Мои воспоминания - Олег Юрьевич Полетаев

по предоплате. Ну а дальше, придя к выводу, что достаточно меня приподняли, предложили мне поставлять товар на собственные средства на реализацию. Любовь, так звали директора магазина, так и сказала: " А дальше «котик» на свои!" Так мы вместе проработали года два, менялся ассортимент привозимых товаров, появились в качестве заказчиков еще один магазин и два ателье.

Стали появляться на горизонте мои друзья по институту. Теперь пред их взором представал прилично одетый парень на своем автомобиле. Первый с кем я увиделся, был был верный, остроумный весельчак — Серега Катанаев! Я был еще нищим студентом, когда он иногда заглядывал ко мне в гости со своими очаровательными подружками. Всегда спокойно доверял мне свою машину, у него тогда была новая 2106. Были редкие походы в ресторан. На одном из таких мероприятий я первый раз увидел, как он сердится. Танцуя с одной из его пассий, я услышал от нее чудную фразу: " Олег, ты зачем постоянно тушишь окурки в пепельнице, меня это раздражает". В следующий раз недокуренная сигарета осталась дымиться на углу пепельницы. Тогда он посмотрел на меня, как на полного мудака, и спросил: " Она тебе это посоветовала?" Удивительный парень, это был единственный раз, когда мы повздорили!

Жизнь в этой стране всегда была и будет непредсказуемой! На дворе бушевала инфляция. Налоговая начала проявлять непомерные аппетиты. Приходилось регулярно связываться с фабриками и корректировать цены на продаваемый товар. Да и это не помогало. В один из дней мне позвонил мой старый друган — Сашка! Еще в институтские годы он помог мне с постоянным приработком в зимнее время. Пригоняли с финской границы реэкспортные жигуленки. Работы было на сутки, а оплачивали хорошо. Частота поездок была разная, в зависимости от того, как быстро накапливалась клиентура. Обычно от 3‑х до 5‑ти поездок в месяц. В институте я был на хорошем счету, прогулы лекций прощали, но потом драли три шкуры. На этот раз нужно было пригнать иномарки с Архангельска. Он ни разу не слышал от меня слово‑нет. На следующий были в Архангельске. В автосалоне выбрали четыре автомобиля. Все они были свежезавезенные из Германии, доставлялись сухогрузом. В общем цены понравились, расстаможены по льготной ставке для юридических лиц. После пригона езда на своем автомобиле мне уже не доставляла удовольствия. Без сожаления я расстался с моей верной надежной шестеркой. На рынке ее забрали в первый день, а через день приехал на BMW 3‑ей серии, которую сразу предложили забрать на 2000$ дороже. Сразу отдал!

Так постепенно втянулся в пригон. Какое‑то время привозил товар, а дальше начал охладевать к этому занятию, забот полон рот, а на выходе почти ноль. В личной жизни ничего не менялось, очень хотелось свою квартиру. Верно утверждение: "Появляются деньги — появляются женщины!" Женского пола у меня пребывало много за шесть лет, но в основном одноневки‑зажигалки. И желания пока не было, да и любовник я был так себе, не половой гигант. К тому же частые поездки оставляли мало шансов на постоянное общение.

Забегая немного вперед, хочется заметить, что Ельцинские годы были самые грабительские для людей. Сначала ваучеризация, о чем говорилось выше, где с помощью народа были скуплены многие предприятия за бесценок. Дальше через год начала его президентства сгорели все многолетние сбережения людей. У моего друга было на книжке 8000 рублей, на которые можно было копить, например, ГАЗ‑24, а через месяц он купил на эти деньги велосипед. И наконец дефолт 1998 года, когда деньги за два дня подешевели в четыре раза. Все воровские мечты сбылись за его правление. Всего за какие‑то шесть лет здоровый цветущий мужик превратился в придурковатого сломленного алкаша! Годы его правления — это власть беспредельного криминала, творящая свои кровавые дела, крышуемые на самом верху.

Но все‑таки вернемся к моей скромной жизни. Четыре года подряд продолжал пригон с Щецина (Польский город на границе с Германией). Несмотря ни на что, получились самые запоминающиеся годы. В 1998 в августе эта эпопея закончилась. До 2004 года плотно сидел на пригоне новых Ваз из Тольятти. Дальше жизнь начала превращаться в кошмар, совершенно неконтролируемый мною. Подумать только, еще недавно я гордился этой страной, теперь четко знаю — не ту страну назвали Гондурасом.

Курсантские годы

Подходил к концу второй год службы в армии. Недалеко от Полтавы находился военный аэродром и жил он похоже насыщенной летной жизнью. Еще армия финансировалась на достаточно высоком уровне и по частоте вылетов фронтовой авиации это довольно четко прослеживалось. Вот тогда — то меня и стала посещать одна и та же мысль о поступлении в военное летное училище. Далее последовал рапорт командованию части и довольно скорая отправка на военные сборы. Все экзамены и физо были сданы на отлично, но летную комиссию я не прошел, забраковал окулист. Как-то пережив это (ничего подобного я не ожидал), все таки решено было поступить в Иркутское авиационно‑инженерное. Какое-то время я побыл дома, и к началу учебного года прилетел в Иркутск. Довольно быстро нас распределили по факультетам, учитывая наши предпочтения и вступительные экзамены. Получение обмундирования меня удивило четким соблюдением размеров, все курсанты выглядели довольно пристойно, чего не скажешь, вспоминая армию. Подшивка обмундирования выглядела как небольшое представление, но его надо было пережить с серьезным выражением лица. Дальнейшее мероприятие не заставило себя долго ждать — начиналась увлекательная жизнь в полевом лагере «Добролет» в 40‑ка км от Иркутска, после этого периода нашей курсантской жизни, как нам пообещали, количество кадетов заметно сократится. Конец лагерной жизни ознаменует марш‑бросок с полным боевым снаряжением до училища. Довольно скоро утверждения отцов‑командиров начали сбываться и только у нас в группе количество бойцов стало меньше на шесть человек. Прямых пожеланий отчислиться я не слышал, но человек заболевал, уезжал в санчасть и больше мы его не видели. Сам лагерь находился среди глухой тайги со всем своим гнусом. Местом умывания была холодная быстрая речка, желающих купаться почему-то не было. Хорошо работала полевая кухня, но всех постоянно долбил голодняк. Я закрывал глаза на оттопыренные карманы бойцов, покидающих столовую, карманы быстро опустошались в палатках, были свои запасы продовольствия. В Сибири меня поражали перепады температур — днем тепло, ночью палатка покрывалась инеем. Конечно в каждой палатке находилась печка‑буржуйка, но дежурный по ночам не мучал себя бодрствованием, и накидав дровишек быстро отбивался. Каждое утро мы просыпались в холоде, будили дежурного и говорили, что мы о нем думаем. Дежурство было поочередным были