Бес специального назначения - Антон Мякшин

«Дурак я все-таки, — мысленно сказал я себе, стараясь успокоиться, — обязался с честью справиться с заданием. Договор дал подписать… Айвенго, блин… »

А прямо под сценой Михалыч отбирал у Степана Федоровича швабру. Степан Федорович робко сопротивлялся.

— Вы кто? — кричал режиссер. — Новый уборщик? Отлично! Звать как? Степан? Прекрасно! Федорович? Великолепно! Ничего не бойтесь, слушайтесь меня, и все будет отлично! Грим наложим прямо здесь и сейчас! По фактуре вы подходите, так что опасаться нечего. У нас генеральная репетиция через неделю, а главный герой по пивным ночует! Сценарий пропадает, и какой сценарий! Конфетка, а не сценарий! Я его сам написал…

Набежавшие откуда-то гримеры ловко стащили с моего клиента застиранную робу и облачили его в мундир штандартенфюрера. Степан Федорович смущенно топтался на месте, гремя подкованными сапо-гами. Михалыч с воплем: «Стойте здесь и никуда не уходите! Я принесу вам парабеллум! » — выбежал из зала.

Дверь захлопнулась за режиссером, и тут же раздался тяжкий удар и глухой стук упавшего тела. Дверь мгновенно распахнулась снова. В зал влетел крепенький паренек неестественно маленького роста, одетый в какую-то оранжевую тогу. Голова паренька была совершенно голой: нос, занимавший добрую половину круглого лица, дерзко торчал вперед и вверх. Ротового отверстия не было. Зато во лбу красным светом горел единственный глаз — огромный и яркий, как запрещающий сигнал светофора.

Я только привстать успел — слишком уж быстро все произошло. Шарик в моей ладони запульсировал.

— Всем оставаться на своих местах! — истошно затрубил носом коротышка. — Не двигаться! — грозно добавил он, хотя все и так застыли с открытыми ртами.

Он запустил руку под тогу и вытащил жуткого вида кинжал с искривленным лезвием. Одним прыжком подскочил к обомлевшему Степану Федоровичу и, поднимая кинжал, заголосил:

— Именем Вселенского Порядка!

— Стой!

Коротышка вздрогнул. Рискуя сломать себе шею, я полетел по спинкам кресел вниз.

— Стой, кому говорят! Назад! Степан Федорович, пригнитесь!

Степан Федорович, не сводя наполненных ужасом глаз с коротышки, попятился. А тот, перехватив кинжал обеими руками, повернулся ко мне:

— Ты… не такой, как они… Ты… Исчадие преисподней!

— На себя посмотри! — предложил я, отводя руку с шариком для броска. — Тоже мне Ален Делон… Отойди от моего клиента!

— Не отойду! Сам отойди!

— А вот это видел? — Я подбросил на ладони шарик, изрядно распухший и покрывшийся сетью красных прожилок.

Коротышка настороженно задергал носом:

— Ты не понимаешь! Этот человек смертельно опасен! Он несет в себе гибель всему человечеству! Чтобы предупредить глобальную катастрофу, необходимо немедленно зарезать его! Он не должен оставаться в живых!

Степан Федорович, оседая на пол, часто-часто заморгал.

— Это он-то опасен? — удивился я. — Более безобидного существа я в жизни не видел. Если здесь кто-то и опасный, так это ты! Положи ножик! Кстати, хотелось бы узнать — с кем имею честь?..

— Нет времени на церемонии! Неужели ты не чувствуешь, бес?..

— Позвольте! — рявкнул со сцены Гитлер. — Что здесь происходит? Гражданин, что вы себе позволяете? Врывается посреди репетиции, ломает всю работу… Кто вы такой?

— Он, наверное, из кукольного театра, — предположил Геббельс, — только грим какой-то странный…

— Я не из какого не из театра! — завизжал и затопал коротышка. — Не сбивайте меня с толку! Я представитель древней и могущественной расы циклопов! Испокон веков циклопы охраняли человечество от нарушителей Вселенского Равновесия, за что и получили почетное звание Хранителей!

— Стоп-стоп-стоп! Какое человечество? Какие нарушители? Да Степана Федоровича самого нужно ох-ранять от каждой консервной банки! Чем я, собственно, и занимаюсь по роду службы. И потом — насколько я помню, циклопы, они такие здоровенные великаны, а ты…

— Ну, я в детстве упал и ударился копчиком… — кашлянув, пояснил коротышка.

— Адольф! — позвал Степан Федорович. — А сторож был-таки прав… Что мне делать? Можно, я от греха подальше лишусь чувств?

— Валяй, — разрешил я, — падай на пол и не маячь в поле прицела. Сейчас я этому выродку прямо в носяру залеплю!

— Ты не понимаешь, бес! — схватился за голову коротышка. — Он грубо нарушил закон Вселенского Равновесия! За короткий период он стянул на себя все духовные и материальные блага, которых хватило бы населению небольшой страны на сто с лишним лет! И теперь…

— Знаю, знаю! Огребет от Космического Баланса по самое «не хочу»…

— И теперь он практически всемогущ! — неожиданно закончил одноглазый коротышка. — Хотя и сам об этом не подозревает! И никак не может управлять собственным могуществом! В нем одном сконцентрировано неслыханное количество отрицательной внеземной энергии, вполне достаточной для слома реальности. Ты представляешь, что это значит — слом реальности?

— Н-ну… Довольно смутно… — признался я, опуская руку.

— Это глобальная катастрофа! Это исковерканные судьбы народов! Это разрушенные города! Затонувшие континенты! Эпидемии! Голод! Войны! Горы трупов и море крови! — Циклоп мотнул носом и трагически заломил руки.

— Во дает! — толкнул Гитлер Геринга локтем. — Какой типаж, а? Какой драматический талант! Вот кому Штирлица играть, а не этому пропойце Шапкину!

— Каждые несколько миллионов лет на Земле появляется человек, которому от роду выпало стать Нарушителем Вселенского Равновесия! От них и только от них все беды человеческие! Это они притягивают из Космоса чудовищные силы, способные уничтожить планету, переломить ход истории…

— Чего ты брешешь? Какие каждые миллионы лет? Человечеству от силы… ну, в общем, гораздо меньше…

— Знаешь, каков был итог деятельности первого Нарушителя Закона? — очень тихо спросил одноглазый и сам ответил: — Космическая Кара явилась в образе гигантского метеорита… От удара его о Землю сместились полюса и начался…

— Ледниковый период, — догадался я.

— Степан Федорович — второй Нарушитель в истории человечества, — заключил циклоп.

— Однако… — пробормотал я. — Всего-навсего два нарушителя. Вы, Хранители, не были особо обременены заботой о человечестве. Раз в миллион лет выходить на смену — просто мечта…

Внезапно я призадумался. Сверхъестественное невезение моего клиента оборачивалось какой-то новой, еще более ужасной стороной. Если предположить, что удары Космоса по бедному Степану Федоровичу будут становиться все сильнее и сильнее, пока не достигнут самого пика… Все эти летучие змеи и оживающие предметы — просто ерунда. Это всего-навсего легкая пристрелка. А ну как на бедного уборщика рухнет атомная бомба в полтонны весом? Тут уж и я ничем не смогу помочь… Да что там бомба! Бомба — слишком приземленно, банально… Что там плел этот недомерок о сломе реальности?

— Бред какой-то, — отогнав страшные мысли, сказал я. — Никогда ни о каких Хранителях я не слышал. Ни в какой методической литературе не читал. Ни на профсоюзных собраниях, ни на курсах повышения квалификации о вас ничего не говорили. Не верю я тебе!

— Естественно! Наша раса действует под покровом тайны! Бес, послушай! Отступись! Во имя жизни на нашей планете — отступись! Дай мне прикончить этого несчастного! Дай восстановить баланс!

— Погоди, погоди! Слушай, как все просто у тебя — ворвался сюда с ножиком, зарезал ни в чем не повинного человека — и готово! Расскажи все толком, может быть, можно решить проблему другим способом?

— Нет времени! — завопил коротышка. — Нет времени! Неужели ты не чувствуешь, бес?! Катастрофа уже близко! Еще минута — и она станет неотвратимой! Хватит разговоров!

Издав варварский боевой клич, он вдруг рванул вперед. Степан Федорович слабо вякнул, закатил глаза и повалился навзничь — кинжал блеснул над его увенчанной форменной фуражкой головой.

— От винта! — заорал я, размахиваясь.

— Бес, опомнись!

Я метнул шарик. Циклоп попытался было увернуться, но не успел. Шарик угодил ему точно в глаз. Заклинание Убойного Толчка сработало на совесть — посреди зала шарахнул оглушительный взрыв. Зазвенели выбитые взрывной волной стекла. Прожекторы и софиты бомбами посыпались на пол. Занавес вспыхнул и сгорел дотла. Кресла затрещали, переворачиваясь вверх тормашками…

На том месте, где секунду назад стоял коротышка-циклоп, образовалась обугленная яма. Самого Хра-нителя вынесло в коридор вместе с дверью и доброй частью стены. Из коридора полыхнуло пламенем в последний раз — и все стихло…

Но только на мгновение! Не успел я перевести дух, как за окнами театрального зала потемнело, потом вспыхнуло, потом снова потемнело. Пол подо мной затрясся. Актеры на сцене повалились, как кегли. Бесчувственный Степан Федорович подпрыгивал на паркете, словно на кровати-вибромассажере. А за окнами то темнело, то вспыхивало, то темнело, то вспыхивало… пол дрожал — будто здание драматического театра превратилось в гигантский поезд, несущийся по невиданному железнодорожному полотну.. .