Цацики и его семья - Мони Нильсон-Брэнстрем

— Зато теперь ты сможешь оставлять все деньги от проданных каракатиц себе, — утешил ее Цацики.

— Я больше не буду ловить каракатиц, — сказала Элена. — С тобой гораздо веселее. Мы закопаем наш клад до следующего лета, когда снова будем вместе. Ты же приедешь сюда?

— Думаю, да, — неуверенно проговорил Цацики. — Надо спросить у Мамаши.

Цацики был немножко рад, что Элена расстроилась, узнав о его отъезде, но сказать ей об этом он, конечно, не мог. Бабушка Мария цокала языком, щекотала его усиками и бранилась с Мамашей так, что слышно было на всю деревню. Она-то надеялась, что Мамаша и Янис поженятся.

Янис так огорчился, что Цацики пришлось неподвижно просидеть целый день, чтобы он мог наконец дописать свою картину.

Он повесил ее рядом с портретом Мамаши, которая так и щеголяла в черной майке и лосинах. Казалось, Янис вот-вот расплачется, и Цацики стало неловко, что он сам так рад.

Янис погладил Цацики по щеке.

— Спасибо, что разыскал меня, — сказал он. — Я и не догадывался, насколько бедна моя жизнь, пока ты не приехал. Я рад, что у меня есть такой сын, как ты.

— А я рад, что у меня есть такой папа, — прошептал Цацики. — Папа Ловец Каракатиц.

— Ты спишь? — спросила Мамаша, когда они вечером легли в постель.

— Нет, — сонно отозвался Цацики.

— Ты бы хотел, чтобы мы с Янисом поженились и жили как настоящая семья?

Цацики немного подумал.

— Нет, — наконец сказал он. — Янис не смог бы жить у нас дома. Ему хорошо здесь, среди каракатиц, а нам с тобой хорошо дома на Паркгатан, так, как это было всегда. Я хочу, чтобы у меня был греческий папа и домашняя мама, потому что я так привык.

К автобусу Цацики и Мамашу провожала целая процессия. Впереди шел дедушка Димитрис и нес огромную коробку с фруктами, овощами и подарками, которую сложила для них бабушка Мария. Потом шла сама бабушка Мария, Эленина семья и соседи. Завершали шествие Мамаша, Цацики и Янис. Он крепко держал Цацики за руку и, казалось, не собирался разжимать ее. Последней шагала Элена.

— Чего ты такая недовольная? — спросил Цацики.

— Вот глупый, я не недовольная. Мне грустно, непонятно, что ли? Ну давай, я тебя поцелую на прощание.

Пока взрослые грузили вещи в автобус, Цацики удостоился второго поцелуя. Он был очень долгий и соленый от Элениных слез. На вкус он напоминал расставание.

— Пиши, — всхлипнула Элена.

— Конечно, — пообещал Цацики. — Правда, я не умею писать по-английски.

— Это неважно, — ответила сквозь слезы Элена. — Просто пиши, и все.

Янис протянул Цацики сверток, который нес в руке.

— Это тебе на память о папе, — сказал он.

— Можно открыть? — глаза у Цацики заискрились, как бенгальские огни.

Янис кивнул, и Цацики сорвал оберточную бумагу.

— Вот это да, — воскликнул он. — Вот это да!

Это было то самое ружье, о котором он так давно мечтал.

— Спасибо, папа! — он крепко обнял Яниса. — Огромное спасибо!

— Должно быть, рыба водится и в Стокгольме, — со слезами на глазах сказал Янис. — Я буду очень скучать по тебе!

— Я тоже, — теперь плакал и Цацики.

Шофер начал сигналить. Пора было отправляться в путь.

— До свидания, папа, — прошептал Цацики.

— До скорой встречи, мой сын, — прошептал папа Ловец Каракатиц.

Автобус тронулся, и Цацики бешено замахал в открытое окно. Янис стоял немного в стороне от остальных, и вид у него был очень несчастный.

— Стойте! — закричал Цацики и кинулся в проход. — Стойте!

Шофер резко затормозил и открыл двери. Цацики подбежал к Янису.

— Держи, — сказал он, протягивая ружье. — Я хочу, чтобы оно хранилось у тебя. Чтобы ты знал, что я точно вернусь…

И поспешил обратно к автобусу.

— Ну все, теперь домой, — сказал он.

Укротитель мух

Цацики проснулся от знакомого уютного жужжания мухи. Она села ему на кончик носа, и он позволил ей немного побродить по его лицу. Она пощекотала ему нижнюю губу, но чего только не приходится терпеть, если хочешь стать укротителем мух.

Цацики уже целую неделю приручал эту муху. Во всяком случае, ему хотелось думать, что это одна и та же муха, правда, дрессировке она никак не поддавалась. Стоило ему протянуть руку, чтобы ее погладить, как она тут же взмывала в воздух. Видно, на укрощение мухи требуется гораздо больше времени.

Прошла всего неделя и один день с тех пор, как они покинули Агиос Аммос, но казалось, что они здесь гораздо дольше. Перед тем как Цацики отправился на ваксхольмском пароме к дедушке в деревню, Мамаша отдала фотопленки в проявку и печать, и теперь он мог в любой момент, когда ему вздумается, рассматривать греческие снимки.

По мнению дедушки, Янис был самый крутой и стильный папа. Так же считал и Пер Хаммар. Он приехал к Цацики три дня назад. Пер Хаммар был лучший в мире друг. Сейчас он спал в своей кровати, рядом с кроватью Цацики.

Он посвистывал во сне, как маленький поросенок, но когда Цацики встал, он просто повернулся на другой бок. Пер Хаммар очень устал. Они болтали до поздней ночи.

— Ну спите уже, — каждый вечер по сто раз говорил им дедушка. Но им слишком многое надо было обсудить. Темы для разговора никогда не иссякали. Как только один из них начинал засыпать, другой вспоминал о чем-то суперважном. Вчера они уснули прямо в одежде. Это оказалось очень удобно — не надо одеваться утром.

У дедушки в деревне такие вещи легко сходили с рук. Он даже забывал напоминать им чистить зубы. С дедушкой можно было расслабиться.

Мамаша осталась в городе. «Мятежники» записывали свой клип, Мамаша звонила им и рассказывала, что получается очень круто. Она не успевала навестить их перед отъездом в Германию, но к началу школы обещала вернуться в Стокгольм.

Бабушка тоже не поехала в деревню. Она снимала рекламные ролики для телевидения, и работы у нее было невпроворот.

Зато дедушка старался работать как можно меньше. Он обожал деревню, обожал расставлять сети, возиться со своими цветами и подолгу гулять в лесу.

— Но в основном я предпочитаю отдыхать, — повторял он, раскуривая свою трубку.

Правда, теперь он уже понял, что отдыхать, когда рядом есть Цацики и Пер Хаммар, трудновато.

Цацики вышел на улицу и пописал в мокрую от росы траву. Писать на улице — это особое, летнее развлечение. Когда Цацики был маленький и возвращался в город после целого лета, проведенного в деревне, он отказывался ходить в туалет. Он предпочитал писать в Крунубергском парке. У Мамаши в спальне висела фотография, на которой Цацики в голубой пижаме писает возле дерева в парке.

В кухне приятно пахло кофе, и дедушка налил чашку и ему тоже. Сидеть с дедушкой на залитом солнцем крылечке с чашечкой кофе было особенно здорово, ведь Мамаша обычно не разрешала Цацики пить кофе. Правда, он всегда просил дедушку добавить побольше молока и сахара, иначе кофе казался ему все же довольно противным.

— А где же Пер? — спросил дедушка и выбросил крошки от хлеба птичкам.

— Он спит, — ответил Цацики, — но я его скоро разбужу. Я придумал отличное испытание.

Цацики и Пер Хаммар соревновались, кто из них отважнее.

Цацики не сомневался, что он смелее, поскольку прыгал с утеса в Греции. Пер Хаммар был убежден, что и он бы прыгнул. Но доказать это было невозможно, поэтому они и выдумывали разные другие испытания.

Для начала они лазили на сказочный дуб — это было огромное дерево, достающее до самых небес. Пер Хаммар забрался выше Цацики. Он залез так высоко, что не смог спуститься. Он даже смотреть вниз боялся. Просто сидел, уцепившись за ветку.

Дедушке пришлось звать Улле. Улле, крестьянин с их острова, поднялся к Перу Хаммару, обвязал его веревкой, а потом они вместе с дедушкой спустили Пера на землю.

— Как бы то ни было, я залез выше тебя, — гордо сказал Пер Хаммар.

— Но ты не смог спуститься, поэтому это не считается.

Цацики выиграл соревнование по прыжкам в сено. Прыгая с верхней балки на сеновале, он смог сделать сальто в воздухе. Пер Хаммар на это не решился.

Потом Пер Хаммар придумал состязание, кто дольше просидит в воде. Был ненастный день, жутко штормило, и шел проливной дождь. Пер Хаммар победил. Он провел в воде тридцать три минуты. Цацики вылез на берег на седьмой. Он-то привык к теплому Средиземному морю, и это соревнование казалось ему нечестным.

У Пера Хаммара так стучали зубы, что те, что уже качались, выпали. Чтобы согреть Пера, дедушка чуть ли не засунул его в печку.

А однажды они закрылись в свинарнике, чтобы проверить, кто дольше выдержит вонь. Через три минуты, задыхаясь, оба вылетели на улицу.

— Теперь я понял, наконец, смысл анекдота про Бельмана, — проговорил Пер Хаммар, — когда свиньи с появлением Бельмана выбегают из свинарника. Фу, ну и воняло же от него, наверное!