Самая младшая из принцесс (СИ) - Завгородняя Анна Александровна

— Я оставлю вас на несколько минут. Распоряжусь насчет воды, — сказала горничная и добавила, — вы можете не беспокоиться. Двери в ванную комнату есть и в коридоре, так что мужчины, которые принесут ведра, вас не будут смущать своим видом.

— Это важно, — кивнула снисходительно, хотя никакие мужчины смутить меня не могли, если я одета.

— Также я распоряжусь про туалетные принадлежности, — произнесла Мария и выскользнула за двери.

Я наконец-то смогла расслабиться и упала на кровать, раскинув в стороны руки. Запрокинула голову, вглядываясь в нависший балдахин и внезапно увидела, что ткань надо мной расшита теми же созвездиями, что и потолок в холле. И эти звезды удивительным, хотя нет, какой там, усмехнулась я, магическим образом светились, словно настоящие. Они манили протянуть руку и прикоснуться к их далекому свету.

Я одернула себя, когда машинально, словно заведенная кукла, потянулась к этим звездам. Тут же села и оправила платье, а вскоре услышала шум, доносившийся из ванной комнаты. Кто-то лил воду, затем еще и еще, видимо, наполняя для меня долгожданную ванну. Я отчего-то представила себе густую ароматную пену, плавающую по ее поверхности, когда шум прекратился, а когда стих топот множества ног, двери в ванную распахнулись, и на пороге возникла Мария. Улыбаясь, она предложила мне, наконец-то, искупаться и сбросить с себя усталость с дороги. Я была только за.

— А затем я принесу вам ужин, — сказала она, намыливая мои волосы. — Хотя, когда сэр Генри приедет, скорее всего, он захочет, чтобы вы присутствовали на ужине вместе с ним.

«Это вряд ли», — отчего-то подумалось мне, но идея Марии мне понравилась, и я одобрила ее вслух. Мария зарделась от похвалы и раскраснелась так, словно в горячей ванне сейчас сидела не я, а она.

Гораздо позже, после сытного и на удивление, очень вкусного ужина, я легла в постель, укрывшись теплым пуховым одеялом. Сэр Генри к ужину не приехал, что меня совсем не расстроило.

Дрова в камине весело трещали, даря тепло и умиротворенность, и я даже не заметила, как уснула. И во сне я точно улыбалась, радуясь уюту.

А утром вернулся опекун.

Наша встреча была неприятна нам обоим. Мы столкнулись в столовой, где я ожидала завтрака, когда услышала гулкие шаги, раздавшиеся за дверью, а затем она распахнулась, и в зал ворвался лорд Финч.

Он был точно таким же, как и в тот, самый первый раз, когда я увидела его. Чем-то явно недовольный, натянутый, словно струна. Я едва не выскочила из-за стола, словно нашкодившая ученица, когда на мне остановился взгляд его стальных глаз. Создавалось ощущение, что он очень и очень не рад видеть меня в своем замке. Тогда зачем пригласил? Да еще так, что у меня не было ни малейшей возможности отказаться?

Наши взгляды встретились. Я попыталась посмотреть на своего опекуна другими глазами, как женщины смотрят на мужчину и поняла, что, несмотря на его внешнюю привлекательность, мне он совершенно не нравится. Хотя, думаю, иные дамы при дворе, да и не только, находили его более чем интересным. Даже сейчас, в дорожной одежде, немного взъерошенный и в грязных сапогах он был хорош. А каков станет, когда вернется бывший лоск?

Сэр Генри был красив, но эта красота была холодной. Я бы даже сказала — ледяной. У него были светлые волосы, редкого оттенка, серые, словно пепел, пронзительные глаза — цвета стали. Губы презрительно поджаты, нос крупноват для профиля, но в анфас смотрелся недурно. За телом лорд Финч явно следил, а, может, его так щедро одарила природа? Но сложен он был отменно. Широкие плечи, высокий рост, длинные ноги и узкие бедра. Сейчас же этот образчик истинной аристократии смотрел на меня, поджимая губы и, видимо, думал о том, что стоит произнести, а потому сказал просто:

— Доброе утро, леди, — но так, словно отправил меня далеко и надолго.

Я встала из-за стола, сделала ему такую любезность, и присела в книксене, решив, что большего этот грубый мужчина недостоин, а затем вернулась за стол дожидаться завтрака. Видимо, благоразумие все же посетило моего опекуна, поскольку он неожиданно поклонился мне и добавил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Если вы соизволите подождать, леди Элиза, я присоединюсь к вам через несколько минут, вот только сменю дорожную одежду, — и, не дожидаясь моего ответа, легко кивнул и был таков.

За моей спиной замер лакей с подносом. Он смотрел вслед хозяину, а затем перевел взгляд на меня, явно ожидая моего решения.

— Я подожду, — сказала решительно и улыбнулась слуге. Не хотелось создавать конфликт в первый же день нашей встречи. Все же, нам вместе жить целые шесть месяцев!

Стараясь занять себя эти несколько минут до прихода лорда Финча, встала из-за стола и прошлась по длинной столовой, а затем подошла к окну и застыла, глядя на грязный двор. Посередине двора стояла карета, в которой наверняка приехал лорд Финч. Но отчего тогда его одежда в грязи так, словно он добирался верхом?

Я увидела, как слуги выносят вещи опекуна из экипажа и заносят в дом. Небо над замком было неприятного свинцового оттенка. Тяжелые облака, переполненные влагой, грозились вот-вот излить ее на землю. Нарастающий ветер шевелил листья громадных дубов и, глядя на них, я внезапно поняла, что даже не заметила того, что возле Каслрока никто не додумался разбить парк или хотя бы несколько лужаек с цветами и дорожками для прогулок. Скорее всего, и прежние хозяева и нынешний находили мрачность этого места привлекательной, в отличие от меня.

Сэр Генри вернулся минут через десять. Я услышала его шаги, такие же быстрые и гулкие, а затем в дверях появился и он сам.

Лорд Финч переоделся и умылся с дороги. Теперь на нем был отменный черный сюртук и белоснежная рубашка. Но изменилась только одежда. Взгляд остался прежним, холодным и раздраженным.

— Прошу прощения за задержку, — он пытался быть любезным, и я это оценила.

«Ведь если он так старается, возможно, эти полгода не станут таким уж мучением», — решила про себя. Просто буду стараться избегать встреч с ним. Замок огромный, так что это будет легко сделать. Исключением останутся лишь совместные приемы пищи, но и с этим я тоже как-нибудь справлюсь.

Мы сели за стол. Лакей пододвинул за мной стул. Лорд Финч сел на другом конце стола, напротив меня, достаточно далеко, чтобы я могла есть спокойно.

Когда перед нами поставили тарелки, а затем лакей стал подавать блины и поджаренный хлеб, я рискнула начать разговор, как это требовали приличия, хотя сама предпочла бы сидеть в тишине.

— Долго добирались домой, милорд? — спросила я, окуная свернутый в трубочку блинчик в вишневое варенье.

— Достаточно, чтобы устать...— начал он отвечать и тут же осекся, и произнес, — спасибо, хорошо, — и взгляд такой острый, цепкий прошелся по моему лицу.

— А как вы устроились, леди Элиза? Я надеюсь, вы всем довольны? Комната вам понравилась?

— Да, спасибо, все просто замечательно, — ответила я и замолчала, решив, что для соблюдения приличий этого короткого разговора вполне достаточно.

Видимо, сэр Генри был такого же мнения, поскольку остаток завтрака мы провели в молчании. Но при этом он не переставал без стеснения рассматривать меня, да так внимательно, что по моей коже прошелся морозец. Я первая закончила трапезу, встала из-за стола и улыбнувшись с натяжкой опекуну, удалилась, бросив взгляд на расшторенное окно за которым уже начал накрапывать дождь. Мужчина, верный этикету, тоже поднялся со своего места и проводил меня взглядом, который жег мою спину все время, пока я шла до дверей. Шагая думала о том, как мне хочется сорваться на позорный бег, только чтобы скрыться от этих ледяных глаз, но сдерживала себя... до лестницы, где действительно, стремительно стала подниматься вверх, столкнувшись с удивленной служанкой, которая спускалась вниз.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Леди? — она поклонилась мне, но я едва кивнула ей, торопясь спрятаться в своей комнате.

Я убегала от опекуна, хотя прекрасно понимала, что теперь, когда я выросла и стала почти взрослой, он не станет относиться ко мне с прежней небрежностью. Теперь я леди и ему придется быть любезным. Но отчего тогда я так боюсь его и снова убегаю, будто мне, как и прежде, двенадцать?