От любви сумасшедшая (Ольга Жеребцова) - Елена Арсеньева

Суворова, к примеру, он вообще полагал «сумасшедшим на три четверти». С другой стороны, герой русской армии и в самом деле был фигурой довольно одиозной и поведение свое никаким стандартам не желал подчинять. К примеру, при въезде 15 марта 1799 г. в столицу Австрии, бывшую тогда союзницей России, он выбивался из сил, крича:

– Да здравствует Иосиф!

Когда его остановили и сказали, что царствующего императора зовут Франц, Суворов выразил величайшее изумление:

– А! Вот как?! Видит бог, я этого не знал!

Ну и так далее.

Впрочем, Суворов – это не главное. Главное, что Уитворт поначалу был настолько доволен Павлом, что радостно информировал свой кабинет: новый-де император хотя и восстановил против себя некоторых лиц, но со времени своего вступления на престол возбуждает одобрение большинства. Однако очень скоро он выражался уже менее утвердительно: многочисленность указов, поминутно следовавших один за другим, смущает и подавляет общественное мнение.

Точно так же резко, как менялся курс внутренней политики, менялись и внешнеполитические пристрастия Павла. Как ни был ловок дипломат Уитворт, а Ростопчину все же удалось взять над ним верх! Павел начал откровенно заигрывать с Наполеоном…

…Тем временем настал 1800 год, и Павел счел необходимым вернуть Платона Зубова из-за границы. Слишком уж зазорно вел себя там этот человек, оставшийся невероятным красавцем и непревзойденным юбочником. Сначала он всюду возил за собою какую-то девицу, переодетую камердинером; потом в Теплице назойливо ухаживал за красавицей эмигранткой Ларош-Эймон; наконец приволокнулся за молоденькими принцессами курляндскими, влюбился в старшую из них, Вильгельмину, а когда отец не согласился на брак, решил похитить ее. Сделался большой скандал. Однако, вернувшись в Россию, Зубов сумел наладить отношения со двором и императором, благоразумно посватавшись к дочери графа Кутайсова. Таким образом, он снова попал в милость к Павлу, которому очень нравилась эта некрасивая, но добродетельная юная особа, его крестница. О том, что «добродетельная девушка» совершенно потеряла голову при виде рокового красавца Зубова и моментально отдалась ему, императору благоразумно не сообщали…

Словом, тучи над головой Зубовых как будто рассеялись, и любовь лорда Уитворта к прекрасной Ольге Александровне немедленно вновь запылала, причем с удвоенной силой. Теперь это была именно та жизнь, которую она любила: сплошной праздник!

Павел, сам человек то весьма приверженный удовольствиям, то сущий пуританин, тем не менее требовал от аристократии постоянной сдержанности в обычаях и привычках. Трудно было петербургскому большому свету после шума и веселья екатерининских времен привыкать к новому течению, но Павел шутить не любил. Великосветские приемы волей-неволей поблекли и притихли. Однако вся столица знала дом, где можно было весело провести вечер, ничем не рискуя. Это был дом Ольги Александровны Жеребцовой.

Когда семья Зубовых собралась в Петербурге и вновь попала в милость, у Ольги Александровны на Английской набережной открылся салон – и пошли почти ежедневные веселые пиры, которые оплачивал Уитворт. Благодаря неиссякаемому кошельку благородного лорда (сиречь – английскому золоту) по вечерам в доме на Английской набережной (весьма символичное название!) шампанское лилось рекой, гости наслаждались всеми затеями французской гастрономии. Разумеется, если бы император знал про эти сборища, он не потерпел бы их, но он ничего не знал и знать не мог: одним из частых посетителей и давних поклонников Ольги Александровны был граф фон дер Пален, военный губернатор Петербурга. Тайная полиция работала под его начальством, все донесения агентов проходили через его руки, и Пален давал движение только тем доносам, в которых не упоминались имена Жеребцовой и ее гостей.

Конечно, не одни пиры составляли суть вечерних собраний Ольги Александровны. Там сходились и члены английского посольства, и гвардейская молодежь, оттертая на вторые роли любимчиками Павла – гатчинцами, некоторые сановники, верные традициям Екатерининской эпохи, а также некоторые лица, ожидавшие много хорошего от наследника, но не особенно преданные императору с его пугающими причудами.

Всякий мало-мальски разумный человек понимал: при Павле никогда нельзя быть уверенным в прочности своего положения. Его считали сумасшедшим – и не просто чудаком вроде Суворова, а опасным безумцем! Даже сам великий князь Константин, сын Павла, заявлял: «Мой отец объявил войну здравому смыслу с твердым намерением никогда не заключать мир!»

Зубовы не забыли своего печального опыта, они нипочем не желали новых печальных неожиданностей – и готовы были обезопасить себя. Таким образом, и семейные узы, и личные чувства заставляли Ольгу Александровну примкнуть к лагерю недовольных павловским царствованием.

Личные чувства, само собой, касались прежде всего Уитворта.

Англия воспротивилась притязаниям Павла на Мальту, где находилась резиденция умирающего Мальтийского ордена, коему истово покровительствовал русский император. Это вызвало взрыв неконтролируемой ярости Павла.

Союз с Англией был порван, начались переговоры с первым консулом, на сцену явился грандиозный план похода в Индию, чтобы поразить Англию в ее ахиллесову пяту… Уитворт тоже впал в немилость, прежде всего потому, что отказался вступить в Мальтийский орден, великим магистром которого в России был сам Павел Петрович.

Надо сказать, что русский император придавал своему увлечению огромное значение, почти патологическое. Весь двор, вся семья государя были членами ордена. На его поддержку тратились огромные деньги. Католические священники всерьез размышляли о том, что с помощью передовых отрядов госпитальеров[7] им удастся повергнуть Россию к подножию престола Святого Петра.

Строго говоря, Уитворт готов был нацепить на себя и красный супервест, и белую мантию, и участвовать во всех этих нелепых обрядах. У него были свои далеко идущие цели, для которых ему нужно было звание пэра[8]. Успехи при русском дворе могли бы принести ему желанное звание как награду в отечестве. Однако королевский двор всячески противился тому, чтобы посланник перерядился в члены братства святого Иоанна Иерусалимского, ведь Англия – страна протестантов!

Отношение англичан к его любимой игрушке и нежелание поддержать его притязания на Мальту невероятно возмутили русского императора. А тут еще англичане возьми и завоюй этот несчастный остров!

Это произошло 1 марта 1800 года и сыграло поистине роковую роль в дальнейших событиях.