Младший брат - Александра Анненская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Петровская, — позвала она тем не менее серьезным голосом: — Раиса Ивановна рассказала мне, как вы дурно вели себя сегодня и какое строгое наказание заслужили. Я уже давно замечала, что вы постоянно ссоритесь с подругами; это очень, очень дурно. Весь ваш ум, все ваши знания не принесут ни малейшей пользы и не дадут вам счастья, если вы не постараетесь исправить своего характера. Лучше быть глупой и невеждой, чем злой и сварливой! Вы можете идти домой, Раиса Ивановна прощает вас, но не забудьте сегодняшнего урока!
«И она также, и она против меня, — думала Вера, слушая наставление начальницы, — злая, сварливая; нет! — я не злая, они сами все злые, гадкие, несправедливые, я не хочу их больше видеть, я не хочу ходить в гимназию».
Девочка вернулась домой совсем больная. Долго сдерживаемые слезы вырвались наружу в рыданиях, превратившихся в истерику. Страшные спазмы сжимали ее грудь и горло, в руках и ногах ее показались судороги. За этим припадком последовал полный упадок сил. Вера лежала на постели бледная, с закрытыми глазами, и слабым голосом жаловалась на страшную боль в голове и груди. Андрей Андреевич и Софья Павловна не на шутку перепугались. Жени рассказала им все, что произошло в гимназии, и это еще больше огорчило их.
— Что мы будем с ней делать? — говорила Софья Павловна. — В общественном заведении ее не могут не наказывать, когда она этого заслуживает, a между тем наказания так сильно действуют на ее здоровье…
— A может быть строгость исправит ее, — заметил Андрей Андреевич, — может быть, она постыдится наказаний и будет себя лучше вести.
— Нет, друг мой, ты не знаешь Веры, — вздохнула мать, — наказания только больше озлобляют ее. Я уверена, что, выздоровев, она все будет придумывать, как отмстить подругам за вынесенную неприятность.
— Да, мама, — вмешалась в разговор Жени, — когда мы ехали домой, она все твердила: «Гадкие, несправедливые, я им себя покажу! Они говорят, что я злая, — хорошо же! Увидят они мою злость!..»
— Экий отвратительный ребенок! — вскричал Андрей Андреевич.
— Бедное, бедное дитя! — с грустью проговорила Софья Павловна, глядя на бледное, страдальческое личико девочки.
Глава V
Ha другое утро Вера проснулась поздно. Хотя голова и грудь ее еще болели, но она уже могла встать с постели. Митя и Жени давно уже ушли в гимназию, Андрей Андреевич уехал из дома по делам, Боря занимался в своей комнате с учителем, Софья Павловна одна ждала дочь в столовой. Боясь раздражать девочку и вызвать y вея повторение болезненного припадка, она заговорила с ней весело и ласково, не вспоминая о вчерашнем. Вера отвечала нехотя, и сама навела разговор на то, что, по-видимому, сильно занимало ее.
— Мама! Жени рассказала тебе, что было в гимназии?
— Да, милая, рассказала.
— Значит, ты знаешь, как меня обидели? Я после этого не могу больше ходить в гимназию.
— Полно, душенька! Жени поступила в гимназию вместе с тобой да была наказана уже два раза, и Митю наказывают иногда; надо принимать это спокойнее.
— Нет, мама, я не могу принимать это спокойно, — меня наказали несправедливо! Девочки смеялись надо мной, обижали меня, им Раиса Ивановна ничего не сказала, a меня, первую ученицу, поставила y доски перед целым классом! Этого никто и никогда не может перевести спокойно!
— Может быть, классная дама и в самом деле поступила с тобой слишком строго, но, сознайся, что ведь и ты была виновата: ты дралась с подругами, била их, — этого тебе нигде не позволят! Постарайся жить в мире с подругами и тебе будет весело в гимназии…
— Нет, этого я также не могу! Они завидуют мне за то, что я умнее их, лучше их учусь; они обижают меня, насмехаются надо мной, a я… Я ненавижу их. Я никогда, никогда не буду жить с ними в мире!
— Но, милая, в таком случае тебе придется часто терпеть наказания; я уверена, что папенька не согласится взять тебя из гимназии.
— A я не буду там учиться!
Софья Павловна не стала продолжать разговор, который раздражал девочку; но на деле вышло так, как она говорила. Андрей Андреевич и слышать не хотел о том, чтобы потакать «капризам избалованной девчонки» и строго приказал Вере на следующий день отправляться в гимназию. Вера не посмела ослушаться отца, но она явилась в класс в самом дурном расположении духа. Во время уроков она была небрежна и невнимательна, с подругами говорила грубо и сердито, на замечания классной дамы отвечала дерзостями. Кончилось тем, что ее опять наказали, и она вернулась домой с головной болью, из-за которой опять пролежала весь вечер в постели.
Так дело тянулось недели две. Вера ничему не училась, ссорилась и бранилась со всеми подругами, навлекала на себя беспрестанные выговоры и наказания, и от всех этих не приятностей постоянно хворала. Наконец Андрей Андреевич решился серьезно поговорить с девочкой.
— Послушай Вера, — сказал он ей: — что за дурь забрала ты себе в голову? Тебя все хвалили, думали, что из тебя выйдет умная, образованная женщина, a ты хочешь бросить ученье, остаться на всю жизнь дурой, невеждой?
— Нет, папа, я очень хочу учиться, только я право не могу быть в гимназии, — там меня очень обижают.
— Тебя везде будут обижать, если ты не постараешься исправить свой отвратительный характер. У меня нет средств, чтобы нанимать тебе отдельных учителей. Не хочешь учиться в гимназии — расти дурой.
— Позвольте мне, папа, дома учиться, вместе с Борей.
Андрей Андреевич не ответил на это ни да, ни нет, но, обдумав дело и переговорив с Софьей Павловной, нашел, что на просьбу Веры можно согласиться.
— Если бы она была крепкая, здоровая девочка, — с ней можно бы обращаться построже, — говорила мать: — но ведь ты видишь, какая она слабенькая, как всякая неприятность гибельно действует на нее; за это время она похудела и побледнела до того, что на нее страшно смотреть; пусть себе спокойно живет дома и учится, как и сколько может; вырастет, поумнеет — может быть и исправится, a нет, — что делать! Еще хуже, если она наживет себе какую-нибудь тяжелую болезнь.
Для Бори Андрей Андреевич нашел строгого взыскательного учителя, который очень серьезно занимался с своим учеником и никак не давал ему лениться. Узнав, что Вера хочет брать уроки вместе с ним, мальчик очень обрадовался: хотя он не был дружен с сестрой и ссорился с ней в последнее время реже только потому, что y обоих их было меньше свободного времени, но все-таки сидеть в классе с ней вместе казалось ему веселее, чем наедине с суровым, молчаливым учителем. Учитель, напротив, не выразил никакого удовольствия, узнав, что y него является новая ученица.
— Я не привык заниматься с маленькими детьми, — сухо заметил он, неприветливо оглядывая Веру с ног до головы, — и не знаю, сумею ли взяться за дело. Особенно с девочками — беда! Сейчас начнутся слезы, писк…
— Я никогда не плачу в классе! — гордо проговорила Вера, — я только годом моложе Бори, со мной можно обращаться так же, как с ним…
Самоуверенный голос так не шел к ее маленькой, тщедушной фигурке, что учитель не мог удержаться от улыбки.
— Увидим! — сказал он, — чему же вы хотите учиться, большая девица?
— Всему, чему учится Боря.
— Как? И латинскому языку?
— Конечно, я буду стараться, вы увидите, что я не глупее Бори!
— Я вижу, что вы довольно высокого о себе мнения.
Урок начался. Учитель, желая немного убавить самоуверенность девочки, не старался делать его для нее ни легче, ни интереснее. Вера была этому очень рада: она любила, чтобы к ней относились серьезно, как к взрослой девочке, чтобы ей давали возможность выказать все свои способности. Учитель остался очень доволен ею, и она слышала, как уходя он сказал ее матери: «Кажется, мы будем дружны с вашей дочкой: удивительно способная и прилежная девочка».
Эти слова придавали новую бодрость Вере, и теперь она уже не сомневалась более в своих силах.
— С чего это ты выдумала, Вера, учиться по-латыни? — говорил ей Боря, — девочки никогда не учатся древним языкам: это для них слишком трудно.
— Пустяки! Одна учительница в гимназии говорила нам, что девочкам стоит только постараться и они могут всему научиться не хуже мальчиков. Я и постараюсь! Я знаю, что я не могу быть такой хорошенькой и ловкой, как Жени, но я наверно не глупее тебя и Мити; увидишь, что я догоню и перегоню тебя в учении!
Такое «нахальное хвастовство», как назвал Боря слова сестры, передавая их позднее Мите, до того поразило мальчика, что он не нашелся ответить на него, a Вера, между тем, принялась серьезно исполнять свое намерение «догнать и перегнать» его.
Она прилежно училась до и после поступления в гимназию, но это прилежание было ничто в сравнении с той, можно сказать, жадностью, с какой она набросилась теперь на книги.
Учитель, заметив, что y нее большие способности к математике, в занятиях с ней обратил особенное внимание на этот предмет, и через несколько недель она стала решать арифметические задачи быстрее и правильнее Бори. Этот успех не удовлетворил честолюбивую девочку: ей, главным образом, хотелось сравняться с братом в том, чем он наиболее гордился — в латинском языке. Это было дело нелегкое. Боря уже два года учился по-латыни и успел преодолеть первые трудности латинской грамматики, она же только что знакомилась с русской грамматикой, a по-латыни не знала ни слова. Но это не смущало ее. «У меня способности не хуже, чем y Бори, — говорила она сама себе, — это и учитель сказал; Боря ленив, a я прилежна, он учится пять часов в день, a я буду учиться десять; через год я наверно догоню его!»