Ватутин (путь генерала). 1901–1944 - Михаил Брагин

* * *

Ватутин окончил школу отлично.

Перед выпуском Сальников вызвал к себе курсантов и долго беседовал с каждым из них. Его интересовало все: как вновь назначенный командир взвода, явившись представляться, постучит в дверь командира полка, как поступит, если у того в это время будут другие командиры, что и как бывший курсант будет читать, а главное, как будет учить и воспитывать бойцов.

На показных строевых учениях, в которых участвовала вся школа, каждый курсант-выпускник командовал ротой или батальоном, вступая в командование сразу — из строя — по указаниям, которые давал начальник школы.

Курсанты-выпускники передавали свои винтовки и пулеметы курсантам младшего курса в торжественной обстановке, на стрельбище. Дав оценку бою винтовки или пулемета, курсант тут же, перед младшим товарищем, перед всей школой, выполнял упражнение по стрельбе.

Партийная ячейка школы посвятила выпуску очередной номер своего журнала «Красный курсант».

Сохранившиеся страницы, напечатанные много лет назад, донесли до сегодняшнего дня атмосферу той поры и свидетельствуют о победе идей Коммунистической партии, которая с таким предвидением воспитывала нашу армию.

На обложке журнала нарисован воин эпохи гражданской войны, попирающий корону. Страницы обрамляет надпись: «Пожар мировой революции охватывает весь мир. Борьба за освобождение человечества разгорается. В центре ее стоят героическая Красная Армия и ее красные командиры».

В том же номере были опубликованы ответы выпускников на вопросы анкеты, проведенной журналом: «Как вы предполагаете строить свою жизнь?»

Мысли курсантов наиболее ярко выразил выпускник, написавший слова, полные глубочайшего смысла: «Офицер Красной Армии — прежде всего революционер».

1 октября 1922 года все курсанты школы, имея на правом фланге 80 выпускников, построились близ своего лагеря на историческом поле Полтавской битвы, и это придало неповторимую значительность моменту.

Безмолвное поле напоминало будущим генералам о немеркнущей воинской славе, которую свято хранит, пронося сквозь века, благодарная память народа. Широкие горизонты открывались с холмов Полтавского поля, с которых уходили в воинский путь советские краскомы. Далеко уносились в тот час мысли Ватутина.

Вдруг, как едва уловимый шелест ветра, пронеслось по рядам имя Фрунзе. Он шел перед строем под пение труб и удары литавр, поднялся на трибуну и сам стал читать приказ о производстве курсантов и назначении их на командные должности.

Ватутин ждал, когда будет произнесена его фамилия, и вздрогнул, услышав: «Ватутин Николай Федорович назначается командиром взвода в 67-й стрелковый полк 23-й стрелковой дивизии».

«Командир взвода!» — мелькнула радостная мысль, и уже спокойней слушалось потом, куда получают назначения друзья и товарищи.

С правого фланга по одному молодые командиры подходили к Фрунзе. Очередь дошла, наконец, и до Ватутина, стоявшего, как всегда, на левом фланге. Ватутин близко-близко подошел к Фрунзе. От неторопливых Движений Фрунзе веяло такой силой, какую дотоле Ватутин ни в ком никогда не чувствовал. Ватутин опустился на одно колено, прикоснулся губами к знамени. А когда он поднялся, Фрунзе пожал ему руку, пожелал успехов, и на какое-то мгновение взгляд полководца встретился со взглядом молодого краскома. Не помня себя от счастья, но по выработавшейся уже привычке чеканя шаг, Ватутин занял свое место в строю.

Выпускники прошли церемониальным маршем мимо трибуны и направились в казармы, где в огромном зале их ждал чай с пирогом, которым угощали шефы. Краскомы в последний раз сели вместе, и едва утих шум, как снова появился Фрунзе. Он шел, улыбаясь, как всегда близкий и обаятельный, и молодые командиры, не сдерживаемые теперь законами строя, бросились к нему, сильными руками подняли на плечи и понесли к почетному месту за столом.

Перед Фрунзе стояла солдатская кружка и, как особый деликатес, пирог с начинкой ив капусты, Каждый был безмерно счастлив, что сидит за столом имеете с прославленным полководцем.

Фрунзе встал. Его серые лучистые глаза любовно оглядели лица краскомов.

Полководец стал говорить молодым советским командирам о Коммунистической партии, которая задолго до революции в труднейших условиях подполья формировала боевые дружины рабочих, вела их на штурм царизма, создала Красную гвардию и Красную Армию.

Фрунзе говорил молодым командирам, что становым, хребтом армии, основой ее военной мощи является командный и политический состав. Особенно он подчеркнул, что командный и политический состав армии «не каста, а ветвь советского организма», призывал помнить, что враг готовится к нападению и что надо быть на страже и нам. Он требовал беречь революцию, напоминал, что нет выше счастья, чем сражаться за Советскую республику, за коммунизм.

Замечательный коммунист, полководец словно поднял Ватутина высоко над землей, показал, куда идут ее народы и государства, и указал цели, к которым он, Ватутин, должен стремиться.

Могучее «ура» прогремело в огромных залах, прокатилось под старинными сводами здания.

А потом раздались торжественные и суровые звуки Интернационала, с которым коммунисты шли на каторгу, на смерть, в бой с интервентами и белогвардейцами. Звуки гимна, зовущего к победе пролетариата во всем мире, вырывались на простор и увлекали за собой к высокой цели мысли молодых командиров.

Черта советского человека

Перед отправкой в дивизию Ватутин получил отпуск и приехал в Чепухино. Молодого «командира с радостью встретили родные, с почетом — односельчане, с нескрываемым восхищением — девушки.

Но Ватутина тянуло в соседнее село Вороновку, где он давно знал совсем юную Таню Иванову, ставшую теперь хорошенькой, веселой девушкой. За кусок хлеба и ничтожную плату она работала у кулаков на Кубани. Заработанные деньги ушли на дорогу, и осенью 1922 года Таня ни с чем вернулась в Вороновку, в свою покосившуюся хату.

Однажды вечером подруга передала Тане, что Коля Ватутин из Чепухино приглашает выйти погулять. Таня отказалась: у нее были туфли на веревочной подошве, которые она сделала сама — из пеньки свила веревки, скроила полотно, и туфли вышли на славу, но идти в них гулять казалось невозможным.

Таня уже знала, что Николай хочет на ней жениться, но против их брака возражают его родственники. Они говорят, что Таня не только бедна, но и неграмотна. «Безотцовская она, их с матерью отец бросил, нет у них семейной крепости», — внушали Николаю.

В своей неграмотности Таня не была виновата. С девяти лет пошла девочка работать к помещику, потом к кулакам и с тех пор не видала ни школы, ни светлого дня.