Стратеги третьего рейха - Ульф Тоомсваре

Однако официальные документы свидетельствуют, что полицейских было в 30 раз меньше, чем демонстрантов. Стрельба началась с пистолетного выстрела, а у полицейских были карабины. Жертвами этой провокации пало ровно 16 человек. Они известны, поскольку их имена слишком часто упоминала фашистская пропаганда, объявляя погибших мучениками. Кроме того, им поименно была посвящена главная книга Третьего рейха «Майн кампф». Среди них нет ни одной женщины, а возраст колеблется от 19 до 50 лет. С Гитлером тоже судьба в реальности обошлась намного ласковее, чем в мифе: ключица у него осталась цела, а вот плечо было вывихнуто. Кроме того, произведен был всего один залп, после которого демонстранты, набравшись отчаянного мужества, разбежались. Единственная часть мифа была правдива — рана Геринга. Но о ней более подробно мы расскажем несколько позже.

Еще во время демонстрации Людендорф направил Рема с небольшим отрядом захватить казармы рейхсвера и убедить солдат перейти на сторону путчистов. Через два часа после разгрома (или бегства) демонстрантов Рем был арестован.

Спустя два дня арестовали и всех остальных вожаков демонстрации. В том числе и генерала Людендорфа, единственного, кто не убежал в сторону, а прошел весь намеченный маршрут до конца — в него просто никто из полицейских не стрелял.

До 24 февраля следующего года все арестованные сидели в тюрьме, ожидая судебного разбирательства и развлекаясь на допросах и очных ставках с главными свидетелями: фон Каром, фон Лоссовом и фон Зайссером. Судебный процесс, проходивший в здании пехотного офицерского училища в Мюнхене, был не менее забавен для подсудимых. Сам суд состоял из двух профессиональных юристов и трех заседателей, двое из которых были страховыми агентами, а третий — торговец недвижимостью.

На скамье подсудимых находилось 10 человек. Среди них выделялись успевшие прославиться политики: генерал Эрих Людендорф, Адольф Гитлер, Вильгельм Фрик и Эрнст Рем. Всем им было предъявлено обвинение в заговоре с целью осуществить государственный переворот. В ложе для прессы в течение всех 24 дней процесса располагалось ежедневно около сотни репортеров газет всего мира, а в зал ломилась огромная толпа на представление.

Гитлер исполнял главную роль: он кричал на судей и на свидетелей, обвиняя их в предательстве и государственной измене. Зная, что каждое его слово передается по телефонным и телеграфным проводам во все страны мира, он не скупился на слова и угрозы. Германия замерла в ожидании. Никому до сих пор не позволялось столь грубо и бесцеремонно обвинять правительство и угрожать ему.

— Я обвиняю их в государственной измене. Я обвиняю их, потому что они уничтожили 70-миллионную нацию! — обрушивал свои упреки Гитлер со скамьи подсудимых.

— Пробьет час, и наши разрозненные отряды превратятся в батальоны, батальоны в полки, полки в дивизии. Я надеюсь, что старую кокарду поднимут из грязи, старые знамена будут развернуты, чтобы вновь развеваться. Тогда из-под наших надгробных плит, из наших могил прозвучит голос единственного суда, который имеет право судить нас.

Удивительно, но и судьи, и свидетели молча слушали его и чуть ли не поддакивали. Единственный, кто возмутился двусмысленностью ситуации, был генерал фон Лоссов, который рявкнул в ответ великому фюреру нечто на понятном фронтовым ветеранам жаргоне, — и Гитлер в этот день, по утверждениям журналистов, был очень тих и внимателен.

Формально приговор был безукоризнен: все подсудимые — осуждены, политическая партия, участвовавшая в рассматриваемом преступлении, запрещена. Кроме того, главным организаторам на определенное время запрещалось участие в политической деятельности.

Другими словами, зло считалось наказанным и корни его были решительно вырваны.

Практически же результаты оказались противоположными.

Максимальным наказанием за государственную измену было пожизненное заключение. Однако злостных преступников осудили на сроки тюремного заключения, не превышающие пяти лет, а генерал Эрих Людендорф, этот «народный ветеран», как его именовали в газетных отчетах, и вовсе был оправдан.

Партия НСДАП была запрещена декретом генерального комиссара Баварии. Но поскольку ни комиссар фон Кар, ни его декрет не имели решающего влияния на всю страну, то баварские нацисты просто переименовали свои партийные организации, а в остальных регионах не стали делать даже этого.

Запрет политической деятельности осужденных означал (например, для Адольфа Гитлера) всего лишь то, что им запрещалось под угрозой денежного штрафа выступать публично в течение 5 лет после освобождения из тюрьмы.

Эрнста Рема осудили на полтора года.

Отсидев полтора месяца, Рем вышел на свободу по амнистии и сразу же от греха подальше уехал в Боливию. Почему именно туда? Это отдельная история, связанная с долгосрочными программами германских капиталистов, имевших дело с богатыми предпринимателями в Южной Америке. Чтобы не отвлекаться от истории Эрнста Рема в Германии, можно только добавить, что послевоенная эмиграция нацистских военных преступников в страны южнее Панамского канала вовсе не была случайной. Они ехали на готовое место, а точнее — подготовленное эмиссарами типа Эрнста Рема. И Рем во время своей поездки отнюдь не бездействовал и не развлекался. Он и там занялся организацией штурмовых отрядов из местных люмпен-пролетариев, увлеченных национал-шовинистскими идеями. Именно он помог возглавить эти отряды отставному лейтенанту Альфредо Стресснеру, наполовину немцу, наполовину боливийцу. Тот впоследствии стал диктатором страны и после окончания второй мировой войны гостеприимно поселял бывших эсэсовцев на местных латифундиях.

Но для нас сейчас более важно другое. О пребывании Рема в Боливии обычно только упоминается, но именно там «полководец голодранцев», как его называли оппозиционные газеты, обрел жизненно важный для него опыт. Во-первых, он понял, что из главаря банд ему следует действительно превратиться в полководца, то есть прежде всего нужно на родине организовать деятельность штурмовых отрядов по образцу кадровой армии: с жест-кои субординацией, со своим генеральным штабом, всеми необходимыми службами, в том числе и снабжения, а также строжайшей дисциплиной. Любопытно, что именно в это же время Гитлер, пребывая в тюрьме Ландсберга, приходит к аналогичному выводу, но только на более высоком уровне: внутри государства необходимо организовать свое особое государство, со всеми министерствами, ведомствами и т. д., пусть не имеющими пока власти, но подготавливающими ее переход в руки нацистов. Оказавшись в Германии и на свободе, оба политика активно принялись за реализацию намеченных планов. Второй боливийский урок Рема заключался в осознании реальности плавного перехода от власти над вооруженными силами к власти над страной, а затем…