Россия и мусульманский мир № 7 / 2010 - Валентина Сченснович

В свою очередь, А. Порфирьев выражает надежду, что процессы укрупнения регионов, постепенного отказа от договорного способа разграничения предметов ведения между федерацией и субъектами могут быть эффективными и не будут представлять угрозу для территориальной целостности и гражданского мира в стране при условии обеспечения реализации народами Российской Федерации своего национального суверенитета в формах внутреннего самоопределения. Сегодня в научной и политической среде достаточно широко распространено мнение, что развитие федеративных отношений на основе перехода к равноправию субъектов Российской Федерации во взаимоотношениях с федеральными органами государственной власти, равенства граждан вне зависимости от национальной, языковой и религиозной принад-лежности, признания культурного плюрализма способствует развитию гражданских основ в национально-территориальных образованиях, являющихся субъектами Российской Федерации. Однако, например, по мнению Э. Майбороды, принцип «симметричной федерации», закрепленный в Конституции РФ 1993 г., не изменил уже сложившееся положение во взаимоотношениях федерации и субъектов. Это можно объяснить тем, что основная разница в правовом положении субъектов РФ, которая диктовалась, как мы видим, принципами их создания – национальным и территориальным, существовала с самого начала федеративного строительства на территории России. Предоставление «суверенных» прав национальным образованиям шло по пути их приоритета перед правами территориальных образований.

Позиции политиков опираются на работы специалистов, часто имеющих различные, вплоть до противоположных, точки зрения. Так, М.В. Столяров защищает точку зрения, что при федеративном устройстве государства происходит четкое конституционное разграничение вопросов федерального ведения, совместного ведения федерации и ее субъектов и исключительного ведения субъектов федерации. Вмешательство суверенов в сферу ведения друг друга не допускается и квалифицируется как неконституционное. Таким образом, по мнению этого автора, при надлежащем разграничении полномочий и предметов ведения в федеративном государстве вполне возможно мирное сосуществование двух и более суверенитетов, т. е. суверенных государств. Концепция «симметричной федерации», имеющая модернизационный характер, также имеет своих сторонников, выступающих с критикой этнического федерализма и отвергающих возможность существования у этнических общностей субъектных прав. Например, В.А. Тишков подверг критике законотворческую деятельность Государственной думы РФ, опирающуюся на доктрину коллективных прав (ратификация Государственной думой Европейской рамочной конвенции о правах национальных меньшинств). По мнению А. Савельева, Россия вынуждена была сохранять унитарные формы управления большим геополитическим пространством, имея разный по глубине, но нераздельный суверенитет над различными территориями. По его мнению, система государственного строительства европейского типа – федерация территорий с равным статусом – для России не годилась и не годится по историческим причинам. Чтобы суверенитет России был незыблем, считает он, требуется решительно покончить с федерализмом, а не пытаться его трансформировать, реформировать или трактовать в позитивных оценках. Г. Тульчинский вообще считает, что РФ – федерация только номинальная, историческое правовое обоснование российского федерализма отсутствует. По его мнению, никто еще внятно не доказал, что России необходим федерализм. Так же, впрочем, как никто не доказал и обратное. М. Афанасьев, считая, что без федерации в российских условиях невозможно решить проблему социального доверия и закрепить навыки гражданской вовлеченности, при этом указывает, что большая территория сама по себе вовсе не предполагает республиканского и, в частности, федеративного устройства национальной жизни. С точки зрения носителей традиционной «государственной» идеи, величина территории лишь усиливает нужду в жесткой вертикали власти для обеспечения бюрократической управляемости всеми частями подвластного пространства. Много веков человеческой истории считалось, что для больших стран годится только авторитарное правление. Но, указывает М. Афанасьев, федерация была изобретена основателями американской конституции как новый, до той поры неведомый способ организации республики как раз на большом политическом пространстве. Следовательно, великая территория России – это вызов, на который могут быть даны принципиально разные политические ответы.

Таким образом, в отечественной литературе по национальному суверенитету представлен широкий спектр точек зрения: от защиты идеи «национальной государственности» как «владения» «титульных национальностей» до осуждения федеративного устройства как системы «этнократий».

В заключение можно сделать вывод, что на сегодняшний момент ни в научном, ни в политико-правовом плане Российская Федерация еще не определилась с пониманием национального суверенитета. В настоящее время возможны комплексное критическое осмысление существующей системы федеративных отношений и выработка системы мер по их совершенствованию. В этой связи особую актуальность приобретает анализ места и значения национального суверенитета в политико-правовой природе современного российского федерализма.

СТАНОВЛЕНИЕ НОВОЙ МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМЫ В XXI ВЕКЕ

А.Д. Ротфелд (бывший министр иностранных дел Польши, ныне председатель Консультативного совета по вопросам разоружения при Генеральном секретаре ООН) считает, что нынешняя международная политическая система, основанная на том, что государство является единственным субъектом международных отношений, начинает меняться и клониться к упадку. Она уже более не способна урегулировать конфликтные ситуации. Система, возникшая в результате Второй мировой войны, существует дольше, чем условия и обстоятельства ее породившие. С распадом двуполярной системы после окончания «холодной войны» были выдвинуты две противоположные концепции будущего устройства мира: однополярного и многополярного. Первая означала гегемонию США, вторая – разделение мира на сферы влияния глобальных держав, что предполагало поиск согласия и взаимодействие между ними.

Однако новая международная политическая и военная ситуация принципиально отличается от ситуации, породившей «холодную войну» между Востоком и Западом. Новая реальность несравненно более сложная, и попытки управлять миром в соответствии с политической философией соперничающих центров силы (многополярностью) не соответствуют изменениям, происходящим в современном мире. Если в период «холодной войны» главной военно-политической стратегией было взаимное устрашение и сдерживание, то в настоящее время она вытесняется политикой сотрудничества. Будущее мира определяется тремя главными процессами: глобализацией, модернизацией и демократизацией. Во многих регионах Азии, Африки и Латинской Америки эти изменения воспринимаются как попытки навязать западные ценности, что неизбежно вызывает сопротивление и движение в защиту традиционных ценностей и образа жизни.

Организующим принципом глобальной системы будет растущая взаимозависимость стран мира. Все больше сфер жизни придется регулировать в связи с общими глобальными угрозами, с изменением климата и нехваткой питьевой воды. Легитимность нового мирового порядка будет основываться не на новых международных договорах, а на политических соглашениях, на сбалансировании различных интересов. Международная жизнь станет определяться не столько великими стратегиями, сколько прагматическими соображениями. Основные факторы, которые повлияют на международную безопасность в ближайшие десятилетия, в большой степени предсказуемы: это появление новых глобальных держав; гетерогенная природа ценностей трех основных частей мира (государства домодерна, модерна и постмодерна) и связанный с этим упадок универсальных ценностей; возврат к использованию силы как средства улаживания конфликтов между государствами и попытки установления глобальными и региональными державами «зон привилегированных интересов»; новые угрозы, порождаемые популизмом, этническим национализмом и религиозным фундаментализмом; возрастание роли многосторонних институтов, но они не смогут оправдать высокие ожидания как в создании глобальной системы безопасности, так и в снижении экономических дисбалансов и преодолении раскола между богатым Севером и бедным Югом. Будущие кризисные ситуации потребуют скоординированного ответа со стороны сообщества демократических государств, что приведет к укреплению политических и институциональных связей между Европой и США. Европейский союз будет служить примером для подражания в других регионах мира. Военные и экономические факторы сохранят свое значение, но увеличится роль и других факторов, особенно интеллектуального и научного потенциалов.