Любушка-голубушка - Елена Арсеньева

Говяжья девчонка Света (понятно, да, что так называют тех, кто только на говядине специализируется? К ней одни татары ходят, им же свинину вкушать Аллах не велел! Евреи тоже около говяжьих девчонок тусуются, но им больше нравится Фая – она бывшая библиотекарша, интеллигенция, так сказать, а их кошерным мясом не корми, только дай с интеллигенцией пообщаться, а Светка не про них – она русская, это раз, простая, как русская печь, продавец и дочь продавцов – это два) как раз ляпнула, с отвращением глядя на запухшую Николашину морду:

– Да на тебя смотреть-то противно, а Любка с тобой еще шуры-муры разводит. Как ты можешь?! – это уже к Любе. – Послала бы его… сама знаешь куда. Вот долюбезничаешься – появится санэпидстанция, мало не покажется, что такую грязь привечаешь.

– Сама ты грязь, – обиделся Николаша. – Я в августе купался на Гребном канале!

На Гребном канале – это значит, что он, родимый, в Волге-матушке купался. В августе, главное! А на дворе уж октябрь! Тут бы Любе брезгливо отдернуться, а она плечами пожала и говорит Свете:

– Ну, знаешь, всякое может в жизни случиться. От сумы да от тюрьмы не зарекайся.

И как накликала, потому что в этот миг на нее коршуном налетел Капитонов.

Николаша испарился. Капитонов только руку протянул, чтобы его схватить, как он исчез. Ну вот натурально – был человек, и нет человека. Только ветер по мясному отделу пронесся, и Капитонов с удивлением сжимал и разжимал руку, которая вроде бы должна была вцепиться в Николашин видавший виды куртец, но почему-то оказалась пустой.

Вскинул бешеные глаза на Любу:

– Что это вы нищенство поощряете?! Почему с бомжом болтаете?! У вас мясо на прилавке, а вы тут грязь разводите!

– А он бомж?! – хлопнула глазами Люба. – Что вы говорите?! Я его впервые вижу. Он хотел мяса купить, да вспомнил, что деньги забыл, вот и побежал за ними. Я и не знала, что он нищий. Я его впервые вижу, честное слово.

Капитонов озадачился. Он привык, что эта тетка всегда тише воды ниже травы… заискивающе улыбается, краснеет, трепещет. А тут такая наглость.

– Как это впервые? – спросил растерянно. – Да я сам его сто раз на рынке видел, он то возле одних ворот, то возле других попрошайничает.

– А я нет, – пожала плечами Люба. – Я вообще, кроме мяса и своих покупателей, ничего и никого не замечаю.

– А вы знали, что он бомж? – повернулся Капитонов к бараньей Вале.

– Кто? – деловито спросила Валя, поддергивая свои белоснежные нарукавники, лишь в одном месте самую капельку запятнанные кровью: Валя была великая аккуратистка. – Я тут вообще никого не видела, мясо выкладывала.

И она показала на свой прилавок, посредине которого красовалась потрясающей свежести двусторонняя ляжка, иначе говоря – еще не разрубленный задок.

– Да не было тут никого! – приветливо поддакнула Люба, которая вообще милицейского начальства боялась до остолбенения, а тут что-то осмелела. Ну, после того, что она сегодня утром устроила, можно было и осмелеть.

А что, в конце концов?! Пусть никто не лезет в ее жизнь и в жизнь ее сына!..

Но сейчас она находилась не в своей квартире, где была полновластной хозяйкой и вообще владычицей морскою и могла творить что хотела, а в рынке. И то, что Капитонов легко спустил огромной, пышной, налитой, румяной, уверенной в себе, как памятник Валерию Чкалову, бараньей Вале в белоснежном халате и крохотной пилотке на взбитых кудрях, он не собирался спускать этой затурканной тетке с голубыми глазами, которые всегда боязливо вспыхивали при виде участкового, а сейчас почему-то смеялись.

Старшина привык, что она его боится. Что за новости?! Получалось, она из Капитонова идиота принародно делает?! Ну уж нет! Он взбесился и пошел вразнос:

– Опять у вас голова не покрыта? Кажется, уже был разговор!

Разговор и правда случался. Тогда Любе удалось свести его на нет, хотя имелся факт налицо, вернее, на голову: пилотки форменные она терпеть не могла. Волосы у нее пышные, но мягкие и легкие, чуть примнешь – теряют вид. Так-то вьются, разлетаются вокруг лица, а наденешь на них хотя бы эту легонькую пилоточку, снимешь – и будто Мамай по голове прошелся, как говорила одна старинная знакомая – кладовщица из типографии, где Люба работала, пока ее не уволили по сокращению штатов.

Впрочем, речь не о том. А о том речь, что в прошлый раз Любе удалось уболтать Капитонова, а сегодня не удастся, а она это мигом почувствовала.

– Слушайте, товарищ сержант, ну что вы меня мучаете? – проговорила Люба, вздохнув. – Ну что вам не нравится? Волосы у меня чистые, аккуратно подстрижены. Ну не переносят они шапок и чепцов, я даже в морозы хожу без шапки, в лучшем случае капюшон накину. Не смогу работать, если на мозг что-то давить будет. И вы посмотрите, ведь в пилотках этих дурацких никто не стоит, кто платок, кто берет надевает, а это тоже не форменная одежда…

– Как не надевает? Перед вами женщина в пилотке, – указал Капитонов на баранью Валю, и Люба едва сдержала смех, потому что прозвучало это так торжественно и высокопарно, как будто Капитонов был экскурсоводом в картинной галерее и представлял посетителям знаменитое полотно: «А теперь посмотрите налево (или направо, не суть важно). Перед вами „Женщина в пилотке“ кисти Рафаэля-Тициана-Рубенса…» – И у всех остальных головы прикрыты. Вы вот говорите, что у вас волосы чистые. А может, у вас себорея, и перхоть сыплется на мясо, которое люди потом в рот берут. А если пилотка давит вам на мозг, то ищите другую работу, где ношение форменной одежды необязательно.

– Себорея! – льстиво взвизгнула Светка, которая была до изнеможения довольна, что Любе достается по первое число. Света жутко завидовала ее кудряшкам, потому что у нее самой были не волосы, а какая-то сетка для волос – все в облипочку, стриги не стриги, завивай не завивай, на голову будто ведро воды вылили, никакой пилоткой не испортишь. Испорчено самой природой!

– Сама ты себорея, – буркнула Люба, покосившись на Светку, ну а Капитонов, если он не полный идиот, мог бы понять, кому на самом деле была сия реплика адресована и кто здесь вообще себорея – такой же прилипчивый и неотвязный. – Что вы такое говорите, товарищ участковый? Мы же каждые полгода медосмотр проходим. Вам санитарную книжку показать?

И только Люба это сказала, как вспомнила, что последние три дня она начисто забывала пройти медосмотр. И штамп в книжке у нее просрочен. На день, но все же… Сегодня утром она уже хотела поступиться принципами и, забежав к знакомой докторше, просто заплатить, чтобы штампик поставили. Но притащились эти… телеграмма, главное! – и она обо всем забыла. Еле-еле на работу успела, Степа уже сатанеть начал: мясо отличное привезли, а продавца нет! Короче, книжка просрочена. И потянул же черт за язык! Сейчас Капитонов ка-ак скажет: «А покажите вашу книжку!» Но он сказал не это.