Паранормы - Константин Андреевич Чиганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я философски отношусь к факту людской смертности, и такие потуги на престиж меня забавляют. Все там будем, уж это точно и определено от рождения. К чему и переживать так? Что, изменится дата ухода? И зачем покойнику хоромы?.. «Все вечности жерлом пожрется, и общей не уйдет судьбы…»
Не украшайте памятник портретом:
Уж больно получается живой
Тот, кто давно на свете не на этом
Вкушает им заслуженный покой.
И черный мрамор, медь, кариатиды —
Ненужный для усопшего уют,
Напоминают мумий, пирамиды,
И принцип: «Проходи — не подают!»
Пусть будет все, как водится на свете.
У предков вы найдете ли изъян?
Чугунный крест, роса на нем и ветер,
Качающий багульник и бурьян.
Но прореха в стройном ряду памятников, как выбитый зуб во рту, привлекала внимание. Я подошел ближе, миновав роскошное черное надгробие какого-то «Незабвенного Гарика».
…Земля казалась будто взорванной изнутри, как если бы неведомая сила вырвала из могилы гроб с телом, разметав насыпь и оставив яму в форме этого последнего жилища человеческого. Внизу, в разоренной могиле, белел рухнувший туда прямоугольный памятник.
Соседняя с могилой, серая вертикальная плита была обезображена страшной язвой высокотемпературного ожога. Осталась лишь часть позолоченной надписи: «ТОЛКУ…»
Я не сторонник таких фактов, прямо скажу. Меня такие силы нервируют. Я бы закрыл на них глаза, если бы смог.
Белая церковь с зеленой кровлей виднелась в углу кладбища, в старой его части. В окружении чугунных крестов и памятников с ангелами здание, ветхое, с осыпавшейся штукатуркой, обнажавшей кое-где кирпичи, с небольшой колокольней, казалось дряхлым богомольцем, пришедшим поклониться усопшим. Давно уже не звонили эти колокола, и не возглашал внутри священник: «…Вечную память!»
Чтя утраченную навсегда святость места, я приказал Рою ждать у дверей, на паперти. Он неохотно согласился.
Внутри серый свет пробивался сквозь пыльные закругленные окна. Икон на стенах не было, и пустыми глазницами зиял резной золоченый алтарь. Царские врата лежали на амвоне, сорванные с петель. Весь пол оказался усыпан ломкими останками цветов. Никто их не убирал, как видно, когда люди спешно покидали храм.
Окинув взглядом беленые своды, я прошептал короткую молитву. И вышел из церкви прочь.
Город ждал впереди, и нас это не вдохновляло. Предчувствия были тягостные, в душе сумрак, но я удалялся от освященных стен обычным ровным и осторожным шагом. Рой собачьей легкой трусцой двигался впереди. Ржавая калитка в сварных воротах кладбища открылась со скрипом. Небо затягивали сизые, словно не стиранные облака, и накрапывал дождик, который вовсе не понравился псу.
Мы вошли в пустой город с северо-востока, прошли мимо бетонной стелы с патриотическим лозунгом, в котором недоставало метровых букв и нескольких брошенных машин с выбитыми стеклами на въезде. Мимо сгоревшего бензовоза в белесых потеках, низко сидевшего на ободьях возле поста дорожной инспекции. Поглядев на распахнутую дверцу кабины, я почти без интереса подумал, удалось ли шоферу спастись, или его кости остались там. Проверять я не стал.
Дождик не проходил и не становился сильнее, придется терпеть эту морось. Капюшон надевать я не хотел — не люблю его почему — то. Рой подбежал и прижался к ноге мокрым боком. Продрог. Я приласкал его, и друг закрутил куцым хвостом. В груди моей как будто просквозило ветром и унесло душную хмарь и тоску.
Что-то отпускало меня.
Рою передалось мое новое настроение и он тихонько гавкнул, глядя глаза в глаза.
Я шлепнул его по крупу: «Вперед, вперед, плешивые стада!»
8
— Внимание — на обе стороны улицы. Особо — наблюдать за подворотнями, дверьми и люками коммуникаций.
Рой понял меня и включился в работу. Мне памятен был тот заваренный люк у дороги.
Пришлось обходить перекресток — почва просела над трубами теплотрассы, и покрытие разошлось огромной звездообразной раной. Поистине, стоном стонет мать — земля сырая.
С фонарных столбов кое-где свисали обрывки проводов. Пустые магазинчики и кафе. Особенно нелепо смотрелись рекламные плакаты: «Мебель для вашего офиса — спешите в „Лавегдор!“, „Дюкран“ подарит вам новые впечатления!» и прочее в том же духе.
Каменные джунгли! Заповедник гоблинов!
Казалось, мы вошли в скверный иррациональный сон, и потерялись в нем. Правда, во сне нет запаха. Здесь пахло. Несло непередаваемым словами духом затхлости, гнилью, хотя все здесь должно было сгнить до нас, и какой — то химией вроде керосина.
И, сколько бы мы не шли, нигде не было мух и комаров, хотя дождь давно прошел. Мелкая крылатая живность будто вымерла за городской чертой. А может, так и было.
Я очень хорошо представляю себе:
…Дернулись и развернулись черные стволы спаренных автоматических пушек в полусферических башнях. Качнулись и с нарастающим гулом завращались все быстрее лопасти ходовых винтов и с тяжелым утробным вздохом, разбрызгивая воду из — под подушки, головная грязно — шаровая амфибия приподнялась в воздухе.
Это была первая попытка проникнуть в Зону по реке. Два десантных катера на воздушной подушке, идя уступом, должны были попытаться добраться до городских пристаней. Первое судно было дистанционно управляемо и заполнено регистрирующей аппаратурой. На втором шли люди — десантники и ученые.
Но за границей Зоны амфибия с экипажем была остановлена невидимым якорем. Воющие двигатели уже не могли сдвинуть семидесятипятитонную махину с места, где та нелепо зависла над водой.
И в тот же момент радиоуправляемый катер впереди перестал слушаться команд, стремительно развернулся и на полной скорости, в тучах брызг, пошел назад, едва не таранив собрата. Людей охватил ужас, когда этот «летучий голландец» скользнул впритирку к борту. Он вылетел на берег у излучины реки, уже за пределами Зоны, получив тяжелые повреждения. Никто не пострадал. Аппаратура оказалась в полном порядке. Чудом (или по некоей чуждой воле) уцелевшая амфибия с людьми на борту благополучно развернулась и ушла назад, за границу. Экипаж вспоминал, что их словно бы подталкивало в спину.
Гостей выставили за дверь. Бывает…
На ночь мы устроились в здании гостиницы «Гортензия». Оно хорошо сохранилось, вплоть до стекол и неоновых трубок на фасаде. Белая десятиэтажная гостиница, выстроенная уступом как —
