Дикий, дикий запад (СИ) - Лесина Екатерина

…о старой Чарльз догадался по имени.

- …и объявилась весьма скоро, стала рассказывать подругам о том, до чего неплохо там живется. О доме, о муже. В общем, еще несколько девушек решили переменить судьбу, что вызвало некоторое недовольство. Однако вновь же, Уильям счел нужным разрешить конфликт.

- Забашлял.

- Выкупил, Эдди. Или, правильнее будет сказать, закрыл долги. И заявил во всеуслышание, что община будет рада принять любого, однако сперва этот человек должен или решить свои дела в миру, или же обратиться к Уильяму за помощью, а тот, в свою очередь, подумает, стоит ли связываться.

Хитрый, засранец.

Чарльз весьма себе сомневался, что этот самый Уильям так просто брался спасать всех.

- К слову, после этого ни Мэри, ни её подруги в городе больше не появлялись, с чего пошли слухи, что жить среди машманов не так и хорошо. Во всяком случае, я не слышала, чтобы кто-то еще ушел к ним. Хотя порой в городе и появлялись молодые пары, которые вскоре исчезали на дороге в Змеиный дол.

Как Августа.

Чарльз закрыл глаза, силясь справиться с болью и страхом. И совестью, которая нашептывала, что он сам виноват. Не уследил. Не заметил. Не… и вообще сразу надо было ехать, а не слушать советчиков.

Напишет.

Вернется.

Куда ей деваться от семьи… выходит, что есть куда.

- Вам следует взять с собой Милисенту, - этот поворот беседы был, мягко говоря, неожиданным.

Причем, кажется, для всех, включая саму девицу, до того с преунылым видом ковырявшую пудинг.

- Уильям сильный маг. Очень сильный маг, - леди Элизабет снизошла до объяснений. – Вам, возможно, будет неприятно слышать, но… вы слабее.

Слышать было и вправду неприятно.

- Силу его в той или иной степени унаследовали все сыновья. Именно потому война – не то, что вам нужно. Проникнуть в долину незаметно, Эдди, тоже не выйдет.

- Но…

- Это весьма… специфическое место. По сути Змеиный дол – узкая лощина, которая возникла между горами. Маги несколько изменили её, расширили, однако естественная защита сохранилась. Ведут в долину несколько дорог. По одной можно добраться верхом и даже с фургоном, прочие же преодолимы для людей подготовленных. Но и перекрыть их столь же легко.

- Думаете, охраняются?

- Практически уверена. Уильям – человек очень осторожный. Изворотливый. Беспринципный. А потому самый простой вариант – просто объяснить ему свой интерес. И предложить сделку. От денег он не откажется.

Деньги, как подозревал Чарльз, старый засранец тоже получит, усилиями Бишопов… которые… надо бы у матушки поинтересоваться, не приходятся ли оные какой-нибудь родней Сассексам? Скорее всего, приходятся. Там, если копнуть, все друг другу в какой-то мере родня.

- А я зачем?

- Затем, деточка, что… условия могут быть разными. Уильям… - в руках леди Элизабет появилась серебряная ложечка, которая описала по столу полукруг. – Ко всему прочему Уильям болезненно самолюбив. Незадолго до смерти… моего супруга он появился в доме. Пришел предложить мне убежище. Дом, меня достойный.

Голос все-таки дрогнул.

- Он клялся, что оставит всех прочих жен, что, если пожелаю, оставит и долину. Обещал увезти меня в Бристон. Многое обещал…

- Вы отказались?

- Я была замужем, - это прозвучало так, что и тени сомнений не возникло: сколь бы неудачным ни было замужество, но брачные клятвы для леди Элизабет – не пустой звук. – Тогда… он сказал, что будет ждать. Что однажды я пойму, сколь нуждаюсь в нем. И тогда приду сама.

- Вы…

- Милисента – моя дочь. Он помнит о ней.

- Помнит? – девица нахмурилась.

- Подарки на Рождество, - а вот братец её был куда более догадлив. – Это… он?

- Он.

- И ты…

- Уильям, может, не лучший человек в мире, но далеко не худший. С вами он может просто-напросто отказаться разговаривать. А вот Милисенту выслушает. Только…

Она замолчала ненадолго.

- Эдди, она должна вернуться обратно.

- Да, мама.

Глава 4 В которой герои обсуждают разницу между Востоком и Западом, а еще заключают сделку

Глава 4 В которой герои обсуждают разницу между Востоком и Западом, а еще заключают сделку

Рождество, стало быть.

Рождество я любила.

Рождество начиналось задолго до самого праздника с уборки, которая ненадолго оживляла дом, позволяя надеяться, что в этом-то году все станет иначе. И я с остервенением натирала жалкие остатки столового серебра, в котором и серебра-то не осталась. Переставляла посуду в шкафах. Скребла полы и драила окна, пытаясь добавить мутным стеклам хоть каплю прозрачности.

Потом мы с матушкой спускались на кухню.

Рождественский пудинг – это… это серьезно. Но в кои-то веки готовка меня не раздражала, как и церковные гимны мамаши Мо, которые та пела грудным низким голосом. И голос этот, кажется, проникал в самое мое нутро.

И дом наполнял.

…Рождество.

Изюм. Орехи. Цукаты. Шоколад, что появлялся на столе. Толстая индейка, запеченная с травами. И огромная ель, которую Эдди притаскивал в сочельник. Узор зеленых игл на полу. Запах хвои и праздника.

Подарки.

- Почему она мне не сказала? – спросила я, услышав, как застонал пол под весом Эдди.

- А это что-то изменило бы? – брат мой, который мог двигаться совершенно беззвучно, теперь ступал нарочито тяжело, заставляя старые доски петь и плакать.

- Не знаю. Но… я ведь придумала.

- Что?

Он сел рядом.

Старое наше место. Тайное. Тогда, много лет тому, я сюда убегала, чтобы не слышать раздраженного голоса отца, перекрывавшего все прочие голоса. Здесь, на чердаке, было спокойно.

И не пахло потом.

Спиртным.

- Историю. Будто где-то там, далеко, у нас с тобой есть добрый дедушка Уилли… он ведь так подписывался, да? И он живет. Он очень старенький, и потому не может приехать. Но однажды я соберусь и отправлюсь к нему в гости.

- Вот и отправишься, - хмыкнул Эдди.

…тогда, много лет назад, после очередного возвращения отца, я поднялась на чердак и обнаружила, что убежище мое занято.

- Наверное, глупо обижаться… почему она их передавала?

- Подарки? – уточнил Эдди.

Я кивнула.

…мы не дрались. Мы… смотрели. Я видела перед собой настоящего дикого орка, а он – девочку из хорошей семьи, ибо в присутствии отца мне следовало быть именно такой. А потому из сундуков доставались платья и панталоны, кушаки, платки и платочки, перчатки…

Как же я их ненавидела.

- Почему нет?

- Не знаю. Мне показалось, что она его… недолюбливает.

- Может, и так.

- Но подарки принимала?

- Подарки – дело хорошее.

Вот ведь. И понимает же распрекрасно, о чем я. Может, конечно, и хорошее, но…

- Помнишь, ту куклу? В платьице. Ты с нею спала. И ела. И вовсе не выпускала из рук? Она и сейчас у тебя сидит.

Сидит.

Ему жалко, что ли? И кукла… нет, в куклы я давно уже не играюсь, наверное, почти сразу после того, как Эдди взялся учить меня стрелять, то и бросила. Но мисс Китти – это не просто кукла.

Она красивая.

Чудесная.

И я помню свой восторг. И утро то помню. Отец, к моей огромной радости, не приехал. И потому утро было тихим. Снега насыпало по самые окна. И похолодало ощутимо. Пол кусался, но я кралась к елке, гадая, что мне принесли лесные духи.

А там…

- Думаю, мама просто… она такое позволить не могла, - Эдди вздохнул. Он был старше.

И умнее.

И… и тогда первым протянул руку, сказав:

- Ты слабая.

- Сам такой.

- Слабая. Я буду тебя защищать.

Причем произнесено это было низким рокочущим голосом, но я ничуть не испугалась, хотя никогда-то не видела прежде живого орка так близко. Но спросила:

- А перья дашь потрогать? И волосы заплести надо.

Волосы у него, как и у меня, были темными и жесткими, а еще все время норовили запутаться, но тогда он позволил расчесать себя. И я пыхтела, стараясь подражать матушке, чесала, разбирала пряди, ровняла пробор… как он только выдержал?