Банк - Всеволод Данилов

– Только расстались.

– Приглашает немедленно, – неприязненно повторил Чугунов и, полагая, что сказанного достаточно, отключился.

Звонок этот вернул Забелина к происшедшему. Еще накануне, на семинаре в Сосенках, когда решились они на сегодняшний разговор с Второвым, ни один из них – уж сам-то он точно – не предполагал прямого разрыва. Допускалась, конечно, учитывая нетерпимость президента и проявляющуюся злопамятность, попытка с его стороны убрать кого-нибудь из недовольных. В последнее время, презрев всяческие управленческие каноны, он вовсю развлекался «тасованием» кадровой колоды. И они договорились дружно защищаться.

Но агрессивная готовность Второва изгнать правление в полном составе под угрозой собственного увольнения Забелина, как и остальных, оглушила.

И когда сразу после правления перехватил его Керзон с предложением консолидироваться перед советом директоров, за чем едва скрывалась очевидная попытка смещения Второва, Забелин насупился:

– Я в эти игры не играю.

– Игры нам Папа навязывает. Или без суеты сдадим банк, который завтра же молодые сопляки выдвиженцы и взорвут? Разве для того столь лет бок о бок отстраивались? Неужто не понимаешь, что поодиночке он нас разорвет?

– Все так, Палыч. Но – без меня.

– Твое слово для совета важно.

– Без меня, извини.

Была за всем этим одна вещь, через которую не мог он переступить и которую сам определял как «первичность права». Таким правом обладал когда-то любимый его учитель академик Мельгунов, настойчиво подталкивавший Забелина в заведующие лабораторией, а потом вдруг, накануне назначения, категорически потребовавший его увольнения из института. И хоть причину внезапной этой перемены так и не узнал, и хоть очень хотелось остаться, и влиятельные, уровня Мельгунова, люди уговаривали, против воли учителя не пошел – просто уволился.

Такое же первичное право признавал он и за Второвым, пригласившим семь лет назад присоединиться к модному перестроечному начинанию – создать молодежный банк. Никто тогда, кроме автора идеи, кипящего возбуждением Второва, не верил в прочность нового дела. Потом уж от неуемной его энергии подпитались и остальные. И банк стартовал.

На сегодняшнем правлении Забелин лишь утвердился в созревавшем опасении – перерождающийся Второв становится для банка из созидательной столь же мощной разрушительной силой. И все-таки за ним было первичное право человека, пригласившего в дело. И альтернатива, по понятиям Забелина, сузилась теперь до размера беговой дорожки – либо продолжать бежать за лидером, либо сойти с дистанции. Либо с Второвым, либо без него. Но не против него.

А потому, поняв, что разговор с Керзоном лишь прелюдия к долгим и мучительным переговорам с другими, Забелин решился. Обогнув поджидавшего его с искательным лицом Савина, он прошел в комнатку руководителя аппарата, вытащил из принтера лист бумаги, размашисто написал короткое, без аргументации заявление об увольнении и положил его перед опешившим Чугуновым. После чего миновал гудящий банковский ресторанчик, где стихийно продолжилось заседание свергаемого правления, и отбыл в аэропорт.

– Там люд собрался, – напомнил, выходя, Дерясин. – Народ после сегодняшнего как бы на измене стоит. Готовы за вас хоть до Ла-Манша.

– Тогда через пару минут заходите. И вот что еще, Аслан Магомедович. Очень может статься, что через три месяца меня здесь не будет. – Он проводил взглядом инспектора.

– Повышаешься? Хорошее дело. Достойные люди должны достойно расти, я так думаю. Куда дальше?

– Дальше некуда. Ухожу из банка.

– Второв что, чудак совсем? Зачем отпускает? Или зарвался? Куда идешь, говори. Зачем тянешь?.. Поссорились, да? Иди ко мне. Хошь финансовым, хошь другим кем. Иди – прошу! К другому пойдешь – обижусь.

– Жизнь покажет. Может, и сам что покручу. А сейчас одно знай – если меня здесь не будет, то и пролонгации через три месяца не будет. Это я к тому, что изворачивайся как знаешь, но на стену календарь повесь. В черной такой рамке.

– Зачем так жестоко шутишь? Думаешь, для кого другого больше, чем для тебя, надрываться стану? Не стану. Нельзя больше. А тебе одно скажу, – заторопился он, заметив приоткрывающуюся дверь. – Ты только знай – у тебя есть друг. И все. Курдыгов, кого хошь спроси, человек слова.

– Я знаю.

– Ну, ты знаешь. И насчет работы, и… вообще.

В кабинет, здороваясь с уходящим заемщиком, вошли и расселись за переговорным столом несколько человек – начальники кредитных отделов. Последним неуверенно зашел и сел на краешек стула не обвыкшийся еще новый сотрудник, худенький Юра Клыня, «выдернутый» Забелиным на повышение из филиальских юристов. Клыня без всякой поддержки сверху так исхитрился наладить работу с судебными исполнителями, что, обходясь без длительных судебных процедур, ювелирно взыскивал «зависшие» деньги.

– С чем пришли?

– За информацией.

– Даю информацию. Значимая информация отсутствует.

– Вы уж нас совсем за лохов держите, – обиделся начальник группы аналитиков любимчик Забелина Эдик Снежко. Три года назад приведенный им в банк пацаном, Снежко стал одной из надежнейших его опор. – Заявление ваше об уходе у Чугунова на столе.

И тем прокололся – слухи об особых отношениях красавчика Снежко с ответственным секретарем правления Инной Галициной давно ходили по банку.

– Давайте-ка лучше о приятном. Как, к примеру, вчера в футбольчик сгоняли?

– Вынесли нас, – печально доложился непроходимый центральный защитник футбольной команды Дерясин. – Да и неудивительно, когда капитан команды матчи игнорирует.

– Интересами коллектива не живет, – уточнил словоохотливый инсайд Снежко.

– Не получилось у меня вчера, мужики, – извинился Забелин. – К правлению готовился. Хотя… готовься, не готовься…

Опять зазвонил телефон. Похоже, нетерпеливый Чугунов спешил уточнить реакцию.

– Я, между прочим, не метеор, – сообщил в трубку Забелин и тем, похоже, расстроил собеседника.

– Старый, стало быть, стал.

У Забелина перехватило дыхание – ошибки быть не могло.

– Только не говори, что это ты.

– Тогда это не я, – согласился насмешливый мужской баритон. – К тому же с вашим даром убеждения я и сам вот-вот засомневаюсь.

– И ты в России, – все еще осторожничал Забелин.

– Ну, если «Шереметьево-2» пока еще территория российская… Впрочем, погоди, уточню. Девушка! Не сочтите за труд – в какой я сейчас стране? – «Дурак», – послышалось из глубины. – Спасибо, родная, что не отказала… Слышал? Выходит, и впрямь на родине.

– Убью, скотина! – радостно пообещал Забелин.

– Когда и где?

– Через пару часов. «Грин Хаус» на Большой Никитской помнишь? Нет? Старый ты, как фекал мамонта. Тогда объясняю для эмигрантов – пирожковая на Герцена. Недалеко от консерватории. Понял, дубина иноземная?

– Терпеть ненавижу, – подтвердили из Шереметьева.

– Так уходите или?.. – Снежко замялся. – Это я к тому, что народ просил передать…

– Уполномочил, – уточнил Дерясин.

– В общем, мы тут заявление коллективное соображаем. В смысле, что если вас скинут, то мы как бы уйдем всем управлением. Пускай попробуют без кредитования.

– Сильны воспитаннички. – Стараясь скрыть подступившую теплую волну, Забелин старательно изобразил неудовольствие. – Давайте-ка так. Заявление ваше – само собой, в корзину. Не для того мы вас здесь растили, чтоб при первой сваре вы стройными рядами банк бросили. Так что не будем опережать события.

– Опережать не стоит, – согласился неотвратимо жиреющий и потому вечно задыхающийся начальник отдела залогов, «уведенный» Забелиным ни много ни мало с должности заместителя начальника штаба МВД. – А предвидеть необходимо. Нас так шеф наш учил – Забелин Алексей Павлович.

– Тонко подхалимничает, – позавидовал Снежко. – Что значит милицейский опыт. Вообще-то, Алексей Павлович, мы не в плане, как бы посудачить. Есть слух, что на ваше место Баландина назначить собираются, тогда нормальному кредитованию так и так конец придет. Так что не говорю за других, но я, как в мультике, – ваша навеки. И вы уж меня на панели не бросайте. Как говорится, куда иголка, туда и…

Под окном заскрежетали тормоза, начался общий характерный шум. Напряглись и сидевшие. И даже горячо произносивший в эту минуту какие-то энергичные слова Снежко, продолжая говорить, увял и завороженно вместе со всеми уставился на дверь. Дверь распахнулась разом, и по сильному этому тычку, еще не увидев, Забелин понял – Второв. Приехал, не дождавшись.

Его лобастая голова, как всегда увлекающая за собой уставшее под гнетом болезней тело, пересекла створ косяка.

Присутствующие поднялись стремительно и застыли под тяжелым понимающим взглядом всесильного Папы.

– Совет в Филях? – безошибочно оценил увиденное Второв. – Прерываю – Москву сдавать не буду.