медленно сдувался, тяжелый кулак сжимал его сильней, сердце билось о грудную клетку, легкие изо всех сил старались поддержать в нем почти жизнь, отравленное тело отмирало.

Времени осталось мало, нечего его тратить на всякие тонкости. У него был 38-й калибр, 32-й и табельный револьвер, который отнял у Томми Ями. И двое наручников. Клею не очень нравилась пушка Томми Ями, так что ее он убрал в бардачок, остальные два держал наготове в карманах куртки.

Клей вошел в ресторан и тут же увидел Чаки Фариенте за ВИП-столиком с Большим Фрэнки Мерулло, Рома Бартоне и Фабрицио Аллеганте — основными игроками в команде Мерулло. И блин естественно, они жрали вилками кальмаров с красным перцем.

Он же хорошо знает своих мальчиков, да?

Высокомерный Чаки Фариенте с лицом хорька, на котором вечно сияла ухмылка, приказывал Бартоне запугать строительные профсоюзы на восточной сторон. Клей подивился, почему же никто еще не убрал Чаки только за то, как он выглядит. Всегда самодовольно лыбится, словно в любой момент готов облить кому-нибудь рубашку вином.

Все эти крепкие, круглые, маленькие темные рожи поднялись одновременно, четыре черных помпадура, зализанных маслами и муссами, даже у Большого Фрэнка, который разменял седьмой десяток.

Прочищая горло от крови, Клей вытащил обе пушки и навел на банду, накрывая сразу всех.

— Мне нужен только Чаки. Он идет со мной, а вы, жирные ублюдки, можете доедать ужин. Все ясно?

Большой Фрэнки повернулся к Чаки и спросил:

— Ты мне вроде говорил, что коп мертв.

— А ты на него глянь — так и есть.

— Не совсем.

— Да через пару минут откинется.

— Кажется, ждать он не будет.

Клей присел на стол. Фабрицио стал осторожно сдвигать левую руку под пиджак, где он держал в кобуре нож. Надо признать, у этих сицилийцев есть стиль. Клей приставил ствол 32-го к уху умника и сказал: «Может, просто останемся уважающими друг друга противниками, а, Фаби?»

Теперь была очередь Рома выступать. «Мы разве мало платили вашему участку? Что, разве не приходил на неделе человек с большой сумкой?»

Рука Фаби сдвинулась еще на сантиметр к подмышке. Клей вздохнул, жалея, что нет другого способа все уладить, однако сильно переживать не стал. Спустил курок, и маленький кусочек головы Фаби буквально перелетел через полресторана. Шлепнулся с влажным хлюпом на колени какой-то дамы, ее серое вечернее платье от Прада вдруг забрызгалось кровью и осколками костей. Поднялся визг, люди забегали по ресторану, вопя что-то на итальянском, а работники с кухни кричали на испанском.

Босс Мерулло начал: «Ах твою-то ма…»

Клей поджал губы, встретился взглядами с Большим Фрэнки, прицелился и дважды выстрелил в грудь ему и Рома Бартоне.

— Пошли, Чаки. Немножко покатаемся. Любишь собак?

Блин, ну и выдержка у парня. Чаки продолжил потягивать вино, не желая двигаться ни на секунду быстрее, чем сам того хотел. Стоит уважать человека с таким спокойствием и уравновешенностью, при этом не заправленного по макушку героином.

— Теперь ты главный, но это пока.

— Значит, согласен?

— Чего ты хочешь? — спросил Чаки. — Ведь спустить курок — это легко.

— Но как мне тогда жить дальше?

— Дальше? Еще минут пять, в смысле?

Спазм скрутил внутренности Клея и он едва тут же не отошел. Новый поток крови залил горло, она начала сочиться из уголков рта.

— Плюс-минус.

— Ты хоть представляешь, как выглядишь?

— Идем.

Чаки и бровью не повел. Медленно допил вино, вытер губы салфеткой, застегнул пальто и последовал за Клеем. Будто они собирались на матч Никс (баскетбольная команда) в Мэдисон Сквер Гарден.

Чаки заглянул в Каприче.

— Нарик мертв?

— Посмотри на меня и спроси еще раз.

— Он должен был тебя только предупредить. Остальное… Я тут не при чем.

Клей ухмыльнулся, чувствуя на своих губах гниль. Открыл заднюю дверь.

— Влезай.

— Да ты свихнулся!

— Если бы. А теперь внутрь.

— Да что за бред, чокнутый сукин сын!

— Там места хватит. Все ждут.

— Да блин сдохни уже! — вскрикнул Чаки, его голос надломился. — Ты труп!

— Еще нет.

— Да из тебя дерьмо хлещет, будто тебе дюжину клизм поставили!

— Какие метафоры, Чаки.

— Отвали, мертвяк!

— Я так и обидеться могу, — Клей навел оба ствола на глаза Чаки. — Лезь.

Чаки Фариенте, цена примерно шесть миллионов или где-то так, в шелковом костюме за четырнадцать тысяч долларов и золотых украшениях еще на восемь косарей, с рубиновым кольцом, часами Ролекс и бриллиантовой перьевой ручкой посерел и сблевал.

— Гребаная вонь!

— Привыкнешь. Двигай.

Наконец Чаки начал заползать. Клей опустил ствол 32-го и отвесил ему подзатыльник рукояткой. Так намного быстрее. Чаки плюхнулся на заднее сиденье, ноющий, но в сознании, и тут же мухи поднялись ленивой черной тучей. С переднего стекла осыпался снежинками иней. Клей взял освежитель воздуха и обрызгал влажное пальто Чаки, покрытое непереваренными кальмарами и кусочками салями. Здесь вони и так хватает.