Вундервафля - Олег Дивов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А эти двое нависают надо мной со значительными лицами и принимаются разглядывать, да так сурово, что вокруг голоса стихают, и все оборачиваются в нашу сторону.
– Какой он все-таки у нас замечательный, – говорит папуля Виктору.
– Прекрасный, – отзывается Виктор.
– Мы – молодцы.
– Безусловно.
Они чокаются, выпивают, круто поворачиваются и уходят. Вслед им несется дружный хохот и аплодисменты.
– А я все думал, в кого ты такой артистичный, – говорит Бенни. – В обоих, значит.
– Ну, все-таки в папу, но без Вити я бы не состоялся. Папуля задавал общее направление и поддерживал в трудные минуты, а Витя-то, извини, меня растил день за днем. Как говорится, отцы приходят и уходят, а отчимы остаются…
Кстати, Виктор и терпел меня день за днем тоже, редкой деликатности и доброты человек. Я папу обожаю, это личность, но сейчас понимаю, как правильно он сделал, что вовремя ушел. Он бы регулярно обламывал сына, и наверняка слишком жестко. А так у меня просто образовалось два комплекта родителей, и я заметно этим избалован. У Бенни по-другому. Со слов Алана выходит, что Тор в общем и целом неплохо заменил его, только вот, увы, самого Алана не было поблизости, когда Бенни рос. Это зря. Мальчику надо знать, что у него есть отец и до отца можно доехать на машине.
– А твои-то где? – спрашиваю.
– Да как обычно. – Бенни разводит два пальца, один вверх, другой вниз.
– С тетей Леной все понятно, а Торвальд мог бы и вынырнуть по такому случаю, – вворачивает Манга. – Заодно бы вправил кое-кому мозги.
– С пяти километров выныривать не так просто.
– Какие все занятые, – Манга фыркает. – Налей мне, Гриш. Почему у твоей дамы пусто? А еще Гамлета играл…
– Я?! Никогда я Гамлета не играл. Мне до Гамлета расти и расти. Ты вообще за мной следишь?
– А ты за мной – следишь?
Пообщались, называется. Покоммуницировали.
– Вот скажи мне, Бенни, как социолог, – требует вдруг Манга. – Чем все это кончится?
И обводит бокалом вокруг.
– Вы за мной тоже не следите, – говорит Бенни. – А я уже три года как все расписал. Мне тогда предложили работать с «мишками», надо было решать, и тут я понял, что готов закрыть тему, подвести итоги. Опубликовал большую работу. Получил в ответ ушат помоев на голову от благодарных читателей. Ну, какой текст, такая и ругань – масштабная.
– Извини, я только сценарии читаю. Совершенно дикий в этом смысле. А Манга…
– Давай, не тяни, – говорит Манга.
– В общем, наша семья – ненормальная.
– Удивил! – смеемся мы хором.
– Да не в том смысле. Атипичная она. Почему Урсула сейчас так к Дику прилипла – видите? – потому что это феномен. И вы феномены, и все остальные за этим столом. У нас базовая парадигма формирования семьи – нематериальная. Мы не ради выгоды сбиваемся в стаю. А нормальная серийная семья, где контакты не теряются с разводом партнеров, а только надстраиваются, – прообраз будущего владетельного рода. Их тысячи, и они все одинаковые. Одна наша такая долбанутая.
– Погоди, они надстраиваются, чтобы набрать побольше сил? И только-то? – Манга презрительно морщит очаровательный носик.
– Именно. Говорю же, будущие владетельные кланы. Все очень продумано, очень просчитано…
– Новая аристократия? Боже, как скучно…
– …и невыносимо скучно. Ты совершенно права. И еще они постоянно лицемерят перед собой и родственниками. Живут в атмосфере привычной повседневной лжи. Такие серийные семьи абсолютно утилитарны, у них нет каких-то принципиально новых задач. Они не порождают новых смыслов, как наша семья. Ну и чем это отличается от династических браков, например? Это откат в Средневековье, а не движение вперед.
– Тогда понятно, за что тебя ругали, – кивает Манга. – Ты же их носом в зеркало ткнул. Молодчина. А я думала, ты дурак вроде Гришки!
– А сама ты что твердила? – тут же набрасываюсь я на Мангу. – Решать проблемы, решать проблемы, через два рукопожатия выходим к президенту… Не для этого семья! Родственников не выбирают, да? А мы – выбираем!
– Да не в этом дело, – перебивает Бенни. – Главное, у нас критерий отбора другой. Все выбирают новых родственников, и весьма придирчиво, даже тщательнее, чем у нас. Но именно с целью решения возможных проблем, расширения влияния, объединения сил и слияния капиталов. И человека, полезного в этом смысле, но по жизни неприятного, будут терпеть. Постепенно число неприятных людей в структуре нарастает, вместе с этим растет необходимость лицемерить и врать, и внутри семьи копится напряжение, которое может найти самый неожиданный выход, вплоть до убийства. А теперь оглядитесь: ну, кому тут в рожу плюнуть? Если только мне…
– Тебе-то за что? – удивляется Манга.
– Сама говорила.
– Да забудь, уже простила.
– Тогда я сам себе плюну. – говорит Бенни. – Потому что я в семье – урод. В любую другую вписался бы, а здесь – чужой.
– Да какой ты…
– Чужой, – говорю. – И я с самого начала был против того, чтобы тебе давали прямые контакты и аварийные коды. Ты бы просто не смог ими воспользоваться, что и доказал сегодня. Но меня, конечно, не послушались. Меня никогда никто не слушается. Ну кто я – клоун…
Манга глядит, что называется, большими глазами. Хотя куда уж больше. А Бенни спокойно кивает.
– У меня социофобия, – говорит он просто. – Одна мысль о том, что надо кого-то попросить о чем-то, доводила меня в детстве почти до слез. Молодые люди с этим борются, и самый типичный путь – найти профессию, которая заставляла бы тебя активно общаться. Многие идут в репортеры, я вот стал социологом, и даже неплохим. И если это надо для дела, я покойника растормошу. Пока еще могу растормошить, с возрастом фобия усилится, придется забыть о полевой работе… Но попросить о чем-то ради себя – клинит, как в детстве… Поэтому, Гриша, у меня нет ни прямых телефонов, ни аварийных ключей. Уничтожил карточку в тот же день, когда мне ее торжественно вручили. Ты прав, я не смог бы ими воспользоваться. Что интересно, в типичную серийную семью я бы вписался, заставив себя лицемерить. Притворился бы тем, кто я есть – исследователем. Играл бы роль. В нашей семье играть нельзя, она ведь создавалась, чтобы люди были собой, раскрывались, становились свободнее, добивались многого. И я вижу, как это работает. Здесь сейчас человек тридцать, у которых не было шансов, но семья их вытянула. Манга, можно совсем прямо?.. Годам к двадцати ты должна была покончить с собой минимум три раза – убивала бы себя, пока не получится.
– Думаю, раньше, к восемнадцати, – кивает Манга.
– А ты, Гриша, сейчас уже загнулся бы от алкоголизма…
– Не дождетесь, – фыркаю, но сам понимаю, что Бенни только со сроками промахнулся: ну действительно, не так-то просто убить меня водкой.
– А тебя не вытянули, – произносит Манга без выражения.
– Нельзя вытянуть всех, и так результаты прекрасные. А со мной… Дело даже не в родителях, которые всегда были слишком заняты собой. Фобия на то и фобия, что с ней почти невозможно справиться. Слушайте, да не глядите так, у меня все нормально. И будет нормально, просто пора уходить. Наша семья не терпит притворства. Я тут сегодня пытался врать, и вы меня раскололи. В нашей семье ложь неорганична, она сразу видна. Семья не для этого, она для счастья. Ты угадал, Гриша, нынче в команде замена. Вместо выбывшего социолога Нордина на поле выходит социолог Нордин. Он гораздо лучше меня – ему незачем притворяться кем-то, кем он не в состоянии быть.
– Я же ее в Гондурас везу, – бормочу тупо.
– Нет, спасибо. Мне только что дед позвонил. – Бенни щелкает пальцем по мочке уха. – Гондурас отменяется, начинается… Новая история. А я побежал. Спасибо за все, друзья.
И он встает и уходит. Мы провожаем его глазами в полном опупении, не зная, что делать: не принято у нас хватать людей за фалды. А он выходит за дверь и пропадает.
– Твою мать, – говорит Манга, – мы его так просто отпустим?!
– Погоди-погоди. Секунду. Дай оглядеться. Где Дик?
В комнате дым коромыслом, несмотря на распахнутые окна; на веранде вовсю пилят хард-рок; за окном мелькает длинный красный силуэт – машина уехала. Дика в комнате нет, Урсулы не видать, Макмиллана тоже нет, и принципиально трезвый Аким куда-то запропастился. Правильно, тут на автоматике не особо поездишь, дороги не те, нужен живой пилот…
– Ты все равно не отстанешь, – говорю Манге, – так что побежали. Надо прояснить один вопрос. Только сама не лезь в разговор, потому что ничего не знаешь толком, а я тебе потом расскажу, честное слово.
Мы выскакиваем на веранду, спотыкаемся о кабель и падаем. Зачем он снова здесь? Манга грациозно перекатывается и вскакивает, как резиновый мячик, а вот я ушиб колено. Ругаюсь матом, но меня не слышно из-за музыки, если этот трэш можно назвать музыкой, конечно.
Бенни мы ловим, когда он уже выезжает с парковки.
– Пара слов, – говорю. – Только пара слов, не больше. И чтоб ты сразу понял… Доктора ты уговаривал ради дела?