Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны - Алексей Ивакин

Внезапно сердце майора забилось часто-часто, потом вдруг замерло, пропустив такт, потом снова застучало по клетке из ребер. Быстро-быстро так застучало. Мир неожиданно замер, застыл на долю секунды. Замер водитель «Виллиса», закусив нижнюю губу, замерли листья на деревьях, замерла пыль в воздухе, замер, словно внезапно загустев, сам воздух. Затем краски исчезли, и все стало черно-белым. Странное чувство нереальности происходящего на мгновение охватило майора, но через секунду все прошло. Вернулись краски, звуки, запахи, ровно забилось сердце. Майор даже не успел испугаться.

Осталась лишь некая необъяснимая нереальность происходящего, и Крупенникову вдруг подумалось, что это не он. Как будто бы он настоящий глядит на себя со стороны, словно смотрит про себя кино или читает книгу. Причем фильм еще снимается, а книга еще пишется. Прямо здесь снимается и прямо здесь пишется.

Эти странные и даже откровенно-пугающие мысли были прерваны внезапным и вполне реальным разрывом. Впередиидущий студебекер внезапно вспух огненным шаром и опрокинулся набок, разлетаясь по обочинам пылающими обломками кузова и кабины.

Водитель «Виллиса» резко ударил по тормозам, и Крупенников вмазался носом в лобовое стекло. После чего немедленно выпрыгнул из машины.

– Немцы! Немцы! – бойцы штрафбата стали выпрыгивать из грузовиков, беспорядочно паля в окружающий дорогу лес.

В ответ из леса ударил еще один орудийный выстрел. И вспыхнул рвущимся бензиновым пламенем, развернувшись поперек дороги, еще один грузовик.

– Танки! – заорал пробегающий мимо Крупенникова боец. И впрямь из кустов, с хрустом сминая подлесок бронированным лбом и облепленными глиной узкими гусеницами, высунулся угловатый корпус «четверки». Похоже, всего одной… твари бронированной. Длинный хищный ствол семидесятипятимиллиметровой пушки, увенчанный ажурным грибом пламегасителя, уже выцеливал новую цель – всех делов-то панцерманам чуток башню довернуть – и ага…

– Пэтээрщики! Пэтээрщики! Валите эту суку! – стирая кровь, стекающую из разбитого носа, закричал Крупенников.

Но «эта сука», разумеется, оказалась плотно прикрыта пехотой.

И в лоб атакующим штрафникам ударили два пулемета «МГ» и винтовки…

Интерлюдия

– Идут, скоты… Как у себя дома. Идут и не боятся, – тихо ругался старший сержант НКВД Харченко, наблюдая, как немецкие грузовики, танки и полугусеничные бронетранспортеры вздымали июльскую пыль белорусских дорог.

– Надоело, блин, прятаться! – ответил ему боец Горох. – Давайте ударим, тащ старший сержант. Ведь от самой заставы отступаем. Ну, сколько ж можно?

– А чем ударим? Две винтовки, пистолет и граната.

– Вы как хотите, товарищ старший сержант, а я гранату сейчас попользую.

– Сидеть, Горох! Я что, один документы тащить буду?

– Документы, документы… Да кому они на хер нужны, те документы, когда немцы – вот они.

– Слышь, боец… Всему свое время. Дойдем до наших, будем и с немцами драться. А сейчас у нас приказ начальника заставы доставить документы.

– Вот и доставляйте, тащ старший сержант.

И боец погранвойск НКВД Горох пополз навстречу немцам.

А старший сержант тех же погранвойск того же НКВД Андрей Харченко лежал и, не дыша, смотрел. Смотрел, как его боец ужом скользнул в придорожных кустах. Смотрел, как он достал гранату, сдвинул предохранитель и приподнялся для броска на одно колено. Смотрел, как взорвался тупорылый серо-зеленый немецкий грузовик и как попрыгали оттуда объятые пламенем фрицы.

А потом он выдохнул сквозь плотно сжатые зубы и побежал в глубь леса, придерживая мешок с документами и знаменем заставы. Бежал, глотая слезы; бежал и не видел, как рядового Гороха расстреляли в упор из карабинов, а потом добавили для верности прикладом.

Кровавый июль сорок первого…

Майор Харченко стрелял из своего «нагана», встав на колено и не обращая внимания на осколки. Проклятый немецкий Pz-IV Ausf. H лениво ворочался в изломанных кустах и плевался фугасными снарядами по распластавшемуся вдоль дороги батальону. Очень так прицельно, к сожалению, плевался… Противотанковые пули только звонко цвиркали по толстокожей лобовой броне, покрытой остатками немагнитного циммерита, или теряли силу, прошивая жестяные фальшборта башни и отскакивая от основной брони. Тем временем Крупенников, вытирая кровь с лица, поднимал во фланговый обход роты Свинцова и Зайца.

Когда они, наконец, отжали фрицев, проклятый панцер дернулся было следом, но не успел. Кто-то из солдат ловко метнул противотанковую гранату под гусеницу, разорвав ее аж в двух местах. Обездвиженная «четверка» успела еще раз неприцельно рявкнуть орудием, но штрафбатовцы уже бросили ей под брюхо новую гранату. А после двое бойцов вскарабкались на кружащуюся на месте обреченную бронемашину, приоткрыли люк командирской башенки и забросили внутрь одну за другой пару «лимонок». И со всей возможной скоростью сиганули прочь. Внутри гулко бухнуло, затем рвануло еще раз, уже куда сильнее. Выбитые ударной волной крышки люков, кувыркаясь и сбивая с деревьев ветки и листья, отбросило далеко в стороны, а сорванная с погона башня медленно, будто нехотя, сползла куда-то вбок. И натворившая столько бед тварь замерла, воняя на весь лес смрадной гарью синтетического бензина и сладковатым запахом горелого человеческого мяса…

Скоротечный бой закончился.

– Вот прендегасты! – коротко и зло выругался Лаптев. – И откуда они тут взялись?

– Окруженцы, – хрипло ответил ему Харченко, перезаряжая барабан своего «нагана». Руки у него мелко тряслись, как всегда после боя. Особист этого стеснялся, хотя и знал, что это не от трусости. – Мы когда-то так же тут…

– Здесь начинал, майор? – спрыгнул в кювет комбат.

– Немного южнее. Ранен?

– Нос разбил. Он и так у меня ломаный, да тут еще в стекло вмазался, когда водитель тормознул. Кстати, где он?

– Хер его знает. Где-то тут, наверное, – тяжело дыша, ответил Лаптев.

– Командиры рот! Доложить о потерях, – гундосо крикнул Крупенников, поднявшись во весь рост. И добавил, покачав головой: – Ты смотри, что натворила, тварь. Три грузовика в хлам.

В белорусское небо поднимались четыре столба черного вонючего дыма.

А немецких трупов оказалось всего семь, если не считать тех, кто догорал, размазанный по стенам боевого отделения, в танке. И один раненый. Штрафники не любили брать пленных. Не любили, но иногда приходилось.

Экспресс-допрос провел особист. Выяснилось, что фрицев было двадцать человек, действительно окруженцы. У танка кончалось топливо и боеприпасы. Вот и решили атаковать русских из засады. Смертники, блин.

Немца наскоро перевязали и сунули в один из уцелевших грузовиков, строго-настрого приказав бойцам-переменникам довезти пленного живым и слегка здоровым до передовой.

А вот после этого начались настоящие проблемы. Или даже так – ПРОБЛЕМЫ. Когда грузовики догорели и их сбросили с дороги, командиры рот долго копались в воняющих горелой резиной остатках студебекеров. Потом они медленно пошли к «Виллису». Лица у офицеров были, мягко говоря, озадаченными.

– Что так долго копались? – раздраженно рявкнул комбат.

– Товарищ майор… – начал Заяц. В этот момент он отчего-то перестал напоминать волка, став похожим именно на зайца. Беляка. Ибо лицо его было белым как мел.

– Что мнетесь, как барышня после променада? Докладывайте, старший лейтенант! Что у вас с потерями? – подключился к разговору Харченко, тоже почуяв недоброе.

– Так это… нету потерь…

– В каком смысле нет? – поднял голову приготовивший акты Лаптев.

– У меня пропали первый и четвертый взвод, – уставился на свои сапоги Заяц.

– Что значит пропали? Как так пропали? Старлей, ты соображаешь, что говоришь? – крикнул на Зайца Харченко.

– Соображаю, товарищ майор. В сгоревших машинах нет трупов солдат. И оружия нет. Ничего нет. Вообще. Как будто испарились.

– Заяц, ты пьян, что ли? – не выдержал Крупенников.

– Идите и посмотрите сами, – внезапно обиделся старлей.

– Посмотрим, не переживай. А у тебя, Петровский? Тоже потерь нет?

– Так точно, товарищ майор, нет, – убитым голосом ответил командир первой роты. – Только пропавшие без вести.

– А ну пойдем, посмотрим! – сорвался с места Харченко. За ним скорым шагом двинулись Крупенников с Лаптевым. Хотя обоим очень хотелось побежать, но командирам в армии суетиться не положено.

Они долго копались в остатках догоревшего переднего грузовика, но ровным счетом ничего не обнаружили – ни обгоревших трупов, ни личного оружия, ни даже звездочек с пилоток. И в двух других – то же самое.

– Шестьдесят два штрафника пропали без вести, – убито подытожил капитан Лаптев.