Карл Линней. Его жизнь и научная деятельность - В. Фаусек

«Я обосновался в Стокгольме (по возвращении из-за границы). Все потешались над моей ботаникой. Сколько бессонных ночей и трудовых часов я употребил на нее, – об этом никто не говорил; но как надо мной посмеялся Зигесбек[2] – это всех занимало. Я начал практиковать, но с очень медленным успехом; никто не хотел лечить у меня даже своих лакеев. Но вскоре мои неудачи прекратились, солнце, долго скрывавшееся за тучами, выглянуло. Я пошел вверх, меня стали звать к сильным мира сего; все шло хорошо: уж ни один больной не мог обойтись без меня; с четырех часов утра до позднего вечера я посещал больных, проводил у них ночи и зарабатывал деньги. „Ну, – сказал я себе, – Эскулап приносит все хорошее, а флора – только Зигесбеков“. Я оставил ботанику, тысячу раз принимал решение уничтожить все мои собрания раз и навсегда. Вскоре затем я получил место старшего врача во флоте, а государственные сословия назначили мне содержание по сто дукатов в год с тем, чтобы я преподавал ботанику в Стокгольме. Тогда я снова полюбил растения и женился на моей невесте, ожидавшей пять лет. Мой тесть, однако, – нежный друг денег и не очень щедр на них. Но я в них и не нуждаюсь; пусть остаются для моих имеющих быть потомков».

Жизнь в Стокгольме и медицинская практика отвлекали, как мы видим, Линнея от его любимой деятельности; но его слова, что он бросит ботанику и так далее, были, конечно, не более чем слова. Всей душой он стремился возвратиться к своим любимым занятиям и искал первой возможности бросить свое «хлебное» ремесло, чтоб посвятить себя исключительно ученой деятельности.

В 1740 году умер его старый покровитель в Упсале, Рудбек, и с его смертью освободилась кафедра ботаники; Линней попытался получить ее, и – неудачно. Вновь у него на дороге встал его противник, Розен, с которым у него когда-то было жестокое столкновение. За Розеном было старшинство и службы, и ученой степени, – и кафедру дали ему, а не Линнею. Но на этот раз ему недолго пришлось ждать. При следующей вакансии в Упсале, открывшейся на другой год, он был назначен благодаря настояниям своего покровителя, могущественного вельможи того времени, графа Тессина, на освободившуюся кафедру и сделан профессором анатомии и медицины. Правда, это было не совсем то, к чему он стремился, но зато это был верный путь к осуществлению пламенных желаний всей его жизни.

Итак, та самая Упсала, где он жил нищим студентом, откуда должен был удалиться с такими неприятностями и скандалом, увидела его теперь в стенах своего университета профессором с громкой репутацией прославленного ботаника и известного врача. Теперь он сделался ее постоянным жителем и прожил в Упсале почти безвыездно больше тридцати лет, до самой смерти (1779 год).

Замечательно, что судьба связала его на всю жизнь с его соперником и врагом при начале карьеры, с Розеном; мы уже видели, что еще раз, в 1740 году, он стал у Линнея на дороге и получил ту кафедру ботаники, которая была заветной мечтой Линнея. Когда, наконец, на следующий год Линней явился в Упсалу профессором, оба противника очутились в странном и неловком положении: Розен, по специальности врач и анатом, должен был читать ботанику, а ботаник Линней преподавал медицину и анатомию. Оба они чувствовали себя не на своем месте, а так как обе должности оплачивались одинаково, то с разрешения совета университета они в следующем же 1742 году поменялись кафедрами к обоюдному удовольствию. «Неспособный» гимназист маленького провинциального городишка, оборванный студент Упсалы, врач без практики в Стокгольме вышел победителем из тяжелой жизненной борьбы и был, наконец, у пристани.

Мечты его юности сбылись: Линней – профессор ботаники в своем родном университете.

Розен, некогда кичившийся перед Линнеем своей ученой степенью, оставил имя в истории, прославившись только своими нападками на знаменитого ученого. Он прожил всю жизнь бок о бок с Линнеем в Упсале, был свидетелем его славы и блестящих успехов и умер несколькими годами раньше его. Впрочем, он пользовался в Швеции репутацией искусного врача.

Дальнейшая жизнь Линнея бедна событиями и лишена внешнего интереса; это – жизнь ученого, однообразная и скучная на вид, на самом же деле полная кипучей, непрерывной деятельности и богатая творческой работой и внутренним содержанием. Трудовая и однообразная жизнь человека науки носит в себе столько элементов высокого наслаждения; терпение и настойчивость его награждаются столькими радостями – радостями самыми светлыми и незапятнанными, так как они совершаются исключительно в сфере мысли, – что сами ученые обыкновенно считают себя счастливыми людьми; и Линней считал себя «счастливее персидского царя». Материальное положение его не оставляло желать лучшего; он имел счастье видеть полное торжество своих научных идей, быстрое распространение и повсеместное принятие его учений. Имя Линнея считалось в числе первых имен того времени; такие люди, как Руссо, относились к нему с почтением. Внешние успехи и почести сыпались на него со всех сторон.

Глава IV. Научные заслуги Линнея

Предшественник Линнея. – Рей. – Понятие о виде. – Двойная номенклатура. – Терминология. – Искусственная система растений. – Зоологическая классификация. – Слабые стороны научного движения, вызванного Линнеем.

Посмотрим теперь, в чем же состоит научная заслуга Карла Линнея? Чему он обязан своей славой, благодаря которой и теперь, через целое столетие, по словам одного шведского натуралиста, «…когда швед покидает свою родину и уезжает в далекие страны, из всего шведского позднее всего его покидает имя Линнея»? И действительно, до сих пор имя Линнея неразрывно связано с его наукой и встречается в каждой книге ботанического или зоологического содержания.

В XVIII столетии, когда биологические науки еще находились в эмбрионе, не было того дробления науки о природе на множество отдельных специальных наук, которое наблюдается теперь и явилось печальным, но неизбежным последствием огромного накопления фактического материала в связи со сложными и утонченными методами исследования, господствующими в современной науке. Объем науки возрос до такой степени, что человеческий ум не в состоянии овладеть в равной степени всеми ее отраслями, и для плодотворной и успешной работы явилось необходимым детальное разделение труда. Нет сомнения, что это имело и дурные последствия – ослабление общей связи, соединяющей отдельные отрасли естественных наук, частую односторонность исследования и все большую и большую трудность философского обобщения, имеющего предметом всю сумму человеческого знания данного времени. Как в практической медицине мы видим теперь, по насмешливому выражению Достоевского, специалистов по лечению правой или левой ноздри, так и в области теоретического знания дифференцирование науки достигло чрезвычайных размеров: зоолог, например, не только не успевает следить за успехами ботаники или химии, но и в самой зоологии представители разных отделов часто плохо понимают друг друга. Представитель морфологической зоологии (анатомии или эмбриологии) не обладает часто почти никакими сведениями по систематике животных, а для большинства систематиков, фаунистов новейшие работы по эмбриологии животных представляют совершенную тарабарскую грамоту.