Проза разных лет - Самуил Маршак

"Отдых моряка".

Название показалось мне хотя и не лишенным оригинальности, но ничуть не более многозначительным, чем "Птица в кулаке" или "Парень в синей куртке".

Не успел я перешагнуть порог гостиницы, как меня приветствовало почтительное:

- Чего изволите, сэр? Пожалуйте сюда, сэр!

Высокий джентльмен, в необычайно длинном фраке, со строгим и безжизненным лицом, окаймленным с двух сторон седыми бакенбардами, овладел моим чемоданом.

- Найдется ли у вас для меня комната с постелью?

- Разумеется, сэр. Я полагаю, господин может занять капитанскую каюту, не правда ли, Мери? - обратился он к нестарой женщине, бойкого вида, находившейся на верхних ступеньках лестницы.

- О, да! Каюта капитана сегодня свободна, - ответила женщина.

- Вас не потревожит, сэр, - предупредил меня седовласый джентльмен, если по соседству с вами окажутся матросы? Вы знаете, эти люди, когда входят, сильно стучат сапогами, а иногда подымаются среди ночи для того, чтобы попасть на пароход.

- Нет, меня это не пугает.

Комната моя оказалась крохотной каморкой. Но по соседству с ней находились еще меньших размеров клетушки без окон. В них не было ничего; кроме кровати, или, вернее, койки. А у меня в комнате было и окно, и столик, и умывальник.

Из окна открывался чудесный вид. На закате залитая розовым сиянием река разукрасилась парусами и флагами. Поблескивая веслами, скользили вереницы лодок.

Но зачем это в конце террасы, примыкающей к нашему дому и далеко вдающейся в реку, водружена высокая мачта? Очевидно, "Отдых моряка" не случайное название гостиницы. Не предназначается ли она специально для моряков? Не принял ли меня почтенный джентльмен за какого-нибудь шкипера или помощника капитана?

На столике оказалась книга в черном тисненом переплете. Развернул Библия. На стенах были развешаны узорные полотенца, на которых вместо обычных пожеланий "спокойной ночи" или "приятных сновидений" были вышиты отрывки молитвенных текстов.

На одном было выведено:

"Да святится имя твое".

На другом:

"Но избави нас от лукавого",

и так далее.

Разглядывая эти надписи, я впервые сообразил, что одна из комнат нижнего этажа, мимо которой я проходил, сильно напоминала молельню. Конечно, для какой же иной цели могли там находиться длинные, во всю комнату, скамьи и маленькое возвышение в виде амвона?

Я вышел исследовать коридор. В каждой из маленьких клетушек, двери которых открывались в коридор, неизменно находилась книга в тисненом переплете. Из окна коридора можно было наблюдать тесную, людную уличку. Среди толпы разноплеменных матросов взгляд мой случайно отыскал седовласого джентльмена, стоявшего на тротуаре. Он вышел на улицу, как был, - путаясь в длинном фраке, без шапки, - и пристал к какой-то группе матросов, видимо, слонявшихся без дела.

- Что же, зайдем, господа, на пятнадцать минут? - услышал я его скрипучий голос.

Матросы что-то пробормотали, рассмеялись и пошли своей дорогой.

Мой хозяин только немного нахмурился и, растерянно обернувшись, тронул за руку молодого черномазого матросика, также проходившего мимо.

- Не зайдете ли вы сюда? - сказал джентльмен, указывая на дверь своего дома. - Вы найдете здесь хорошую постель, сытный ужин и можете принять участие в нашей вечерней молитве.

- Non, non, monsieur! {Нет, нет, господин! (франц.).} - ответил матросик, заметно сконфузившись, и проследовал дальше. Очевидно, и у него были другие планы на вечер.

Мой хозяин пытался было адресоваться к другим морякам, предлагая им свой гостеприимный кров, но точно так же потерпел фиаско. Разочарованный, он воротился домой, в сопровождении единственного негра, высокого и необыкновенно мрачного.

У меня явилось смутное предчувствие, что через несколько минут я услышу размеренные, старческие шаги по лестнице, ведущей в мой этаж. Но я успел заблаговременно забраться к себе в комнату, запереть дверь и улечься в постель, притворяясь спящим. В скором времени я и в самом деле услышал шаги, затем кашель, а спустя минуту костлявая рука постучала в мою дверь.

- Сэр? - вопросительно проговорил мой хозяин.

- Сэр? - более настойчиво заметил он.

- Сэр, у нас начинается вечерняя служба.

В последних словах слышалось уже приказание, если не угроза. Затем те же гулкие, исполненные достоинства и невозмутимого спокойствия шаги снова прозвучали в коридоре и прокатились вниз по лестнице.

Разумеется, я спал; я крепко спал, пока из нижнего этажа доносилось жидкое пение, в котором принимало участие не больше трех голосов (два мужских и один женский), а также во время долгой и монотонной проповеди, урывками долетавшей до меня.

Удостоверившись в том, что служба окончена, я наконец рискнул выглянуть в окно. Негр, провожаемый хозяином, куда-то уходил, несмотря на то, что добросовестно выслушал службу и тем вполне заслужил свой ужин и ночлег. Но недоверчивый африканец, видимо, опасался повторения той же истории, то есть получасового пения и не менее продолжительной проповеди.

Мрачные предчувствия не покидали меня. Мне казалось столь вероятным, что хозяин мой, проводив упрямого негра, немедленно отправится в мою комнату для того, чтобы излить на меня всю свою желчь и всю досаду... Но в прозрачной тишине светлых сумерек я услышал только редкие Звуки мирной беседы, доносившейся с террасы. Терраса эта была отгорожена невысоким забором, за которым возвышался соседний дом с балконом. На балконе стояла молодая женщина и, несмотря на дальность расстояния, приятельски беседовала с седовласым проповедником, сидевшим на террасе.

- Он у нас жирный, миссис Браун, очень жирный. Сливками, одними сливками питается, - говорил мой хозяин, а затем, обращаясь, очевидно, к коту, сладко вытягивал:

- Ах ты, Пус! Ах ты, Пусси! Ах, жирный Пус!

- Зачем это вы ему на шею колокольчик привязываете, будто козлу? осведомлялась соседка.

- А для того, чтобы мы знали, когда он в кладовую ходит. Он у нас вор, он у нас мошенник, он у нас лакомка... Давай, Пус, я тебе на хвост бумажку привяжу!

Согласился ли Пус на такую невинную забаву или, подобно матросам с улицы, деликатно отстранил приставания моего хозяина, - не ведаю. Но джентльмен вовремя отказался от своего намерения, ибо орлиный взор его заметил меня, наблюдавшего эту сцену из окна второго этажа.

Благообразное лицо его снова приняло бесстрастное, безжизненное выражение. Но, помолчав некоторое время и поразмыслив, величавый старик, очевидно, решил не обращать ни малейшего внимания на непрошенного свидетеля его мирных забав. Да и правда, что толку было в человеке, который и без того невысоко ставил его духовный авторитет?

Бедный Пус был пойман, и роковая бумажка была ловко прицеплена к его пушистому хвосту, что привело в великий восторг молодую соседку моего пожилого почтенного хозяина.

Решив, что после этой легкомысленной сцены на террасе я могу безнаказанно пользоваться "Отдыхом моряка" как гостиницей, без необходимости посещать вечерние и утренние службы, - я отправился взглянуть на веселый город Фой. Благо, еще не совсем стемнело.

ЛИФТ

Из очерков "По Англии"

"Лифт" не всегда означает подъемную машину. Это слово, употребляемое в смысле существительного, имеет и другое значение.

Усталый путник тянется в жаркий день по пыльной дороге. До ближайшего города с отелями и трактирами очень далеко. Не поспеть к ночи. Проситься в дом к какому-нибудь фермеру - нельзя. Это не в английском обычае. Для бездомных бродяг в Англии, имеются ночлежки - в городах и даже деревнях.

Можно забраться в какой-нибудь одиноко стоящий амбар и переночевать там, но не всякий путник решится на это. В оградах ферм имеются злые собаки. Хозяину может прийти в голову заглянуть в амбар - посмотреть, все ли в порядке. Найдет вас, выгонит среди ночи.

Бредет путник по прямой дороге. И свернуть некуда, и передохнуть негде. Нельзя же растянуться для отдыха тут же, на пыльной дороге. Правда, с обеих сторон дороги стелются зеленые поля, но это частновладельческие участки, отгороженные высокой насыпью, а иногда и колючей изгородью. На долгие мили тянется пыльный путь, замкнутый с двух сторон заборами. Будто не проезжая дорога, а тюремный коридор.

Путник устает и валится на мягкую перину пыли. Становится прохладнее, но зато близятся сумерки. Ничего не поделаешь - надо перескочить через забор и выбрать местечко для ночлега. Ночью может полить дождь; погода в Англии крайне изменчивая и своенравная. Но поспеть ли в ближайший городок, находящийся на расстоянии 10 или 15-ти миль, до наступления темноты?

Усталость и сладкая дремота заглушают чувство тревоги, и путник закрывает глаза.

Вдруг слышит:

- Добрый вечер, сэр! Далеко ли идете?

- Добрый вечер. Я иду в Лонстон.

- А ночевать где думаете, сэр?

- Если не поспею в Бодмин, переночую где-нибудь под деревом.

Добрый человек (кто бы он ни был - шофер ли автомобиля, возвращающегося порожняком, или кучер частного экипажа, а то и просто развозчик керосина) сочувственно качает или кивает головой, а затем говорит: