Чаша Торна - Дмитрий Воронин

Шорниус убил молодого рыцаря… Он убил его жестоким, страшным способом — заживо сняв с него кожу. А когда прервался стук сердца молодого воина, маг сумел вернуть жизнь в обмякшее тело. А затем принялся убивать его снова…

Тринадцать раз умирал Тай Райнборн. Его тело маг резал и рвал на части, отравлял ядами, вызывавшими страшные корчи, и поджаривал на медленном огне. И каждый раз могучие заклинания серого ритуала возвращали жизнь в истерзанное тело. Когда рыцарь умер в тринадцатый раз, его душа уже не могла улететь на небо — ее держала страшная боль, боль тела, которого она уже не имела. Душа осталась на грешной земле.

Затем маг наложил на нее заклятия призрачного меча и призрачных доспехов. Это — единственные из находок некромантов, которые вошли в обиход светлых магов. Но живому человеку призрачные доспехи дают лишь несколько мгновений полной, абсолютной неуязвимости, а туманный меч позволяет нанести лишь один удар. И расплата за это велика. Чистая же, не обремененная телом душа приняла эти заклинания навсегда.

Таким он стал, такой он и сейчас, Серый Паладин. Сквозь его призрачные доспехи видно солнце и деревья, и нет такого удара, который смог бы их пронзить. Внутри они пусты. Душа убитого воина заставляет сжиматься латную перчатку, поднимающую туманный меч, для которого нет преград. Он всегда там, где свирепствует нежить или иные злобные твари. Он появляется ниоткуда и исчезает в никуда, оставляя за собой останки тех, кто несет зло живым. Это — его вечная охота…

* * *

Айрин замолчала, и Рон с удивлением отметил, что в уголках ее глаз предательски блестят крошечные капельки влаги. Несколько минут стояла тишина, и наконец Брик тихо спросил:

— А что стало с этим… как его… некромантом?

— Шорниус довел дело до конца, после чего подробно написал о деталях ритуала в Конклав магов. А потом повесился у себя в опочивальне.

— Ну и что тут такого?! — воскликнул Петер, хлопая себя ладонями по толстым ляжкам. — Разве плохо? Да с таким союзником мы же горы свернем, верно?

— Видишь ли, малыш, — вздохнул Рон. — Орлы мух не ловят. Серый Паладин появляется там, где дела идут не просто плохо — где уже хуже некуда. Там, где он, — всегда бойня…

— Да уж, — подал голос Клеймор, и его рука дернулась к рукояти меча. — Последний раз, если не ошибаюсь, его видели у Чернолесья. Деревенька такая… была. Лет двадцать назад.

— Двадцать два года, — уточнил Рон. — Видишь ли, дружок, эта деревня была захвачена вампирами. Полностью. Они, конечно, делали свое черное дело постепенно, пожалуй даже, все началось с одного кровососа. Но деревенька стоит на отшибе, гостей там не каждый год встретишь… Так что, когда спохватились, людей там уже не было. Более полутораста дворов. Более семи сотен созревших вампиров… Туда послали два полка герцогской гвардии, шесть тысяч ветеранов. И Серый Паладин сражался рядом с ними, плечом к плечу.

— Сколько вернулось? — хмуро спросил гном.

— Двести сорок три бойца. И человек двадцать потом умерли от ран. А если бы не Серый, не вернулся бы ни один. Ребенок, ставший вампиром в возрасте трех лет, без труда справляется с опытным воином…

— Постойте, постойте, — вмешался Брик. — Вы же сказали, что этот ваш Райнборн справился с вампиром один на один…

— Она не хотела убивать его, — сухо сказала Айрин. — Она любила его, несмотря ни на что. Она лишь пыталась обратить его…

* * *

Мимо величаво проплывали заснеженные ели, играя на солнце мириадами искр. Ветер утих, а вместе с ним утихла и непогода, и теперь яркое солнце, еще по-зимнему холодное, но уже начинающее по капелькам давать людям свое тепло, приятно радовало глаз. Вокруг висела странная, звенящая тишина, нарушаемая лишь скрипом снега под копытами лошадей да глухим позвякиванием металла во вьюках.

Отряд ехал молча. Каждый имел свои причины на то, чтобы отгородиться от спутников завесой тишины. Кто-то гадал о том, во что на этот раз вляпался, кто-то строил планы на будущее, в которых неизменно фигурировало золото и подвиги, а кто-то окунулся в прошлое, полностью отдавшись мерному покачиванию в седле.

Торопиться не было смысла — ведь впереди перевал, достаточно труднопроходимый и в летнее время, а уж сейчас, зимой, и подавно. Конечно, в жилах юношей типа Петера играла кровь, заставляя поминутно ощупывать меч на бедре и хотя бы мысленно пускать лошадь в галоп, но остальные двигались без спешки, понимая, что их ждет еще столько сложностей и поводов для проявления молодецкой удали.

Драйгар ехал первым. В проводнике они не нуждались, дорога была большинству хорошо известна, но как-то так повелось, что командир должен возглавлять отряд. За ним, парой — и это несмотря на относительно узкую тропу, еще не укатанную после снегопада крестьянскими санями, — ехали братья. Они по-прежнему шумно восхищались благородным Лордом, его отвагой и мужеством, а также поистине святым стремлением совершать благие поступки. В предстоящем путешествии они видели лишь возможность прославиться, а там, чем Чар не шутит, еще и вернуться домой с полными кошелями звонкого золота.

Клеймор, как обычно, предпочитал одиночество, чему никто не мешал. Воин производил на окружающих столь неблагоприятное впечатление, что даже те, кто не знал его истории, старались не докучать ему. Рона же нисколько не смущала поникшая поза новоиспеченного товарища по ратному подвигу — в бою рыцарь был быстр как молния. Что подтверждалось тем, что он был до сих пор жив, несмотря на его нашумевшую привычку ввязываться в опасные стычки, не думая о последствиях. Пожалуй, Рон не стал бы настаивать, что владеет оружием лучше, хотя и сам имел определенную известность среди любителей помахать мечами.

Брик что-то увлеченно втолковывал гному, для убедительности размахивая руками. Тьюрин, выглядевший в роли всадника смешно, больше был озабочен тем, чтобы не грохнуться с лошади, и, похоже, пропускал мимо ушей все, что говорил юноша. Рон лишний раз подивился тому, что гном принял участие в этом походе, — наездником он был никудышным, а это означало, что дорога превратится для низенького бородача в пытку.

Рон занял, может, и не очень почетное, но весьма приятное место в арьергарде отряда. Приятное прежде всего потому, что ему представилась возможность ехать бок о бок с волшебницей. Айрин, похоже, с толком употребила полученное золото, и ее вороная кобыла благородных кровей ступала легко и грациозно, гордо неся на себе прекрасную всадницу. Магичка предпочла мужское седло и оделась соответственно, а Рон про себя отметил, что мужской костюм может красить женщину ничуть не менее, чем роскошное платье. Его, правда, несколько удивила лошадь девушки — он и не думал, что в этом захолустье можно найти такое чудо… но, с другой стороны, сам он к лошадям страсти не питал, а значит, и рынком особо не интересовался. Мысль о том, что кобыла принадлежала сании изначально, он, подумав, отбросил — благородное животное стоило никак не менее трех, а то и четырех золотых марок, огромные деньги, каких, как ему показалось, у девушки не бывало.