Ищите кота (сборник) - Наталья Нестерова

— Скажи мне, Максим… Если не хочешь, не отвечай…

— Если не захочу, не отвечу. Что?

— В популярной литературе весьма известна теория гиперсексуальности мужчин. Мол, они ничего не могут с собой поделать, когда видят смазливое личико, стройные ножки, кругленькие попки. Происходит выброс гомонов, и мужчина собой не владеет. Он не виноват, это зов природы, не порицайте его, заложника инстинктов.

«Какой вариант ответа, — задумался Максим, — ей подойдет?»

— Ты мне лучше не отвечай, только не ври, — попросила Дина.

— Мы с тобой уже столько приняли на грудь, что находимся в состоянии «ты меня уважаешь», и врать в этом состоянии западло. У нормального мужика с инстинктами все в порядке, и личики-ножки-попки, конечно, вызывают, то есть возбуждают. Но ведь кроме гормонов есть еще белое и серое вещество в мозгах, есть, бывают, — поправился Максим, — высокие чувства, порядочность, наконец… Что-то я не то несу, не могу подобрать слов.

«Я переспал со столькими замужними бабами, доказывая себе свой мачизм, — подумал Максим, — что по большому счету не имею права иметь право высказываться на данную тему. Чего имею — не имею? Кажется, я захмелел».

— Понимаю тебя, — кивнула Дина.

Что она поняла, было неясно. Максим попробовал не то что забросить удочку, а показать наличие снастей.

— Вот ты, Дина, очень симпатичная девушка. Ты мне нравишься, всегда нравилась. Обстановка располагает, — он внимательно смотрел на Дину: клюнет? Не клюнула. — Но я не собираюсь к тебе приставать, потому что я тебя…

— Уважаешь? — подсказала Дина.

— Точно. Минутку! Тогда получается, что всех остальных я не уважал?

— Выходит, чтобы не изменять жене, надо ее уважать, а женщину, с которой вступают во внебрачную связь, не уважают?

— Да, то есть нет. Пошел какой-то пьяный треп.

— А я еще не рассказала про Настю.

— Кто у нас Настя? — спросил Максим и разлил остатки коньяка.

Дина отпила, посмотрела на рюмку:

— Странно, идет точно вода. Настя — моя лучшая подруга, которую я застала с моим мужем, его застала, их застала… У меня стало плохо с русским языком.

— Нормально, говори.

— Родители не одобряли нашу дружбу, но я Настю обожала. Мы с ней сошлись в последних классах школы, когда наша семья вернулась из командировки. Сергей всегда ревновал меня к Насте и упрекал за то, что я себя ставлю как бы ниже Насти. Ее мнение решающее, куда Настя покажет, туда я и бегу, что Настя скажет, то я и делаю. Но мне это было приятно. Понимаешь, я такая блеклая, аморфная, простая, вялая. Не спорь! — остановила Дина жестом Максима. — А Настя — бурная, яркая, из нее фонтаном бьет жизненная сила, эмоции. Кроме того, мы относимся к разным социальным уровням. Мои родители — состоятельные люди, высококультурные и образованные, Настина мама — продавщица, а папа — слесарь в ЖЭКе. Возможно, во мне всегда сидело интеллигентское неудобство и заискивание перед человеком, которому выпал скудный жизненный шанс. О, прости, Максим, ты не любишь психоаналитических копаний. Но как бы то ни было, я всегда завидовала Насте и подчинялась ей. Сергею подчинялась, Насте подчинялась… Девушка с комплексом прислуги. Понимаешь, у меня было пять, десять джинсов, а Настя покупала поддельные китайские и так их расхваливала, кружилась в них, что мои фирменные джинсы казались тряпками. Я всегда радовалась, когда мои вещи перетекали к Насте. Но у нас разные размеры, Настя крупнее. Я специально покупала одежду, в которой утопала, чтобы она досталась Насте. Добренькой получаюсь, правда? Неправда! Мне самой это нравилось. Сергей говорил, что Настя меня использует. Но мне нравилось, что она меня использует! Моя жизнь катила как по рельсам: счастливое детство, институт, удачное замужество. А у Насти — ухабы, перепады, страсти. Я жила ее страстями. Она дважды выходила замуж по бешеной любви и разводилась с кошмарными скандалами. Меня устроили на работу в теплое местечко, где я благополучно продвигалась по карьерной лестнице.

— Дина, ты прекрасный работник.

— Спасибо! Настя сменила десять мест, если не больше. Ей страшно не везет на производственные коллективы. То попадаются сквалыжные бабы-сослуживицы, то тупые начальники. Настя хочет как лучше, но ее выдавливают на улицу. И все это, ее производственные конфликты, мы переживали вместе. Она не помнит, как звали ее руководителя в закупочной фирме, а я помню, потому что остро сострадала подруге. Честно говоря… Я тебе сказала, что по образованию Настя логопед, но она не совсем дипломированный логопед. Моя свекровь устроила Настю на какие-то скоротечные курсы, но это занятие не подошло Насте. Ей не хватало терпения возиться ни с шепелявыми детишками, ни с несчастными людьми, потерявшими связную речь после инсультов.

— Хорошенького работника ты мне хотела подсунуть! — насмешливо возмутился Максим.

— Я ркувову… О, господи! Руквово… Я ру-ко-во-ство-во-во-ся-ва-ла…

У Дины стал язык заплетаться враз, точно выключили рубильник. Только что был правильный слог, а теперь она не может выговорить ни слова.

— Кофе? — предложил Максим.

— Угу! — кивнула Дина с извиняющейся улыбкой. — Я немнжк слишк… Ой! — икнула она.

Максим варил кофе и думал, что Дина всегда выглядела как тепличная женщина. Прежде он никогда не задумывался, как она выглядит, женщины-нет по большому счету его не интересовали. В Дине не просто чувствовалась порода, а порода, отшлифованная хорошим воспитанием и образованием, прекрасными условиями жизни. Если взять двух девушек — одну дворянку голубых кровей, а другую крестьянку — нарядить одинаково, и хотя они рта не будут открывать, вы безошибочно поймете — кто аристократка, воспитанная гувернантками и привыкшая спать на перинах, а кто — от земли, от соломы. Десятки маленьких сигналов: мимика, манера держаться, взгляд, исполненный спокойного достоинства или настороженно затравленный, цвет кожи, наконец, — все это непросто подделать и трудно натренировать.

Когда Максим вернулся с чашкой кофе, Дина спала, свернувшись калачиком в углу дивана.

Утром голова у Дины не болела, но была не своей, туманной. Проснулась Дина от наждачной сухости во рту и в глотке. Первое, что увидела, было оранжевое и с буквами. Поморгав, Дина определила: оранжевое — это стакан с апельсиновым соком, буквы — на записке, прислоненной к стакану. «Кота зовут Майкл», — прочитала Дина. Она жадно пила сок и недоумевала: что такое «кота»? Дина оглянулась по сторонам, тихо застонала, вспомнив вчерашние события. «Кота» — это кот, у Максима есть кот. Был ли вчера кот? Дина не помнила. Она вообще смутно все помнила. Сергей и Настя — ежик в сердце зашевелился, но не кололся сильно. Хотелось еще пить и в туалет. Когда у человека жажда и настоятельный позыв сходить по-маленькому, душевные терзания отступают. Дина зашлепала босиком в кухонный закуток, нашла чайник с еще теплой водой, припала к носику. Так в кино пьют алкоголики. Наплевать. Максим Буданов — откуда он взялся? Откуда-то взялся. Они, кажется, ужинали в ресторане, а потом приехали к нему домой. Это его квартира — точно! Была какая-то мысль… Вот: квартира принципиально закоренелого холостяка. Туалет Дина нашла легко, значит, уже тут бывала.