Нулевая гравитация. Сборник сатирических рассказов - Вуди Аллен

дела и страдающими от тоски, затронула меня до глубины души. И в этот момент я вспомнил Харви Гроссвайнера, у которого есть история. Отойду в сторону, пусть он сам расскажет ее ipissima verba[34].

Непостоянство – суть жизни настоящего лицедея.

Сегодня мне позвонил мой агент Тоби Мант из «Союза тунеядцев», который с помощью комплиментов о моей гениальности пытался смягчить удар от того факта, что я не получил главную роль в фильме с Кейт Бланшетт под названием «Склеп в Парме»[35]. «И это никак не связано с твоей шепелявостью, – уверял меня Мант, – хотя, как твой представитель, я обиделся на сравнение с Котом Сильвестром[36]. Хорошие новости в том, что ты понравился британскому режиссеру Роялу Уоттлесу, и если он когда-то раздобудет необходимые средства на ремейк «Зверя с пятью пальцами», то он будет искренне заинтересован в твоих конечностях. Ладно, паренек, мне пора бежать. Должен быть у Дэйви Геффенса. Он переделывает свой шкаф и хочет знать, нужны ли мне картины Эль Греко, иначе он их выбросит. Чао». С этими словами он повесил трубку, оставив меня подсчитывать, сколько именно дней человек моего роста и веса сможет питаться сырными чипсами и водой из-под крана, прежде чем исчезнет с лица земли.

Непостоянство – суть жизни настоящего лицедея, и, хотя моя роль Вафли в «Дяде Ване» в прошлом месяце удостоилось приятного упоминания в журнале любителей сигар Aficionado, никто не ломился ко мне в дверь с предложениями. Конечно, еще десятки лет назад, когда я отдал предпочтение музам, а не тихой работенке в отцовском грузовике в службе по уничтожению тараканов, я понял, что жизнь, зависящая от прослушиваний, скорее всего, иногда будет голодной. Именно поэтому, когда несколько недель спустя зазвонил телефон и я услышал, что голос агента Манта, обычно полный отчаяния, звучит с оптимизмом, мое сердце заколотилось.

– Наконец-то хорошие новости, – защебетал он в трубку.

– Только не говори мне, что пришел ответ от Спилберга, – предположил я, скрестив пальцы.

– Нет, Стивен все еще собирается в свой годовой отпуск за границей, чтобы консультировать парламент Израиля, – сказал он.

– Тогда что? Тот вульгарный мюзикл Дермота Кратчли получил зеленый свет?

– Нет, нет, ничего подобного. По сути, позвонил какой-то торгаш в поисках разносторонне одаренного человека для конкретного проекта. Он хотел кого-то похожего на Хью Джекмана, только более красивого и привлекательного.

– Что это за проект? – спросил я. – Фильм? Театральная постановка? Мне бы не хотелось надолго застревать в телесериале. Разве что в том мини-проекте на HBO об Эйнштейне, который провел год с группой Бэйси.

– Я не совсем уверен, в чем заключается суть, – сказал Мант. – Вообще, у меня не было времени расспросить его о деталях с глазу на глаз. Помню только, что он упоминал что-то насчет куриц.

– Куриц? – просвистел я в ответ.

– Я не могу сейчас говорить. Я опаздываю на ланч с Мерил. Она заинтригована предложением сыграть Арафата. В любом случае сходи на встречу, паренек, и ты сразу все узнаешь.

Несмотря на небольшое напряжение в области левой лопатки, которое в прошлом сигнализировало о приближении нервного срыва, на следующее утро я обнаружил себя на пути к птицеферме, которая находилась в добрых трех часах езды от Родео-драйв. Владелец, Аль Капон, мелкий яичный барон, чье состояние росло и уменьшалось с каждым новым исследованием холестерина, протянул мне свою пухлую руку и выпустил дым от сигары в мою сторону.

– Значит, вы и есть Гроссвайнер, – сказал он, осматривая меня с ног до головы.

– С утра вроде был он, – ответил я добродушно в попытке растопить между нами лед и смягчить его кислую физиономию, но, судя по всему, мое замечание пролетело мимо, как баллистическая ракета «Скад».

– Это не вас я видел по телевизору, продающего терки для моркови? – спросил он, продолжая допрашивать меня, как декабриста в царской полиции.

– Моя жизнь – комедия и трагедия, – с энтузиазмом произнес я, чувствуя, как он играет в кошки-мышки и притворяется, что не знает о моих заслугах, чтобы поставить себя в более сильную переговорную позицию. – Будучи непревзойденным актером, я играл Шекспира и греческие трагедии, Пинтера, конечно же. Я – человек-оркестр. Поговаривают, что я могу хорошо петь, и хоть я и не Фред Астер, но могу исполнить веселую чечетку. Учился в актерской студии. И я провел кучу вечеринок на бар-мицву, когда нужно было оплачивать аренду квартиры. К тому же я могу исполнить моноспектакль по пьесам Ноэла Кауарда.

– Итак, курицы, – сказал он. – Вы ладите с курицами?

– Да, мой агент, Тоби Мант, упоминал что-то насчет них. Он был не совсем уверен по поводу контекста.

– Мне нужен тот, кто будет развлекать куриц, – сказал Капон.

– Ага, ага, – закивал я. – И под развлечением вы имеете в виду…

– Видите ли, обычный человек не понимает, что курицы довольно легко начинают скучать. Особенно в зимние месяцы.

– Я-я сам не знал этого факта, – сказал я, запинаясь.

– Им необходимо отвлекаться, иначе они не будут нести яйца, а яйца – причина, по которой я вожу «Ламборгини». В общем, мне нужен тот, кто будет их веселить. Чтобы эти несушки продолжали чеканить драгоценные яйца. За все про все пятьсот сотен в неделю. Ты в деле, дубина?

Я – человек-оркестр. Поговаривают, что я могу хорошо петь, и хоть я и не Фред Астер, но могу исполнить веселую чечетку.

В классическом нуарном фильме «Аллея кошмаров» Стэнтон Карлайл в конечном счете настолько низко опускается, что становится цирковым фриком, который во время представлений поедает живых цыплят. Не хочу сказать, что мой случай был настолько же жутким, но я убедил себя, что это не так позорно, как моя первая работа в качестве закадрового голоса в кукольной постановке пьесы «Шестеро, которые проходят мимо, пока варится чечевица». На следующий день я собрал кое-какой реквизит и поехал к назначенному скотному двору. Там я оказался лицом к лицу с беспорядочной публикой, состоящей из измученных петухов и куриц, жаждущих, по всей видимости, развлечения. Виандоты, леггорны, род-айленды и джерсийские гиганты[37] бесцельно расхаживали взад-вперед, пытаясь справиться с экзистенциальной тоской. Не теряя времени зря, я начал с исполнения Put On A Happy Face из фильма «Пока, пташка»[38] и перешел к энергичному приплясыванию под мелодию At Georgia Camp Meeting. Когда это попурри не смогло расшевелить пернатых, я переключил эмоциональный настрой на Sonny Boy – верный хит Джолсона[39], способный