Загадка смерти Сталина. Исследование - Абдурахман Авторханов

Чеченцы говорят: волк, шествующий к горной вершине, рискует своей жизнью. Так погибло много «сталинских волков» — от рук самого же Сталина. Но, жертвуя такими волками, как Поскребышев и Власик, Сталин не знал, что он впервые в своей жизни стал орудием чужой воли. Как это случилось, мы увидим дальше.

Глава третья

БЕРИЯ — МАРШАЛ ЖАНДАРМЕРИИ

Из истории мы знаем, как удивительно сбывались пророчества иных учителей о будущности их незаурядных учеников. Учитель истории сухумского училища превзошел своих предшественников.

— Ты, Лаврентий, — сказал он одному из своих учеников, — будешь знаменитым кавказским абреком, как Зелимхан, или не менее знаменитым русским полицейским, как Фуше.

Берия стал и — и. Сначала он был красным абреком в бакинском подполье и в меньшевистской Грузии в 1920–1921 годах, а потом на протяжении пятнадцати лет — большевистским Фуше при Сталине.

В училище, которое Берия окончил в 1915 году в возрасте шестнадцати лет, за ним прочно закрепилась кличка Сыщик, которой он гордился. История этой клички ярко рисует будущего шефа советской тайной полиции. В училище часто случались разные кражи, у учителей исчезали портмоне, папки, у учеников разные мелочи. И Лаврентий за определенную мзду начинал розыск и почти всегда находил украденное. Неудивительно: в большинстве случаев он сам и крал.

Две его кражи вызвали шум во всех школах Сухуми.

Классный наставник, ведший записи о поведении учеников, чуть не потерял службу, так как Берия украл весь его «архив» и через подставных лиц продавал ученикам их «характеристики». Следствие так и не установило виновного.

Второй случай был связан с самим директором училища. Директор был злой и ограниченный человек казарменного толка, живший по заветам Бенкендорфа и Уварова — «самодержавие, православие, народность». Если он слышал о каком-либо проступке ученика, то он не «наставлял» его, а просто исключал. Однажды Берия решил проучить директора. У окружного школьного инспектора во время его очередного визита в училище стащили бумажник с довольно крупной суммой денег. Подозрение пало на учеников. Их поголовно обыскали, но безрезультатно. Тем временем полиция получила анонимку о месте нахождения бумажника. Явился пристав, попросил директора открыть его письменный стол — о ужас! — в нем нашли бумажник со всеми деньгами! Директор получил удар, а потом исчез. Хотя и догадывались, что это дело рук Берия, но доказать этого никто не мог. Лишь после революции Берия рассказал, как он организовал эту операцию.

Еще мальчиком Берия понял полицейскую философию: любить доносы — презирать доносчиков. Он никогда ни на кого сам не доносил. Но если ему хотелось кому-нибудь отомстить или просто нашкодить, то он рассказывал о проступке, часто даже им самим вымышленном, тому ученику, которого знал как доносчика.

Берия был всегда первым учеником. Особенно выдающимися были его способности в точных науках. Берия любил ловить учителей на ошибках, задавать им каверзные вопросы. Учителю истории, человеку весьма радикальных взглядов, но связанному официальной программой преподавания, Берия однажды задал чисто провокационный вопрос: «Кого надо больше любить — царя, Россию или Грузию?» Вот этот вопрос и вызвал приведенное выше саркастическое замечание учителя.

Однако полицейско-сыскные способности Берия вовсю развернулись лишь после переезда в Баку. Он поступил в Бакинское техническое училище, которое окончил с отличием, получив звание дипломированного техника-архитектора. За это время в России произошли — одна за другой — две революции, а сама Россия вышла из войны. В истории его тогдашней деятельности Берия не давал копаться никакому биографу. Если кто пытался это делать, того чекисты убивали.

Сухие официальные справки об этом периоде не только неполны, но отчасти и ложны. Вот они: в марте 1917 года Берия вступил в партию большевиков (на самом деле он вступил в партию в 1919 году, а Сталин задним числом установил ему дооктябрьский стаж, так же был установлен, например, стаж и Ежову: вместо 1918 года — 1917-й); в июне 1917 года Берия ушел на румынский фронт, а в конце 1917 года вернулся в Баку (на самом деле Берия дезертировал и в Баку за взятку оформил «освобождение» от военной службы по «инвалидности»); в 1918–1919 годах Берия был на подпольной работе в Баку (в чем же конкретно она заключалась — никогда не сообщалось). Бакинские годы Берия предопределили его головокружительную полицейскую карьеру сразу в четырех разведках — советской, мусаватистской, турецкой и английской (за это его потом официально и назовут агентом международного империализма). Его служба в этих разведках (иногда прямая, иногда через резидентов) не вызывает сомнения, но все еще не выяснен главный вопрос: служил ли Берия «из любви к профессии» или по заданию Чека? (Баку был в те годы центром акций всех больших разведок держав Антанты и Четверного союза.)

Первая поддающаяся проверке связь Берия установилась с мусаватистской, а через нее с турецкой разведкой, которая, в свою очередь, была связана с немецкой разведкой. С мусаватистами Берия свел его Друг по бакинскому училищу Мирза Бала, будущий видный деятель независимой республики Азербайджан. Мирза Бала познакомил Берия и с начальником бакинской городской полиции Мир-Джафаром Багировым, оказавшимся одновременно и советским агентом. С тех пор Берия и Багиров неразлучны в полицейской карьере, даже расстреляют их по одному и тому же делу (хотя Багирова и годом позже). Копии информации, которую Берия давал Багирову для мусаватистской разведки, Багиров переправлял и в штаб 10-й Красной армии в Царицыне. В штабе армии обратили внимание на исключительную ценность этой информации и предложили Багирову «специализировать» Берия по чисто военной разведке. Берия вернейшим инстинктом сыщика понял, с кем имеет дело, и решил взять быка за рога: он написал политический трактат на грузинском языке о том, как организовать в Баку советскую военную разведку, и направил его наркому национальностей грузину Сталину-Джугашвили, в то время бывшему в Царицыне. Вскоре Берия вызвали к резиденту Чека и ЦК в Баку Микояну.

Однотипы сходятся плохо, контрасты — быстрее. Микояна и Берия объединяло только одно: их непостижимый врожденный нюх карьеристов и граничащий с гениальностью дар сыщиков в политике. В остальном они были антиподы: Микоян — армянин, Берия — грузин (в кавказских предрассудках эта разность немаловажна, ведь Мдивани предлагал провести деарменизацию Тифлиса, заявляя, что «пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — это совсем не значит «все армяне, в Тифлис собирайтесь!». Микоян получил богословское образование, а Берия — техническое. В молодости Микоян действительно был верующим марксистом, а Берия никогда не верил ни в Бога, ни в Маркса; Микоян был преимущественно политиком, потом полицейским, Берия был преимущественно полицейским, потом политиком; Микоян был преданным мужем и примерным отцом, у Берия каждая приглянувшаяся ему женщина должна была стать его любовницей, а его незаконнорожденным детям вряд ли кто знал счет; наконец, Микоян был способен подписывать приказы об убийствах, но, кажется, лично никого не убивал, а Берия часто подписывал приказы после того, как он кого-нибудь убивал (включая старых большевиков), — об этом рассказывал Хрущев на XX съезде.

Работая в бакинском подполье помощником Микояна по делам иностранных разведок, Берия продолжал, минуя не только Микояна, но и Дзержинского, связываться со Сталиным. Постепенно Берия сделался ценнейшим осведомителем Сталина, работающим в среде старых кавказских большевиков — соперников Сталина. Микоян прекрасно знал, что и о нем самом Берия информирует Сталина. Но куда легче перехитрить лису, чем Микояна. Он решил оградить себя от полицейского зуда Берия и нашел для этого верное средство. Каждый свой политический доклад в Москву, в ЦК и в Чека Микоян «строго доверительно» показывал Берия, а из этих докладов Берия вычитывал, как Микоян высоко ценит его работу. Расчеты Микояна вполне оправдались — Берия начал расхваливать Сталину до небес политические акции Микояна, чтобы придать его свидетельству о самом себе надлежащий вес.

Там же, в Баку, в 1919 году Берия впервые связался и с англичанами. Об этом открыто рассказывали на Кавказе до назначения Берия начальником Закавказского ОГПУ в конце 20-х годов. Но если о работе Берия для английской разведки говорили, основываясь лишь на рассказах отдельных лиц, то о его работе на мусаватистскую разведку сохранились документы. О них говорил на пленуме ЦК в 1937 году член ЦК ВКП(б), бывший первый секретарь ЦК коммунистов Азербайджана, нарком здравоохранения СССР Г. А. Каминский. Сообщив об этом, Хрущев сказал на XX съезде: «Едва пленум ЦК успел окончиться, как Каминский был арестован и расстрелян». Если бы Берия работал в иностранных разведках по заданию Чека и ЦК, что считалось «подпольной революционной работой», Сталин на пленуме, несомненно, дал бы соответствующую справку, как это бывало в других аналогичных случаях. Он этого не сделал. Поэтому пленум полагал, что дни Берия сочтены, но сочтены оказались дни его разоблачителя.