Сталинград - Энтони Бивор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через два с половиной года после начала репрессий во время советско-финской войны зимой 1939–1940 годов Красная Армия явила собой довольно жалкое зрелище. Старый сослуживец Сталина еще по 1-й Конной армии маршал Ворошилов, командовавший советскими войсками, проявил потрясающее отсутствие малейшего воображения в военном деле. Финны раз за разом переигрывали русских в маневренной войне, а их подвижные роты пулеметчиков буквально выкашивали советскую пехоту, которая с упорством обреченных рвалась вперед через заснеженные поля. Только добившись пятикратного превосходства в живой силе и сконцентрировав огромное количество артиллерии, Красная Армия начала понемногу теснить финнов. Надо ли говорить, с каким радостным волнением следил Гитлер за этим жалким спектаклем.
Правда, военная разведка Японии придерживалась другой точки зрения. Пожалуй, только японские разведслужбы в то время не страдали недооценкой подлинной мощи Красной Армии. Серия советско-японских вооруженных конфликтов на границе Маньчжурии достигла наконец своей кульминации в августе 1939 года во время боев на реке Халхин-Гол. И опыт этих боев ярко продемонстрировал, чего может добиться такой молодой агрессивный полководец, каким был в то время сорокатрехлетний генерал Георгий Жуков. В январе 1941 года Сталин назначил Жукова начальником Генерального штаба. А на следующий день после начала войны Сталин восстановил главную штаб-квартиру под прежним царским названием Ставка. Жуков как раз находился на фронте, в центре событий. Вскоре «великий вождь» принял на себя обязанности наркома обороны и Верховного Главнокомандующего советскими вооруженными силами.
В первые дни реализации плана «Барбаросса» немецкие генералы не видели особых причин, чтобы менять свое невысокое мнение о советских военачальниках, особенно о тех, которые противостояли вермахту на центральном направлении. Например, генерал Гейнц Гудериан, как и большинство его коллег, был просто поражен, увидев с какой готовностью командиры Красной Армии жертвуют жизнями своих солдат, отдавая их на заклание с поистине царской щедростью. В своем меморандуме он также отметил, что красным командирам чрезвычайно мешают «политические установки партийного руководства», а одной из главных проблем является их «боязнь брать на себя ответственность». Все это дополнялось еще плохой координацией действий, когда «приказы осуществить те или иные меры, в особенности необходимые контрмеры, издавались и приходили в войска слишком поздно». Советские танковые подразделения были слабо обучены, пренебрегали разведкой, а в обороне часто отдавали инициативу в руки неприятеля. Это все правда, но и Гудериан, и его коллеги явно недооценили желание и умение Красной Армии учиться на собственных ошибках.
Конечно, процесс реформ в армии не был легким или скорым. Сталин и его окружение отказывались понимать, что именно их политическое вмешательство и удивительная слепота привели к такому провалу. Командующие фронтами и армиями были буквально по руками и ногам повязаны противоречивыми, часто непонятными инструкциями из Кремля. Но еще хуже – 16 июля был восстановлен институт военных комиссаров, что на практике означало двойную ответственность, когда любой приказ командира требовал утверждения политруком. Политическое руководство Красной Армии всячески старалось уйти от этой ответственности, переложив ее на фронтовых командиров, которых зачастую и обвиняли в предательстве, вредительстве или трусости.
Генерала Павлова, командующего центральным участком фронта и того самого, который в памятный день 22 июня кричал в телефонную трубку, что «наверху знают лучше», не спасло неукоснительное следование приказам. Но он, расстрелянный за измену, стал только самой известной из многих новых жертв этой второй волны репрессий в Красной Армии. Можно себе представить ту атмосферу парализующего страха, которая царила в штабах всех уровней! Один офицер-сапер прибыл на передовую для руководства установкой минных полей и зашел на командный пункт в сопровождении солдат НКВД. Эти солдаты были приданы ему в качестве охраны и только потому, что хорошо знали местность. Но их появление было встречено выражением ужаса на лице всех присутствовавших. Генерал стал горячо оправдываться: «Я был с войсками! Я сделал все, что мог! Я ни в чем не виноват!» Только тогда сапер сообразил, что, увидев зеленые петлицы его сопровождающих, офицеры штаба решили, будто он приехал их всех арестовать.
Однако за всей этой истерикой и поиском виноватых уже началась исподволь работа по реорганизации армии. В директиве от 15 июля 1941 года, выпущенной Ставкой, перечислялся ряд выводов, которые следовали из «опыта трех недель войны против германского фашизма».
Основная мысль сводилась к тому, что Красная Армия страдает от плохого управления, отвратительной связи и слишком неповоротливой громоздкой структуры. Медленно передвигающиеся по разбитым дорогам большие войсковые соединения в этих условиях совершенно беззащитны перед атаками с воздуха. Кроме того, оказалось чрезвычайно затруднительно организовать командование большими армиями, имеющими в своем составе несколько корпусов, и осуществлять контроль за их действиями в ходе сражений, особенно в условиях, когда «так много наших офицеров молоды и неопытны». (Несмотря на то что о репрессиях в директиве вроде бы и не упоминается, их призрак никак нельзя было забыть.) «Ввиду этого Ставка считает необходимым, – писал Жуков, – подготовить и осуществить переход к системе маленьких армий в пять, максимум шесть дивизий без корпусных управлений и с непосредственным подчинением дивизий командующему армией». Эти мероприятия после их реализации значительно улучшили и, главное, ускорили процесс управления войсками.
Но самой большой ошибкой, совершенной немецкими генералами, была недооценка простых красноармейцев, или «Иванов», как презрительно называли их немцы. Впрочем, солдаты вермахта достаточно скоро обнаружили, что даже в окружении и при подавляющем превосходстве противника советские солдаты продолжают сражаться. В подобных условиях большая часть западных армий уже давно бы сдалась. Уже с первого военного рассвета можно было видеть бесчисленные примеры потрясающего мужества и самопожертвования. Может быть, их было не так много, как случаев массовой паники, но паника часто объяснялась просто неразберихой и смятением, характерными для первых дней войны. Самым ярким примером может служить оборона Брестской крепости. Немецким войскам удалось захватить эту слабо укрепленную крепость, построенную в XVIII веке, лишь через неделю ожесточенных боев, но некоторые красноармейцы продолжали борьбу еще в течение месяца после начала войны, не имея никакой поддержки, оставшись практически без боеприпасов и продовольствия. Один из защитников крепости нацарапал на стене: «Погибаю, но не сдаюсь. Прощай, Родина! 20/VII-41». Сейчас этот кусок штукатурки с надписью бережно хранится в Центральном музее Вооруженных Сил в Москве. Правда, в музейной экспозиции не говорится о том, что некоторым из героических защитников крепости, получившим ранения и попавшим в плен, посчастливилось выжить. Они прошли через нацистские лагеря для военнопленных и были освобождены в 1945 году. Но вместо награды эти герои были направлены прямо в ГУЛАГ, так как СМЕРШ неукоснительно выполнял указание Сталина о том, что всякого, кто попадет в плен, следует рассматривать как предателя. Что говорить о них, если Сталин не пощадил даже собственного сына Якова, попавшего, в плен под Витебском 16 июля 1941 года!
В течение лета, по мере того как хаос в рядах русских уменьшался, все больше и больше нарастала сила их сопротивления. Генерал Гальдер, который в начале июля был уверен в том, что победа у немцев уже в руках, вскоре почувствовал меньшую уверенность.
«Русские повсюду сражаются до последнего человека, – записал он в своем дневнике. – Они очень редко сдаются». Другой генерал, Гудериан, тоже заметил, что русские пехотинцы «чрезвычайно упорно обороняются», и добавил, что особенно умело они действуют по ночам и под прикрытием лесов. Отметим, что эти две особенности русского солдата, и в первую очередь умение вести ночной бой, будут иметь большее значение, чем думали немцы.
Руководство Германии было уверено в том, что общество, находящееся под прессингом террора, подобного сталинскому, не сможет устоять перед ударом извне. Теплый прием, который гражданское население оказывало поначалу захватчикам, убедило немцев в том, что они победят. Жители многих украинских сел, которым пришлось страдать от сильнейшего голода, вызванного политикой власти и равного которому не было, пожалуй, в истории Европы, встречали колонны германской военной техники с крестами, словно символ нового крестового похода против антихриста. Но планы Гитлера поработить и эксплуатировать захваченное население могли только укрепить сталинский режим, поскольку даже те, кто его не поддерживал, теперь начинали борьбу против немцев.