Русские не сдаются! - Роман Злотников

Но эти пришлые были какими-то не такими.

Петька с детства любил подраться. Не со зла, нет… просто ему нравилось то ощущение звенящей пустоты в голове и мурашек на загривке, которое возникает за несколько мгновений до того, как нанесен первый удар, нравилась та бурная волна, которая устремлялась по всему телу, когда пальцы ощущали первую боль от удара, нравилось, как мягко шибало в мозги волной адреналина, когда прилетало самому, все равно куда – в ухо, в грудь, в плечо, да даже в «солнышко».

А боль… Да что той боли-то? Иной раз, когда молотком по пальцу засветишь или при правке косы лезвием по пальцу секанешь, куда больше болит. Боль – она в жизни человека всегда присутствует. Ежели ее в твоей жизни не имеется или маловато – так ты и не живешь совсем. Не работаешь до ломоты, не отдыхаешь по полной, не стоишь за своих, коли припрет… да и нет у тебя в этом случае никаких своих. Потому что кому ты, такое ссыкло, нужно? А если вокруг тебя все такое же ссыкло, пусть и заумно рассуждающее о всяких там «гуманизме», «цивилизационном выборе», «правилах культурного человека» и «общечеловеческих ценностях», оправдывая свою ссыкливую сущность мусором пафосных слов, то какие же они в этом случае свои? Они же, как Скрынник слышал в каком-то очень старом, еще советском фильме – «разбегутся при первом же шухере», начхав на всех, кроме себя!

Так что получить по морде он не боялся. Но вот получить по морде просто так, без пользы, было все-таки обидно. Поэтому, тяжело вздохнув, Петька повернулся и двинулся в сторону подворья Аверьяна.

Аверьян был якут, охотник, и большую часть времени проводил в тайге, поэтому его усадьбу обихаживали всей деревней. Вследствие чего доступ на подворье был открыт для всех даже в отсутствие хозяина. А Аверьян взамен делился с добровольными помощниками мясом, шкурами и поделками из них, на которые был большой мастак. У самого Скрынника имелась хорошая шапка из волчьего меха, сварганенная ему Аверьяном. Отличная шапка. Волчий мех не только теплый, но еще и не обмерзает от дыхания и не колет лицо. А еще с его бани очень хорошо просматриваются участки, выкупленные пришлыми. Так что достаточно залезть на крышу…

Вот только, скорее всего, крыша бани и так уже плотно забита. Причем всякой малышней, среди которой ему, взрослому солидному человеку, уже самому зарабатывающему себе на жизнь, находиться вроде как не по чину. Да и стройка от Аверьяновой бани располагалась далековато – на противоположном конце участка. Так что происходящее на ней с бани было видно не слишком хорошо.

Ну и второй момент присутствовал – раз он зайдет на подворье Аверьяна, придется что-то там сделать. Это та школота, что торчала сейчас на крыше бани, могла себе позволить обиходить Аверьяново подворье через раз, надеясь на то, что никто не заметит, сколько раз они к нему забегали и что за это сделали. Взрослый же человек и права свои, и обязанности знает, и исполняет не потому, что кто-то за ним следит и может наказать, а потому что… ну, потому что он взрослый и за себя отвечает, не так ли?

Так что идти на Аверьянову баню не хотелось. Но других вариантов пока не просматривалось.

Петька вздохнул, покосился на солнце, прикидывая, сколько еще осталось до заката, потом сплюнул и… не успев сделать и шага, замер. Из-за поворота прямо к нему неспешно приближался один из пришлых. Тот самый, который и набил ему морду. Скрынник дернулся было, но потом до него дошло, что этот тип явно не за ним пришел. Ну откуда он мог знать, что Петька торчит здесь? Так что, скорее всего, его целью был дом участкового. Поэтому Скрынник повернул голову и заорал:

– Коля-ан! Хорош заготовки на зиму делать! Иди работать! – И чуть погодя добавил: – Карочь, пришли к тебе, слышь! – После чего повернулся к подошедшему чужаку и, улыбнувшись самой обаятельной улыбкой, решительным жестом протянул тому руку: – Петр. Скрынник. На лесовозе работаю, в леспромхозе.

Чужак несколько мгновений недоуменно смотрел на руку Петьки, а затем в его глазах мелькнуло какое-то непонятное выражение, после чего он, в свою очередь, протянул руку и… Силу пришлого Петька оценил еще в прошлый раз. Так что когда холодные пальцы сомкнулись на его ладони, у Скрынника на мгновение засосало под ложечкой. А ну как начнет силой меряться?! Но, к удивлению парня, чужак сжал его руку сильно, но довольно аккуратно. Будто в тисках, но не до боли, а с выверенной до волоса точностью. Вот еще буквально на волосок сильнее – и Петька бы взвыл. Но остановившись аккурат на этом самом волоске.

– Ранб, – коротко представился пришлый. – Ранб Корт.

– Эк у тебя имя! – удивился Скрынник. – Иностранец, что ли? А по-русски болтаешь так, будто язык для тебя родной.

Пришлый с усмешкой кивнул.

– Иностранец. Бывший. Сейчас тоже русский. А язык выучил. Когда принял решение перебираться в эту страну.

– Это да, – солидно кивнул Петька. – К нам нынче многие перебираются. Отовсюду. Эвон, в Приморье, говорят, одних немцев уже под сорок тысяч приехало. Да и французов с итальянцами тоже, бают, до фига. Чего-то у них там в Европе совсем не заладилось… А ты откуда будешь?

Но ответить пришлый не успел. Потому что со стороны дома раздался голос участкового:

– Отстань от человека, оболтус! Не видишь, он по делу пришел. И ко мне, а не к тебе.

– Ничего, – улыбнулся пришлый. – Тем более, мы с господином… Скрынник… уже знакомы.

От этой улыбки Петька машинально чуть скривился левой половиной лица. Синяк уже выцвел и почти прошел, но все равно слегка побаливало.

– Чем могу помочь? – перешел на официальный тон участковый.

– Вы нам по приезде рассказывали насчет этой, как его… – Тут пришлый слегка запнулся, но затем все-таки уверенно выговорил: – Прописки. У нас через пару часов должны подъехать еще несколько человек. И я хотел бы сразу решить вопрос и с нами, и со вновь прибывшими. Я могу собрать паспорта и съездить в район сам или в… миграционной службе обязательно личное присутствие каждого?

– Присутствие… – участковый задумался. – Да в принципе нет. С этим я могу помочь. Сам приеду, соберу паспорта… ну, чтобы сверить фотографии, но… вы где людей прописывать-то собираетесь?

Пришлый озадаченно уставился на Коляна.

– Не понял. Мы же строим дома.

– Ну, так чего непонятного-то? – усмехнулся участковый. – Вы же их только строите. И куда людей прописывать? Дома надо построить, подключить к коммуникациям, составить акт о приеме в эксплуатацию, зарегистрировать в госорганах, открыть лицевой счет – и только после всего этого в построенном доме можно кого-то прописывать.

– Э-э… понятно, – еще более озадаченно кивнул пришлый. – Я-то считал, что прописка – это… ну, нечто вроде простой фиксации факта, что человек считается жителем данного региона. И что для этого нет необходимости в непременном наличии у него… ну-у… собственного жилого помещения.

Участковый досадливо сморщился.

– В общем, так и есть, да и по-правильному это называется именно регистрация, а не прописка. Просто раньше так называлось – вот народ и привык. Но жилое помещение для этого все равно необходимо. Хотя бы чужое. В этом случае пропи… то есть регистрация может быть временной. И на нее требуется разрешение собственника.

Пришлый задумался.

– А-а… без прописки никак?

– Почему никак? – удивился участковый. – До девяноста дней – вполне возможно. Но кое-какие проблемы отсутствие прописки создать может – с почтой, там, с записью детей в школу, с открытием какого-нибудь предприятия опять же…

Если первые две позиции из перечисленного пришлым, судя по его повеселевшему виду, в качестве проблем не рассматривались, то последняя, похоже, серьезно нарушала его планы. Потому что он тут же посмурнел и задумался. А вот Петька, наоборот, встрепенулся.

– Колян, – вкрадчиво начал он, – а давай мы их ко мне пропишем?

Участковый и пришлый тут же развернулись к деревенскому хулигану и скрестили на нем взгляды: Николай – досадливый, но похоже, лишь оттого, что влез оболтус в серьезный разговор… а пришлый – явно заинтересованный.

– К тебе?

– Ну да! Изба у меня большая. Живу я один. Сам знаешь, бати уже семь лет как нет, а маманя еще по зиме к сестре в Томмот подалась. А Варьку я выгнал…

При этих словах участковый еле заметно усмехнулся. Варька, леспромхозовская кладовщица, была той еще оторвой. Так что следовало еще посмотреть, кто кого выгнал. Но сам факт того, что Петька теперь жил в одиночестве, подобные мелкие детали не отменяли. А Скрынник, между тем, продолжал:

– Так что у меня вполне человек семь влезет. С раскладушкой-то… А если еще и баню считать…

– Баню тебе считать никто не позволит, – притушил его воодушевление Николай. – Это нежилое помещение, и там никого не пропишешь. Да и вообще, по нормам на твоих метрах прописать можно только… У тебя изба сколько, семь на восемь?

– Нам будет достаточно троих, – мягко влез в разговор пришлый. – Остальные подождут пару недель. То есть до того момента, пока мы не достроим дома.