Разными глазами - Юрий Слёзкин

Но это уже не моя область. Пусть займутся этим моралисты. Хотя, кажется, теперь таковых упразднили. Ну, тогда общественники. Перестраивать так перестраивать, черт возьми!

Ты замечаешь, какие успехи я начинаю делать в «новом» стиле?

Целую тебя в благодарность за терпение, с которым ты прочла мою мазню.

P. S. Как твое здоровье? Когда собираешься в Крым? Как успехи в кино Всеволода?

Марья Никитична Вострова — уборщица в санатории — Антону Герасимовичу Печеных

«Кириле», 27 мая

Вы меня, товарищ, не тискайте, а ежели еще будете тискаться, заведующему пожалуюсь. Я тоже сознательная и могу вполне выслушать ваши объяснения насчет душевного состояния, а руками прошу не чепаться. Ответ положите в каменную вазу, которая в розовой беседке.

Студент Павел Ефремов, племянник Угрюмова,— Марии Васильевне Угрюмовой в Ай-Тодор

Москва, 21 мая

Маня,

Вам пишет человек с больной, замученной, отравленной душой, переживающий непереносимое. Вы знаете, как незаслуженно жестоко поступила со мною Катя, и Ваша капля яду была влита в ту чашу, что не минула меня.

В это дикое, безумное время, в этом омуте грязи, лжи, низости, в котором я барахтался и едва не задохнулся,— только один человек глубоко понимал меня, говорил мне правду, поддерживал во мне остаток уходящей воли, удержал от преступления, открыл мне глаза на многое — мой дядя, мой друг, а Ваш муж Михаил.

Он сам был тогда неспокоен, он сам мучился Вашим отъездом и все-таки нашел в себе присутствие духа жить моими страданиями. Он твердо и искренно высказал свое мнение о Кате, об ее измене, об ее бегстве. И с того часа я его бесконечно люблю, безмерно ему благодарен. Он показал мне меня самого и заставил смириться. Я понял, что самая тяжелая правда легче фальши, лжи. Когда человек разбирается в окружающем — он должен знать все, иначе он запутается, потеряет себя.

Я не мог быть нечестным с Михаилом, не считал себя вправе скрывать от него что-либо,— быть может, во вред Вам, самому себе, потому что я сознался ему и в своих дурных побуждениях, в борьбе с которыми за эти дни исчерпались все мои силы.

Я не смел скрыть от Михаила то недостойное, что слыхал и знал о Вас, потому что он страдал, он бродил в потемках — а подозрения, я это знаю по собственному опыту, тяжелее уверенности.

Михаил достоин того, чтобы смело глядеть в глаза правде, как бы она ни была ужасна. Нейтральным я не хотел и не должен был оставаться. Его враги — мои враги. Я ненавижу Вас за те страдания, которые Вы ему причиняете, мне выбирать между Вами нечего — я раз и навсегда с Михаилом.

Вы сказали, когда приехали, что не подадите мне руки за то, что я сказал Михаилу о Вашей любви к Тесьминову, о Ваших с ним свиданиях — каждый раз в отсутствие Михаила. Что же, воля Ваша — рука моя чиста. Я и вторично поступил бы так же. Из приличия можно скрывать истину от постороннего человека, но нельзя молчать, когда видишь страдания ближнего.

Если Вы любите Михаила, как я его люблю,— Вы поймете меня, если же любовь Ваша не полная — нам с Вами не по пути. Пусть буду во всем виновен я — я знаю, что я поступил честно. Благодаря мне Вы приехали в Москву и до конца договорились с Михаилом — он успокоился. Мне больше ничего не нужно. У меня нет и не было задних мыслей по отношению к Вам, я говорил открыто, не скрывался, просил Михаила сослаться на меня. Мне самому было больно за Вас. У Вас не хватило мужества так поступить по отношению ко мне, хотя весь роман Кати был Вам известен, Вы были ее доверенной — Вы обе обманывали меня.

Я желаю лишь добра Михаилу — в этом нет и не должно быть зла для Вас, пока Вы с ним — одно существо.

Если то, что говорят о Вас, клевета — ее легко разрушить, если — правда, то она не должна быть скрыта, не может быть оправдана. Если Вы всей душой, всеми помыслами, всем существом без остатка с Михаилом, как это Вы говорили в свой последний приезд, то тем легче Вам было снять с себя тяжесть тайны, раз она была уже открыта. И тогда, дорогая, милая, хорошая, тогда и я всей душой с Вами — тогда мы союзники. Вы все всегда понимали — поймете и меня.

Николай Васильевич Тесьминов — заведующему домом отдыха «Кириле» (записка послана с девочкой из Ай-Джина 28 мая)

Милейший Павел Иванович, прошу Вас передать всем кирилейцам мои искренние извинения в том, что вчера не состоялся мой маленький концерт, обещанный мною. Поездка на Кошку в обсерваторию и непредвиденные катастрофы (падение с лошади) задержали меня значительно дольше намеченного часа. Спешу загладить свою невольную бестактность обещанием играть завтра во что бы то ни стало.

Жму руку.

Писатель Сергей Пороша — Наталии Максимовне Думко (записка передана во время концерта Тесьминова вечером 29 мая)

Играет он на ять {12}, но мне от музыки пить хочется. Не дернуть ли нам всем к Ибрагиму? Маленький наворот. А?

Наталья Максимовна Думко — Надежде Ивановне Ольгиной (записка, переданная во время концерта Тесьминова вечером 29 мая)

Как бы так устроить, чтобы после концерта утащить Николая Васильевича одного, без Угрюмовой? — он при ней никуда не годен. Пороша зовут к Ибрагиму — пить вино. Сообразите что-нибудь.

Художница Раиса Григорьевна Геймер — профессору Леониду Викторовичу Кашкину (записка, переданная во время концерта Тесьминова вечером 29 мая)

Милый Леонид Викторович, не можете ли вы спросить у Тесьминова, почему он назвал свою симфонию «Поединок»? С кем? Не с этой ли несчастной Угрюмовой, которая не сводит с него глаз? У нее вид давно побежденной и поверженной ниц. Еще одна просьба — познакомьте меня с нею, я когда-то знавала ее мужа, мы с ним были друзьями. Она меня интересует как человек и занятная модель.

Мария Васильевна Угрюмова — Николаю Васильевичу Тесьминову (записка, положенная на стол в комнате Тесьминова в 3 часа ночи на 30 мая)

Вы — плохой товарищ. Я больше не в силах. Убирайтесь вон! Уезжайте куда хотите, оставьте меня в покое. Что вам от меня нужно? Зачем вы цепляетесь за меня? Неужели у вас нет настолько чуткости, чтобы понять мои мученья? Никто еще так отвратительно не поступал со мной.

Я ждала вас после вашего концерта до двух часов, я не спала, я передумала всю мою любовь к вам — такую ненужную — и пришла к убеждению, что вы только ради издевательства над человеком принимали ее. С каким трудом я отвоевала себе этот месяц! Я ничего не ждала от вас, вы знаете, кроме внимания. Мы должны были жить общей товарищеской жизнью. Ведь только один месяц. Но вас и на это не хватило. Вас потянуло от меня к другим, вы отделились от меня, вам точно совестно быть вместе со мною на людях. Конечно, совестно! Я чувствую это.

Разве таким вы приехали сюда? Я помню все, что вы тогда говорили: «Я устал, я только ищу покоя, бездумья, тишины. Люди мне страшны, противны. Я никого не хочу видеть, устройте меня около себя. Я буду послушный, ласковый. Только с вами мне хорошо. Мы будем ходить гулять, вы мне расскажете о себе, я стану читать вам, мы будем сидеть на балконе, смотреть на луну, на море, молчать, понимать друг друга».

Все это вы мне сказали слово в слово в день своего приезда. Я была так счастлива. Разве я вас просила тогда о большем, разве я ждала вашей страсти, разве я требовала любви? Все мое существо тянулось к вам, мне хотелось стать перед вами на колени, целовать ваши руки, гладить ваши волосы, но ведь я этого не сделала.

Сдержала себя. Вы сами протянули руку и медленно перебирали своими говорящими пальцами мои пальцы. Может быть, вы заметили, как они дрожали, но, клянусь вам, я делала нечеловеческие усилия, чтобы сдержать эту дрожь. Вы не можете пожаловаться на меня. Но вы жадный. Боже мой, какой вы жадный! Вам все мало. Едва вы глотнули свежего воздуха, в вас снова проснулся бес. Вы забыли все — свою усталость, отвращение к людям, меня. Вы побежали на первый зов. Не спорьте — вас волнует каждый брошенный с любопытством или восхищением в вашу сторону взгляд. Вы любите любовь к вам. Вы неразборчивы — вам все равно, кто вас любит, кто вами восхищается. Вы необычайно восприимчивы к внешним проявлениям внимания и совершенно не чутки к глубокому чувству. Все новое вас прельщает, как ребенка; как ребенок, вы тянетесь жадно к нему руками, хватаете — глаза ваши горят (они всегда горят у вас вспышками, как ракета), целуете — потом ломаете, отшвыриваете прочь и бежите к другому.