Лунный камень Сатапура - Масси Суджата

— Хорош? — Мистер Сандрингем улыбался, будто заранее уверенный в качестве вина.

— Вкус фиалок, — определила Первин после второго глотка. Она решила отбросить волнение и завести светскую беседу. Англичане всегда так поступали, прежде чем перейти к делу. — Вкус очень приятный. «Шато Марго» я не пила со времен Оксфорда.

Он явно удивился.

— А в каком колледже вы учились?

— В Святой Хильде.

— И когда закончили?

— В прошлом году. Немного поработала клерком в Лондоне, потом вернулась в Бомбей, теперь практикую вместе с отцом. — Первин была ему признательна за то, что он не задал вопроса, почему она вообще поехала учиться в Англию. Незачем ему знать про ее первую — неудачную — попытку изучения юриспруденции в Бомбее и про несложившуюся семейную жизнь в Калькутте.

— Так мы с вами почти однокорытники! Я изучал географию в Брейзноузе, закончил в 1919-м. — Он ухмыльнулся. — Вы смотрите на меня с сомнением. Что не так?

Чтобы его не обидеть, она постаралась тщательно подбирать слова:

— Вы похожи на выпускника Брейзноуза, но вы, как мне кажется, старше меня.

— Мне двадцать восемь. Учился в Оксфорде до войны. Потом на несколько лет уехал во Францию.

— Вы служили?

Он кивнул.

— Как и большинство моих друзей, я был уверен, что война закончится к Рождеству.

— А этого, разумеется, не случилось. — Она вспомнила про его хромоту. Легко отделался в сравнении со многими ветеранами. — А почему вы решили изучать географию?

— До войны меня интересовала зоология. Но во Франции я увлекся картами. Точная карта порой может стать вопросом жизни и смерти. Поэтому, вернувшись к учебе, я переключился на географию. И скоро понял: чтобы получить возможность составлять карты неизвестных территорий, нужно стать государственным чиновником за пределами Британии.

— А британские власти специально нанимают географов, чтобы они рисовали карты? — спросила Первин и только потом отведала главное блюдо вечера. Цыпленка запекли с колечками лука, который добавил блюду толику сладости, уравновешивающую густо-солоноватый вкус мяса.

— Да. Я бы с удовольствием пошел на эту должность, но в начале карьеры сперва нужно послужить коллектором.

— Коллекторы — это люди, которые пересчитывают каждую рупию и каждое зернышко, принадлежащие индусам, — заметила она саркастически.

— Да, и не только. Коллекторы докладывают о положении и состоянии людей, собирающих урожаи. Им приходится много путешествовать.

Появился Рама с миской дала и медным подносом, на котором лежала лепешка-роти. Вместо того чтобы обойти вокруг стола и обслужить их по очереди, он поставил все посередине и вышел.

— Он отличный повар, — заметила Первин, попробовав все, что лежало на тарелке.

— Да. Мне очень повезло его заполучить, потому что он брамин[15]. Раньше готовил только вегетарианские блюда и служил в индуистском доме.

Первин поняла, что Раме пришлось принять непростое решение — упадок в экономике заставил его пойти работать в дом, где нужно готовить курятину. А вот мистеру Сандрингему очень повезло.

— Повара-брамины отличаются особым пристрастием к чистоте. Я разбирала одно дело: в семье считали, что наняли повара-брамина, а потом оказалось, что он принадлежит к более низкой касте. Так они решили отдать его под суд.

Сандрингем подался вперед, явно заинтересовавшись.

— И в чью пользу решилось дело?

— Я договорилась о досудебном урегулировании. Повару не предъявили обвинения, но он согласился работать за меньшую оплату. — Она махнула рукой. — Повар был не в восторге, но по крайней мере не потерял места и не остался должен своим нанимателям — денег-то у него не было.

— Полагаю, в вашей работе часто приходится сталкиваться с несправедливостью. — Сандрингем неодобрительно вздернул острый подбородок. — А как вы сама относитесь к системе каст? Это влияет на жизнь вашей семьи?

— У нас, зороастрийцев[16], нет такой строгой иерархии, хотя совершать обряды в храмах огнепоклонников могут только представители семейств священнослужителей, а покойными занимаются определенные члены общины. — Первин положила в рот еще кусочек отменной курятины и вспомнила, как свекровь однажды не позволила ей участвовать вместе с другими дамами в плетении священных шнурков — она, мол, недостаточно чиста. — Но как юрист, обслуживающий клиентов разных вероисповеданий, я должна принимать в расчет особенности индуистского закона. И все равно мне было жалко повара, которому снизили жалованье.

Мистер Сандрингем приподнял бровь.

— Он хоть был хорошим поваром?

— Да, но мясного, разумеется, не готовил. Какая замечательная курятина! — Первин подцепила на вилку еще кусок. — Впрочем, я отвлеклась. Так вы долго проработали коллектором?

— Около года. Политическим агентом в Сатапуре меня назначили первого января.

Значительное повышение по службе после всего года работы коллектором. Сэр Дэвид вроде как намекнул, что мистер Сандрингем не слишком хорошо справляется со своими нынешними обязанностями. Первин хотелось понять, что к чему.

— Итак, теперь вы — важное связующее звено с сатапурским дворцом. Это как-то связано с вашими познаниями в области географии?

Мистер Сандрингем сокрушенно улыбнулся.

— Ни в коей мере. Зато я могу рисовать карты в сезон муссонов, когда все равно больше особо заняться нечем.

— А сезон дождей здесь правда длится полгода? — поинтересовалась Первин, все пытаясь понять, как он заполучил эту должность.

Мистер Сандрингем закатил глаза.

— В этом году — сто восемьдесят дней. Формально он закончился, но я не удивлюсь, если случится еще несколько ливней.

— Я бы с ума сошла так долго сидеть взаперти.

— К этому можно приспособиться. Главная беда — почту перестают доставлять, порой на несколько месяцев. Письма, которые мне отправили две махарани, датированы маем, но я их получил только в сентябре. И это при расстоянии в двадцать километров — можете себе представить?

— То есть Чарану и Пратику туда на их повозке не добраться?

Он кивнул.

— Именно так. Я уверен, что мать князя, махарани Мирабаи, крайне раздосадована тем, что я не подал заявления на прием ее сына в Лудгроув. В агентстве мне дали хороший нагоняй. Время упущено — в этом году его уже не примут.

— Я чего-то не понимаю, — сказала Первин. — Мать князя хочет, чтобы вы подали заявление на прием ее сына в школу, которая находится в Англии, но не позволяет вам приехать во дворец и переговорить с ней об этом?

— Именно так, — подтвердил он отрывисто. — Вот только ее это решение или ее свекрови, я не знаю.

Первин — ей делалось все любопытнее — подалась вперед.

— Может, дело в распоряжении кого-то из родственников-мужчин или дворцовых управителей. Вас хотя бы раз пустили во дворец?

Сандрингем поджал губы.

— Ни разу, но это отчуждение началось еще до меня. Перед самым моим сюда переездом внезапно скончался старший сын махарани Мирабаи, Пратап Рао. По словам предыдущего политического агента, Оуэна Маклафлина, после этой трагедии дамы прервали любое с ним сообщение, хотя при жизни махараджи Махендры Рао его регулярно допускали во дворец. Я дважды ездил туда в паланкине с визитом: один раз по вступлении в должность, второй — после получения этих писем, но меня не впустили.

— Вот ужас! — До этого Первин знала о кончине только одного махараджи. Ситуация выглядела все запутаннее. — А сколько лет было юному махарадже Пратапу Рао и как он умер?

— На момент смерти в 1920 году князю Пратапу Рао было тринадцать лет. Он ездил на охоту со своим дядей и придворными. Пропал — а на следующий день его нашли мертвым.

— А причина смерти?

— Наш местный врач Индийской медицинской службы Грэм Эндрюс провел вскрытие. По его словам, князя задрал какой-то зверь, скорее всего тигр или леопард. — Поморщившись, агент добавил: — Виновника так и не нашли.