Смерть-остров - Галия Сергеевна Мавлютова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я самого Мироныча знаю, — подмигнул ему Михаил Григорьевич. — Вместе сиживали. Было время. Вот к нему и пойду!
— Какого Мироныча? Самого Мироныча? — Вскочил Василий из-за стола, не забыв, впрочем, выдернуть бумагу из машинки.
— Да. Сейчас наберу его по прямому проводу от Глебушки, и тебя, поминай, как звали! Был Пилипчук, красавчик писаный, и тю-тю, нету красавчика Пилипчука. По этапу пошёл.
— Да я, да это, да у меня же приказ Глеба Иваныча. Говорите, что с вами случилось, Михаил Григорьевич?
— Запомнил имя-то? Молодец! Далеко пойдёшь, если милиция не остановит, — заперхал смехом Михаил Григорьевич, — ты пиши, давай, Вася, пиши!
— А почему муж без вести пропавшей сам не пришёл? По закону с заявлением могут обратиться только близкие родственники!
Василия распирало от желания хоть чем-то досадить посетителю. Он боялся, что Галину Горбунову найдут, и тогда выяснится, что он присутствовал при задержании, и тогда ему конец. Василий с трудом держался, но что-то распаляло его изнутри. Уж так хотелось вытащить из Воронова хоть какую-нибудь злобу, как занозу, но Михаил Григорьевич невозмутимо потирал влажные щёки грязноватыми пальцами.
— Важное задание у него. Занят он. Григорий Алексеевич Горбунов занимает ответственный пост. К нему комиссия приехала. По этой причине он не может покинуть место дислокации. Вот, меня откомандировал по этой части.
— Командировку выписал? — В прищуренных глазах Василия заблестел звериный огонёк.
— Да отгул у меня, отгул. Всё по революционному закону. Ты будешь писать, или Миронычу позвонить?
— Да пишу я, пишу!
Василий отодвинул печатную машинку и принялся шумно карябать лист бумаги. Перо разъезжалось, падало, не желая подчиняться неумелым рукам.
— Так. Два дня назад вышла из дома и не вернулась Горбунова Галина Георгиевна. А кто её видел?
— Соседи видели. Из окна. Она вышла из дома в половине пятого в светлом пальто и новых туфлях светло-серого цвета. Всё светлое. Почти белое. В руке соломенная авоська. На голове причёска. Чего тебе ещё?
— Больше никто не видел?
Василий пыхтел, как паровоз, выводя букву за буквой. Почти не владея грамотой, он писал с трудом, словно делая чёрную работу.
— Никто!
Михаил Григорьевич думал, что если бы Галину Горбунову забрали, как беспаспортную, то Глеб Иванович знал бы об этом. В милиции обо всём знают. Говорит же, в органах во всём учёт и контроль. А, может, Галина в деревню подалась? Заела её тоска по родне, вот и сбежала. С деревенскими такое бывает. Вдруг затоскуют ни с того ни с сего и побегут, куда глаза глядят.
— Найди её, Пилипчук, но живой! Мёртвой она никому не нужна. Понял?
Михаил Григорьевич неожиданно преобразился. Пилипчук искоса поглядывая на него, удивился произошедшим изменениям. Воронов стал выше ростом, выглядел весомым и значительным, а голос загустел, будто цемент. Кривое и влажное лицо выпрямилось и подсохло. Под носом было чисто.
Василий Пилипчук покачал головой и вздохнул. Он не любил писать. Канцелярская работа ему не нравилась, но Глеб Иванович редко кому доверял секретные дела. Обычно секретными поручениями занимается Прокопенко. Пилипчуку сегодня повезло. Стараясь оправдать доверие самого Петрова, он, едва не плача, продолжал скрипеть стальным пером.
— Что ж ты, чума, делаешь? — взревел Михаил Григорьевич, но, оглянувшись на дверь, понизил голос: — Я не обучался грамоте, и то знаю, что женщина пишется через «и», а не «ы». Галина не женщына, а женщина. Чумило ты, Василий Пилипчук!
— Я тоже пас овец под Харьковом, — легко согласился Василий. — Вам какая разница, Михаил Григорьевич, «и» или «ы»? Вам женщину надо найти или в нашу писанину залезть?
— Женщину найти!
— То-то же! Тогда вот здесь и распишитесь.
Михаил Григорьевич расписался и ушёл в полном удовлетворении от приёма и встречи со старым товарищем. Пилипчук ему не понравился, так ведь не к нему же приходил. Все люди не могут нравиться. В эту ночь Михаил Григорьевич спал крепким сном. Ему снились райские сады, сплошь засаженные стройными вишнёвыми деревьями в самом начале цветения. И хотя он знал, что не бывает чисто вишнёвых садов со стройными стволами, но всё равно верил, что этот чудесный сад вырастили для него, старого каторжанина.
Овеваемые тёплым ветром, вишнёвые лепестки неслись ему прямо в лицо, один из них попал прямо в глаз. Михаил Григорьевич почесался и проснулся. На часах уже шесть утра. Скоро в часть. Пора вставать. Ох, и обрадуется Григорий Алексеевич, что поисками пропавшей супруги займутся новые советские сыщики. От старых никакого толку не было.
* * *В общем зале царило торжественное настроение. Несмотря на сложную повестку заседания, никто не чувствовал усталости. Лица присутствующих одухотворённо светились, освещая актовый зал дивным светом беззаветной веры в светлую идею. Григорий Алексеевич Горбунов третий час вёл собрание. Сегодня ему доверили заполнять секретный протокол.
На собрании главной повесткой дня стояла повсеместная паспортизация страны и создание новых поселений. В Ленинграде, Москве, и в целом по стране совсем нет жилья. Советское строительство находится в зачаточном состоянии. Стройки уже зарождаются; начали строить управление для чекистов на Литейном, в Нарвской заставе повсеместно возводят фундаменты первых жилых домов для рабочего класса, в центре строится новый дворец культуры. Но всё это только начинается. А сейчас, в данную минуту, где людям жить? Рабочий класс должен обеспечиваться жильём в первую очередь, но пока сдадут первые дома, пройдёт немало времени. В настоящий момент на каждого ленинградца приходится по три-четыре квадратных метра, а этого катастрофически мало. Бывшие барские квартиры поделены на клетушки. Люди ютятся в каморках по десять — двенадцать человек. Отсюда мордобои, убийства, разводы, бытовые преступления, нехорошие болезни. Необходимо срочно очистить город от деклассированных элементов. Партия и правительство заботятся о людях, строящих светлое будущее. В конце прошлого года было принято постановление о всеобщей паспортизации Страны Советов.
В январе текущего года вышло секретное указание о проведении чекистских мероприятий по обеспечению нового закона. Не
