Бруно + Глория и пять золотых колец - Элли Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пока я собираюсь наслаждаться этим временем с Глорией.
Официантка спрашивает, не хотим ли мы десерт.
— У вас есть канноли? — спрашивает она.
Если бы я всерьез воспринимал это свидание, то это был бы момент, когда я бы влюбился. Не потому, что моя бывшая не прикоснулась бы к этим штукам, а потому, что они мои абсолютные любимцы и сопровождают каждое из моих лучших воспоминаний.
В гостях у бабушки и дедушки в Италии? Традиционное канноли каждый раз.
Мой день рождения, особенно тот, когда я получил свою первую машину (это был подарок самому себе и глупость в Нью-Йорке, но все равно)? Празднуется шоколадными канноли с шоколадной крошкой.
Поступил в колледж со стипендией по футболу? Канноли с фисташками. Цвета университета были бело-зелеными.
— Извините, у нас нет канноли, но у нас есть ванильное мороженое с вафельной крошкой и шоколадным соусом. — Официантка перечисляет еще несколько позиций десертного меню.
Мы заказываем «Бивертейл» с «Нутеллой», карамелизированными бананами и сахарной пудрой, а также «Нанаймо», который, по словам официантки, содержит основание из крекеров, заварной крем, кокос и шоколадную начинку.
Какими бы вкусными ни казались десерты, мы с Глорией снова были настолько поглощены разговором, что едва заметили, как они появились.
Это началось как свидание вслепую и превратилось в лучшие три часа, которые я провел с кем-либо за долгое время. Я пришел сюда в поисках кого-то подходящего для семейных встреч и не особо заботился о том, как она выглядит. Назовите меня мелочным, но мои единственные требования заключались в том, чтобы девушка не была уродливой и обладала приличными манерами.
Теперь, взглянув на Глорию с ее каштановыми волосами цвета капучино и карими глазами, часть меня хочет еще одного свидания — и не фальшивого. Если станет известно, что она не замужем, мои братья выстроятся в очередь, чтобы ухаживать за ней.
Встаньте в очередь, мальчики.
Она даже мила с застрявшим кусочком шпината между ее идеальными в остальном зубами. Я не обращаю на это внимания, потому что меня отвлекает ее шелковистая мягкая кожа и созданные для поцелуев губы.
Уголки этих губ приподнимаются в улыбке.
— У тебя выражение лица как у Джеймса Дина.
Это, наверное, то, что Фрэнки называет ШБК (Шарм Бруно Коста).
— Я не бунтарь, но у меня есть цель3.
— И какая же?
— Чтобы мы наслаждались этими десертами. — Я пододвигаю ложку к Глории.
Слегка покачав головой, она несколько раз моргает.
— Я даже не заметила, что их принесли.
— Я тоже.
На этот раз наши взгляды задерживаются на более длительное время. Я не могу не почувствовать, что между нами происходит что-то невысказанное.
Глория не только великолепна, но и умна, целеустремлена и щедра на улыбки, что говорит мне, что она добрая и заботливая.
Но я здесь не ради этого. Это просто свидание для удобства. Заслон от моих родителей, которые донимают меня тем, что я до сих пор не женат. Не то чтобы они хотели, чтобы я женился на свой бывшей.
Возможно, они не очень хорошо распоряжаются своими деньгами, что и привело меня сюда в первую очередь, но они безупречно разбираются в людях — за исключением, видимо, случаев, когда речь идет об интернет-мошенниках, которые охотятся на пожилых иммигрантов.
Проблема в том, что они очень щедры. Настолько, что, когда «лигерийский принц» обратился к ним с душещипательной историей о пиратах и попросил денег, мама и папа выслали ему немного, а потом еще больше. Оказалось, что это была афера. Когда мой старший брат, Томми, изучил их финансы, родители оказались на мели. Поэтому он взял дело и, очевидно, тесто для пиццы в свои руки и решил открыть пиццерию.
Без моего ведома они наняли меня в качестве финансового специалиста. Дело в том, что я не могу отказать семье, так что я здесь.
Однако мама и папа подают хороший пример того, что значит быть в отношениях. Их отношения длятся уже четыре десятка лет. Так что я прислушаюсь к их советам, когда придет время. Надо было прислушаться к их предостережениям насчет Мэлони.
Пока что я буду придерживаться долларов и здравого смысла.
Следующие часы в компании Глории пролетают как песок в песочных часах. Десерты исчезают медленными кусочками, которые мы смакуем, а разговор течет как нежная река, пока мы не остаемся единственными клиентами в «Ястребе и свистке».
Официантка убирает все с нашего стола и наконец приносит счет. Мы оба одновременно тянемся к нему, и наши пальцы соприкасаются. Мой пульс учащается, когда наши взгляды встречаются.
Глория переключает свое внимание на официантку.
— Не знала, что уже так поздно. Надеюсь, завтра я не буду развалиной. Мне жаль, что мы так долго занимали столик, — говорит ей Глория.
Мне не жаль. Нисколько.
Официантка подмигивает.
— Не беспокойтесь. Похоже, оно того стоило.
Определенно.
Единственная проблема в том, что завтра я официально начинаю свою новую работу в семейном бизнесе, что оставляет мало времени для любви. И у меня не хватит духу притворяться с этой женщиной, потому что она опасно реальна, как и трепет внутри меня.
Мы оба медленно и неохотно выбираемся из кабинки, надеваем пальто и направляемся к двери. Моя рука рефлекторно опускается на ее спину, направляя нас вперед, или удерживая нас рядом, я не уверен.
На улице мы задерживаемся перед рестораном, наше дыхание клубится в прохладном морозном воздухе.
Глория рассказывает мне о том, как росли ее собаки — отставные полицейские K9, поскольку ее отец тоже служил в полиции.
— Я давно хотел завести собаку, но с... — Я машу рукой в воздухе, не желая произносить слово «работа», потому что впервые за долгое время не хочу вспоминать о своей одержимости, э-эм, преданности своей профессии.
Быть с Глорией не похоже на работу. Это легкий разговор, развлечение, чистое удовольствие, смех и восторг.
— Как бы ты назвал свою собаку? — спрашивает она.
— Зависит от характера, но мне всегда нравилось имя Ровер.
— Так неоригинально, — дразнит она, стукая меня по руке.
Трепет от прикосновения возникает снова, несмотря на то, что оно проходит через слои моего шерстяного пальто.
— Шучу. Я бы точно назвал свою потенциальную будущую собаку Энди.
Глория бросает на меня недоверчивый взгляд.
— Почему Энди?
—
