Ужас в музее - Хейзел Хилд

Однако полное одиночество постепенно становилось пугающим. Даже отдаленный бой часов казался теперь идущим из каких-то недосягаемых космических глубин. Все это заставляло Джонса вспоминать о той жуткой фотографии, которую вечером показал ему Роджерс, — покрытые резными украшениями стены огромного зала, загадочный трон, являющийся, по словам Роджерса, частью руин, затерянных в опасных и недоступных глубинах Арктики. Возможно, Роджерс и действительно бывал на Аляске, однако эта фотография не могла быть ничем иным, кроме как мастерской инсценировкой. Иначе быть просто не могло, ведь все эти резные украшения из слоновой кости и зловещие символы не укладывались ни в какие мыслимые рамки. А эта чудовищная тварь, якобы найденная на троне — какой безудержный полет болезненной фантазии! Джонс задумался о том, насколько далеко он сейчас находится от этого сумасшедшего воскового шедевра. Вероятно, он хранится за той тяжелой дверью с висячим замком в мастерской. Впрочем, незачем размышлять о каком-то восковом изваянии. Разве в этой комнате не полно таких фигур, которые не менее страшны, чем пресловутое «Оно»? А за тонкой перегородкой слева находится отделение «Только для взрослых» с еще более отвратительными монстрами…

Близость бесчисленных восковых фигур все больше и больше действовала Джонсу на нервы, по мере того как часы вдалеке отбивали каждые пятнадцать минут. Он настолько хорошо знал музей, что не мог отделаться от их зрительных образов даже в полной темноте. Более того, темнота давала безграничный простор воображению, которое стремилось добавить к знакомым картинам несуществующие детали. Казалось, что гильотина поскрипывает, а бородатое лицо Ландру — убийцы пятидесяти своих жен — искривляется в садистской гримасе. Из перерезанной глотки мадам Димерс доносятся жуткие булькающие звуки, а безголовая и безногая жертва четвертования пытается приблизиться к Джонсу на своих окровавленных обрубках конечностей. Джонс начал часто моргать, пытаясь отогнать от себя эти образы, но это не принесло успеха. И, кроме того, когда он закрывал глаза, странные упорядоченные световые пятна становились более отчетливыми.

Затем он вдруг начал пытаться удержать в своем воображении те картины, которые прежде пытался от себя отогнать, поскольку они, исчезая, уступали место еще более ужасным видениям. Но вопреки воле Джонса в его памяти начали воскресать совершенно немыслимые уроды, изображения которых скрывались в самых темных уголках музея, и эти неуклюжие монстры, извиваясь и сочась слизью, приближались к нему, окружая плотным кольцом. Огромный черный бог Цатоггуа из Гипербореи, шевеля сотнями ледяных рудиментарных конечностей, распростер свои крылья, приготовившись броситься и задушить ночного наблюдателя. Джонс едва удержался от того, чтобы вскрикнуть. Он понимал, что к нему возвращаются обыкновенные детские страхи, и поэтому твердо решил использовать все свое взрослое благоразумие, чтобы отогнать от себя этих призраков. После минутного раздумья Джонс зажег фонарь, и это слегка помогло. Какими бы пугающими ни были сцены, возникавшие в луче фонаря, они все же не шли ни в какое сравнение с тем, что рисовало в полной темноте его разыгравшееся воображение.

Однако облегчение было недолгим. Даже при свете фонаря Джонс не мог избавиться от ощущения, что полотняная занавеска, отделяющая альков «Только для взрослых», слегка подрагивает. Он вспомнил, что находится позади нее, и невольно содрогнулся. В памяти всплыли ужасающие очертания легендарного Йог-Сотота. Это было всего лишь скопление переливающихся всеми цветами радуги шаров, но тем не менее от взгляда на него у любого человека даже днем по спине пробегали мурашки. Что, если вся эта дьявольская масса сейчас медленно приближается к нему, уже упираясь в занавеску, висящую на пути? Небольшая выпуклость ткани возле ее правого края напоминала острый рог Нофке — покрытой шерстью мифической твари, жившей, по преданиям, во льдах Гренландии и передвигавшейся иногда на двух ногах, иногда на четырех, а иногда и на всех шести. Чтобы раз и навсегда выбросить все это из головы, Джонс поднялся и уверенным шагом направился к проклятому алькову, держа в руке зажженный фонарь. И конечно же, все его страхи оказались пустыми фантазиями. Но все-таки, разве не шевелятся щупальца на голове Ктулу — медленно и едва заметно? Джонс знал, что они гибкие, но не был уверен, что легкое дуновение, вызванное его приближением, может заставить их шевелиться.

Он вернулся на свое место, закрыл глаза и решил, что лучше уж разглядывать симметричные цветные пятна. Вдалеке часы пробили один раз. Неужели только час? Джонс зажег фонарь и взглянул на свои наручные часы. Да, действительно. Видимо, дождаться утра будет и в самом деле непросто. Роджерс появится около восьми, еще до прихода Орабоны. А задолго до этого уже рассветет, но сюда не проникнет ни один луч света. Все окна в этом подвале заложены кирпичом, кроме трех маленьких щелочек в мастерской, которые выходят во двор. Ожидание не из приятных, что и говорить…

Теперь Джонса преследовали уже и слуховые галлюцинации — он мог поклясться, что из-за закрытой и запертой двери мастерской отчетливо слышатся тяжелые крадущиеся шаги. Нет, ему ни в коем случае не следует сейчас думать о той скрытой от посетителей твари, которую Роджерс называет «Оно». Эта фигура просто опасна для здоровья — она уже свела с ума Роджерса, и даже созерцание ее фотографии вызывает в воображении жуткие кошмары. Однако, что бы там ни было, эта тварь никак не могла находиться в мастерской; наверняка она спрятана за той дверью с висячим замком. А значит, эти шаги — просто игра обманутого слуха.

Затем ему показалось, будто в двери мастерской начал медленно поворачиваться ключ. Джонс зажег фонарь и с облегчением отметил, что тяжелая дощатая дверь находится в прежнем положении. Он снова погасил свет и закрыл глаза, однако теперь ему послышался слабый скрип. Но на этот раз не гильотины, а осторожно открываемой двери мастерской. Только бы не закричать! Если он закричит — он пропал. Теперь были слышны уже мягкие шаги и осторожное пошаркивание, и эти шаги приближались к Джонсу. Он должен сохранять самообладание. Ведь удалось же ему справиться с собой, когда его окружили все самые отвратительные порождения человеческой фантазии. Шаги приближались, и Джонс не выдержал. Он не закричал, но, задыхаясь, хрипло проговорил:

— Кто здесь? Кто вы такой? Что вам нужно?

Ответа не последовало, шарканье продолжалось. Джонс не знал, что страшнее — зажечь фонарь или оставаться в темноте, пока неизвестная тварь будет беспрепятственно приближаться к нему. Ситуация явно отличалась от всех других ужасов сегодняшнего вечера. Джонс судорожно сглотнул, руки его дрожали. Молчание и абсолютная темнота становились просто невыносимыми, и тогда Джонс истерически выкрикнул: «Стой! Кто здесь?» — и направил перед собой луч фонаря. А затем, оцепенев от ужаса, беспомощно выронил фонарь и пронзительно закричал. И не один, а несколько раз подряд.