Испытание близнецов - Маргарет Уэйс

Кроме доспехов, никаких иных примет, позволяющих опознать мертвого, они не нашли. В отличие от тел, лежащих в яме, более или менее сохранившихся под пластами глины, тело под обелиском почти полностью истлело. Под доспехами остались одни лишь кости, по которым можно было определить только то, что покойник был весьма крупного телосложения. В одной руке скелета, вытянутой в направлении каменного надгробья, было зажато зубило, словно воин умер в тот момент, когда высекал эту скорбную надпись.

Никаких признаков, указывающих на то, что могло его убить, Тас не заметил.

— Что происходит, Карамон? — спросил кендер дрожащим голосом. — Если это ты, значит, ты умер и поэтому не можешь сейчас стоять здесь рядом со мной…

Внезапно ему в голову пришла новая мысль.

— О боги! А что, если тебя тут нет? Вдруг я просто тебя выдумал?! — Он в отчаянии вцепился в хохолок на макушке и принялся крутить его с такой силой, словно хотел оторвать. — Вот не думал, что у меня такое живое воображение! Ты выглядишь как настоящий!

Кендер протянул руку и потрогал Карамона дрожащими пальцами.

— Да и на ощупь ты живой. Прости меня за такие слова, но и запах от тебя совсем как от настоящего Карамона, разве что спиртом не пахнет! — Тас в отчаянии заломил руки. — Карамон! Я схожу с ума! Как темные гномы из Торбардина!

— Нет, Тас, — пробормотал Карамон. — Все происходит на самом деле. Все реально, я бы сказал — даже слишком.

Он быстро заморгал глазами, но справился с собой и посмотрел сначала на труп, потом на обелиск, который был уже едва виден в неожиданно подкравшихся грозовых сумерках.

— Мне кажется, я вот-вот пойму, в чем тут суть, — неожиданно добавил Карамон и пристальнее всмотрелся в надпись на камне. — Ага! Вот оно! Тас, взгляни скорее на дату!

Кендер вздохнул и нехотя поднял голову.

— Триста пятьдесят восьмой, — тусклым голосом прочитал он. Затем его глаза широко раскрылись. — Триста пятьдесят восьмой! — воскликнул он. — Но мы же вышли из Утехи в триста пятьдесят шестом!

— Мы попали в будущее, — с благоговейным трепетом прошептал Карамон. — Мы забрались слишком далеко!

Грозные тучи, которые собирались над горизонтом, словно армия, готовящаяся к решительной атаке, оказались у них над головами незадолго до наступления вечера, милосердно прикончив умирающее над низким горизонтом, дрожащее, будто студень, солнце. Буря налетела с неистовой яростью. Порыв горячего ветра вырвал Тассельхофа из грязи, а Карамона швырнул спиной на каменный обелиск. Хлынул дождь, крупные капли которого были горячими и тяжелыми, как расплавленный свинец. Потом из туч посыпались градины величиной с кулак кендера, нещадно молотившие по головам и оставлявшие синяки на плечах.

Однако страшнее всего были извилистые разноцветные молнии, впивавшиеся в обгорелые пни, расщеплявшие их в клочья или превращавшие в пылающие костры, видимые, наверное, за сотню миль. Гром, сотрясая землю, гремел без малейшего перерыва, так что Карамон и Тассельхоф в конце концов наполовину оглохли.

Пытаясь найти хоть какое-то укрытие от дождя, они забрались в яму, которую Карамон выкопал в сочащейся влагой глине под огромным упавшим стволом. Из этой ямы они смотрели на неистовую ярость стихии и не верили своим глазам. Огонь, казалось, поднимался до самого неба, а ноздри и глаза ел горький дым полыхающих деревьев. Молнии были совсем рядом, вонзались в мертвую почву и выбрасывали в воздух огромные комья земли и обломки вывороченных с корнем гигантских пней.

Гром ударял по их барабанным перепонкам, словно огромный молот по наковальне.

Единственной радостью во время небывалой бури была вода. Карамон выставил наружу свой шлем и меньше чем за минуту набрал воды достаточно, чтобы напиться.

Вода, однако, отдавала тухлыми яйцами — так заявил кендер, с отвращением зажимая нос, — и почти не утоляла жажды.

Никто ничего не сказал вслух, но каждый подумал, что у них нет возможности запастись этой мерзкой водой впрок, как нет возможности раздобыть хоть какую-то еду. Тем не менее Тассельхоф, впервые почувствовавший себя самим собой с тех самых пор, как понял, где находится, отчасти даже наслаждался свирепой бурей.

— Я никогда не видел, чтобы молния была такого цвета! — прокричал он, перекрывая грохот грозы и не отрывая взгляда от невиданной картины. — Очень похоже на фокусы, которые показывают бродячие факиры.

Однако гроза скоро ему наскучила.

— В конце концов, — снова закричал Тас, глядя, как в небо взлетает объятое пламенем бревно толщиной в три Карамоновых обхвата, — все приедается, особенно если видишь это в пятнадцатый раз. Если тебе не будет слишком одиноко, — прибавил он и зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, — я, пожалуй, вздремну.

Ты не против, если тебе придется немного покараулить?

Карамон покачал головой, собираясь что-то ответить, но мощный удар грома заставил его вздрогнуть. Меньше чем в тридцати шагах от их убежища вспыхнул голубым огнем огромный пень.

«Это могли быть и мы, — подумал гигант, глядя на тлеющие обломки и морщась от резкого запаха серы. — Впрочем, мы можем быть следующими!»

Его охватило отчаянное желание куда-то бежать и что-то делать. Оно было таким сильным, что мускулы гиганта непроизвольно напряглись, и ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы усидеть на месте.

«Там, снаружи, — верная смерть, — сказал он себе. — Здесь, в яме, мы, по крайней мере, находимся ниже уровня земли».

Однако, словно в ответ на его мысли, лимонно-желтая молния выбила совсем рядом с ним глубокую яму, и гигант с горечью улыбнулся. Нет, нигде они не могли чувствовать себя в полной безопасности. Оставалось только ждать, уповая на милость богов.

Карамон посмотрел на кендера, собираясь сказать что-нибудь утешительное для своего маленького друга, но слова будто замерли у него на губах. Вздохнув, Карамон покачал головой. «Есть все же на этом свете кое-что неизменное, например, кендеры», — подумал он, глядя на Тассельхофа. Кендер крепко спал, свернувшись калачиком и не обращая никакого внимания на разбушевавшуюся стихию.

Карамон тоже забился поглубже в яму, но заснуть не мог. Его глаза неотрывно следили за черными тучами, в непрерывном сверкании молний проносившимися у него над головой. Чтобы отвлечься от этого ужасного зрелища, он попытался разобраться в том, что же, собственно, произошло и как получилось, что они оказались в этом гиблом месте. Он даже закрыл глаза, разболевшиеся от ослепительного света, и снова увидел своего брата, стоящего перед жуткими Вратами, вновь услышал его голос, обращенный к страшным драконьим головам и приказывающий им подчиниться и пропустить их — Рейстлина и Крисанию — в Бездну.