Ученик дьявола - Эдвард Марстон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда вы едете в Эссекс?
— Завтра.
— Так скоро?
— Труппа пока останется в городе, — пояснил Николас. — Меня решили послать вперед — осмотреть особняк, где нам предстоит выступать. Сэр Майкл Гринлиф предложил устроить выступление в Главном зале, но пока этот зал не увидишь — не поймешь, как наилучшим образом все обставить, какие брать декорации.
— Надеюсь, ты хоть не в одиночку едешь? — озабоченно спросила Анна. — Одинокий путник — легкая добыча разбойников.
— Не переживай. Зима уже одолела большую часть разбойников. Но в любом случае со мной вызвался ехать Оуэн Илайес. Если что случится, он мне поможет. Ты же знаешь, он лучший мечник в труппе.
— Не считая суфлера.
— О да, — задумчиво проговорил Брейсвелл. — Не зря я плавал под командой Дрейка. Вот вам и еще одно преимущество: нас учили пользоваться любым оружием. А само путешествие изрядно нас закалило. Выжили самые крепкие.
— Я рада, что ты был среди них.
Анна мягко коснулась его руки, их глаза встретились, оба почувствовали поднимающуюся волну страсти, но момент был упущен: вошла служанка и принялась убирать со стола. Они разомкнули руки.
Дождавшись, когда служанка скроется за дверью, Анна произнесла:
— Как бы тебе, Ник, в дороге не замерзнуть.
— Но ведь теперь у меня есть твой подарок — чудесная теплая шляпа. Как ее надену — мне сразу уютно и тепло. А еще есть плащ, который мне отдал Лоуренс.
— Он тебе очень идет…
— Лоуренс отыграл в нем не одну дюжину спектаклей, плащ выцвел и износился. Но наш портной Хью Веггс поставил пару заплат — и плащ снова как новенький.
— Лучше бы я его подправила.
— Ты и так много для меня делаешь.
Потянувшись через стол, Николас с благодарностью сжал ее руку. И вновь все испортила вошедшая служанка, тащившая охапку хвороста. Когда она удалилась, Николас усмехнулся:
— Тебе нужно кое-чему научить эту девчушку!
— Надо топить, иначе будет холодно.
— Пока ты здесь, в доме всегда тепло.
Анна улыбнулась в ответ:
— Я буду по тебе скучать.
— Я тоже, — ответил Николас. — Но я рад, что у труппы наконец появилась работа. Больно думать о ребятах, о рядовых членах труппы — Нэде Ранкине, Калебе Смайте или юном Джордже Дарте. Им приходится очень тяжко. Вспомни старого Томаса Скиллена — я не уверен, что он переживет эту зиму. А Питер Дигби и остальные музыканты? Знаешь им каково?
— А что совладельцы?
— Большинству из них есть на что опереться. Уолтер Фенби, до того как вступил в труппу, был серебряных дел мастером, Роланд Карр — писцом. Такие актеры, как Лоуренс Фаэторн и Барнаби Джилл, никогда не пропадут — их то и дело приглашают выступать на дому…
— А Эдмунд Худ?
— Пишет на заказ стихи и эпитафии.
— Эпитафии?
— Смерть этой зимой собрала богатую жатву, — вздохнул Николас. — И богач и бедняк хочет отправить родственника на небеса со специально сочиненной эпитафией. А у Эдмунда насчет этого настоящий талант. Конечно же, ему неприятно наживаться на чужом горе, но поэтам тоже нужно есть.
— И сколько же человек из труппы поедут в Эссекс?
— Немало, — ответил Николас, поднимаясь. — В этом-то и суть моего сегодняшнего дела: я должен всех обойти и сообщить радостную новость. А завтра будем вовсю репетировать.
— А что вы ставите?
— Это еще предстоит обдумать. Джилл требует, чтоб подобрали именно те пьесы, где у него главные роли. Пока все ясно только с одной — я про пьесу, которую потребовал сэр Майкл Гринлиф.
— «Ведьма из Колчестера»?
— Именно. Только Эдмунду ее надо сперва подправить.
— Неужели автор согласится на серьезные изменения?
— И с радостью! — воскликнул Николас. — Впервые я встретил столь сговорчивого сочинителя, как мистер Эгидиус Пай. Сегодня его навестит Худ.
— А что он за человек, этот мистер Пай?
— Очень необычный. Ты знаешь, он так не похож на человека, которого я представлял, когда читал пьесу, что поначалу я вообще усомнился, что это он ее написал.
— Как ты думаешь, Эдмунд с ним поладит?
Николас вспомнил чудака, с которым встречался в Среднем Темпле.
— Думаю, он не станет спорить с тем, что Пай — весьма занятный экземпляр…
— Заходите, сэр, заходите, — произнес Эгидиус Пай, жестом приглашая Эдмунда Худа в комнату. — Для меня ваш визит — большая честь.
Худ вручил плащ и шляпу адвокату и тут же пожалел об этом: в комнате было немногим теплее, чем на улице. Из очага тянуло легким дымком, но при этом Эдмунд не заметил ни единого язычка пламени. Пай свалил плащ и шляпу гостя на стол и махнул рукой в сторону кресла возле каминной решетки. Сам он с осторожностью опустился на стул напротив Худа и уставился на тугой свиток пергамента, зажатый в руках Эдмунда.
— Насколько я вижу, мистер Худ, вы принесли мою пьесу.
— Вы правы. И я должен вас поздравить: пьеса написана очень недурно.
— Спасибо, спасибо вам, — произнес Эгидиус с таким жаром, словно перед ним был храбрец, только что спасший ему жизнь. — Похвала из ваших уст мне вдвойне приятна. Это надо отметить. — Он поднялся и, спотыкаясь обо всякий хлам на полу, направился к двери. — Я сейчас.
Он вышел, предоставив Эдмунду возможность снова накинуть плащ и оглядеться. Николас рассказал ему о беспорядке, царившем в обители адвоката, однако картина, представшая глазам Худа, превзошла все его ожидания. Тарелки с объедками, расположившиеся в самых неожиданных местах, как и кипы документов на полу, были покрыты толстым слоем пыли, по которой бесстрашно разгуливали пауки. Худ задумался, как адвокату удается работать в таком хаосе, и размышлял об этом до появления Пая, державшего в руках кувшин и два кубка.
— Позвольте предложить вам вот это, — он поставил кубки на стол и принялся разливать содержимое кувшина. — Вкус изумительный. Подарок благодарного клиента.
— Надеюсь, он не был колдуном? — пошутил Худ. — Надо сказать, я не большой поклонник чародейских зелий, которые готовят из всякой мерзости.
Пай хихикнул:
— С чего вы взяли, что это ведьмино варево? В нем нет ничего особенного. Ну разве что наткнетесь на жабий глаз или кусочек крысиной печени… Шучу, сэр, шучу! Это мадера. Один из лучших урожаев.
— Ну что ж, тогда за вас, мистер Пай!
Пай опустился на стул и заговорил елейно:
— Итак, вы сказали, что моя пьеса недурна. А остальные разделяют ваше мнение?
— Барнаби Джиллу и Лоуренсу Фаэторну она понравилась, а самого требовательного критика вы уже видели. Глаз у Николаса Брейсвелла наметанный, уж если он сказал, что пьесу ждет успех, то так оно и есть. Собственно, это он порекомендовал нам «Ведьму из Рочестера». — пояснил Худ. — Он же предложил перенести действие в Эссекс, чтобы добиться большего успеха у зрителей.
— Я ему безгранично признателен.
— О, вы обнаружите еще немало оснований быть ему признательным. Пьеса навела его на кое-какие размышления. — Драматург откинулся на спинку стула. — Скажите, почему вы решили ее написать?
— Я сочинил ее сам…
— Порой я говорю то же самое, но я-то знаю правду. Пьеса — как дом. Чтобы ее написать, приходится проявлять терпение, аккуратно укладывая кирпичик на кирпичик. Воображение может показать нам внешний облик здания, но, чтобы его возвести, нужен тяжкий труд.
— Мой труд не был мне в тягость.
— Почему?
— Я очень трепетно отношусь к теме колдовства.
— Весьма странная сфера интересов для адвоката.
— Я не адвокат! — с неожиданной резкостью возразил Эгидиус. — Я стал законником не по велению сердца, а из верности завету отца. И с тех пор несу это бремя. Вы знаете, мистер Худ, сколько нас всего?
— Думаю, много…
— Когда мой отец вступил в Средний Темпл, барристеров едва ли насчитывалось пятьдесят. А теперь их число перевалило за четыре сотни. Что же касается поверенных, тех, что выступают в судах общего права, так о них и говорить страшно. Город кишмя кишит адвокатами. Они плодятся как тараканы, и точно так же, как от тараканов, от них нет спасения. Пожалуйста, сэр, не причисляйте меня к ним. Я презираю своих коллег за их однообразие. Даже когда адвокаты «пускают ветры», они воняют одинаково.
Последнее замечание Эгидиуса показалось Худу столь неожиданным и вульгарным, что он заморгал от удивления. Пай казался слишком чопорным для такой сальности. Странный он все-таки человек. Манеры Пая приводили в замешательство, изо рта его несло уксусом, луком и плесневелым сыром. С первого взгляда было ясно, что адвокат холост: подобного ухажера не подпустит к себе ни одна женщина. Да, работа с таким сулит некоторые сложности…
Худ отхлебнул вина и помахал свитком:
— Мистер Пай, нам надо обсудить текст. Сюжет хорош, персонажи яркие, пьеса производит сильное впечатление. Вместе с тем ее можно значительно улучшить.