Расследования комиссара Бутлера - Павел (Песах) Амнуэль

— Не понимаю, — заявил Кудрин. — Что значит — значительно раньше? Шай был жив, когда мы…

— Нет, — покачал головой комиссар. — Фактически он был уже мертв.

— Что за чепуха! — воскликнул Астлунг.

— Вы тоже считаете это чепухой, господин Садэ? — повернулся к директору Бутлер. — Я имею в виду биконол Штайлера…

— Я… — начал Садэ. Он смотрел в глаза комиссару, ладони его, лежавшие на столе, нервно подрагивали. Бутлер молчал. Молчали и остальные, ровно ничего не понимая в этой дуэли взглядов.

— Вы ничего не сможете доказать, — сказал наконец Садэ.

— Не смогу, — немедленно согласился Бутлер и облегченно вздохнул. — Единственное, чего я бы хотел здесь и сейчас — услышать, что вы, господин Садэ, согласны с моей версией. Эти господа будут свидетелями, с меня этого достаточно.

Садэ встал и отошел к окну.

— Я расскажу все сам, — сказал он, не оборачиваясь. Вы можете не докопаться до деталей, и я бы не хотел, чтобы полиция в них копалась. Но и неясностей я не хочу тоже, раз уж приходится…

Он вернулся к столу, сел и налил себе вторую чашечку кофе. Руки его больше не дрожали.

Глава 7

Убийца

— Шай Кацор был негодяем, — сказал Садэ. — И все вы, господа, со мной согласитесь. Тебя, Бени, он бросил на поле боя. Тебя, Нахман, он надул на миллион, и все это знают, хотя никто не может доказать. Вам двоим он тоже насолил, оставив память на всю жизнь. Но мы общались с ним — в бизнесе и политике приходится делать вещи, которые не позволишь себе в обыденной жизни… Я с ним столкнулся семь лет назад. Собственно, кроме Кацора, о той давней истории никто не знал…

— Ты имеешь в виду дочь рава Бен-Зеева? — тихо спросил Бутлер.

— Так… вы все-таки это раскопали?

— Видите ли, — сказал комиссар, — когда я понял, как был убит Кацор, я вновь пересмотрел его компьютерный архив… Иными, как говорится, глазами…

— Я понял, — прервал комиссара Садэ. — Это была любовь… Я и до сих пор… Ну, это неважно. Я был женат, а Далия замужем, вы знаете, если нашли это… Мы встречались около года — до тех пор, пока о нашей связи не стало известно раву Бен-Зееву. Муж не подозревал до конца… Мы вынуждены были расстаться, и месяц спустя Далия покончила с собой…

— И Шай Кацор узнал об этом, — сказал комиссар. — Он шантажировал тебя?

— Нет. Просто намекнул пару раз — этого было достаточно. Он ни о чем не просил, но мне было ясно, что в любой момент история может всплыть… Я по своей воле начал продвигать Кацора в фирме. Вы ж понимаете, что означала бы огласка для рава Бен-Зеева, для мужа Далии, который так больше и не женился, и для моей карьеры, не говоря о семье… Я держал Кацора при себе, но как я его ненавидел!..

— Когда вы узнали о его намерении уйти из фирмы?

— За месяц… Он приезжал к Радецкому после полуночи, вел переговоры так, чтобы никто из нас ничего не узнал раньше времени. Но у меня есть свои информаторы… Я понял, что Кацор намерен переметнуться к конкурентам, и тогда у него больше не будет причин держать язык за зубами, а у Радецкого появится против меня такой козырь, что… Я знал, что Кацор не пьет кофе по-турецки. А о биконоле Штайлера я имел представление еще с тех времен, когда служил в ЦАХАЛе. Я ведь по военной профессии химик.

— Хочу пояснить для вас, господа, — комиссар повернулся к гостям. — Пятнадцать лет назад в лаборатории Штайлера — это химическая лаборатория ЦАХАЛа в Негеве, занимаются они ядами, работают в том числе и для Мосада, — так вот, у Штайлера было изобретено вещество, названное биконолом. По сути, это вид бинарного оружия. Бинарное оружие индивидуального действия, скажем так. Если ввести его в организм, биконол, состоящий из двух безвредных компонентов, не производит абсолютно никакого воздействия. В это время при специальном анализе компоненты биконола вполне можно обнаружить — в крови, например, но кто ж станет делать себе такой анализ, не имея никаких подозрений?.. Но достаточно этому человеку выпить совершенно безобидный напиток — кофе по-турецки, и смерть последует незамедлительно. Дубильные вещества, которые возникают в кофе именно при этом способе приготовления, действуют на составляющие биконола как катализатор. Соединившись, эти составляющие мгновенно разделяются на цианистый калий и второе вещество со сложной формулой и безвредное, как наполнитель для лекарства. Цианид вызывает смерть. Цианид обнаруживают при посмертной экспертизе. И кому придет в голову, что яд не поступил в организм в момент смерти, а уже был в нем… Может быть, много дней… Сколько дней, господин Садэ?

— Восемь. Много дней — это преувеличение, комиссар. Компоненты биконола выводятся из организма в течение примерно двух недель… Мы вместе обсуждали экспортные заказы, вы, господа, тоже присутствовали, помните, это было у Рони? Никто ничего не заметил, все так спорили… Биконол не имеет вкуса… Я знал, что Кацор не пьет кофе по-турецки, и у него были все шансы выжить, если… В тот день он пригласил вас, господа, чтобы сказать о своем решении переметнуться. Вы были на вилле одни, я позвонил Кацору, сказал, что приеду тоже, попросил приготовить побольше кофе по-турецки. Он знал, что это мой любимый напиток… Вот и все.

— Значит, если бы… — сказал Офер, глядя на Садэ широко раскрытыми глазами, — значит, если бы мы не начали пить кофе до твоего приезда…

— Господин Садэ и не думал приезжать, — сухо сказал комиссар Бутлер. — Он был уверен, что вам предстоят неприятные дни, но, в конце концов, против вас не смогут выдвинуть обвинений, и дело спустят на тормозах. Я прав, господин Садэ?

Генеральный директор кивнул.

— И вы правы тоже, — заключил комиссар, вставая, — доказать я не смогу ничего. А признание, даже при свидетелях, не может служить доказательством в суде. Тем более, что вы не станете его повторять, а эти господа скажут, что ничего не слышали. Я прав?

Молчание было знаком согласия.

— С ума сойти! — воскликнул я. — Вы хотите сказать, что генеральный директор «Природных продуктов» Садэ умер не от инфаркта, а…

— Он покончил с собой, — кивнул Бутлер. — И у него было достаточно возможностей изобразить это как смерть от инфаркта. Даже врачи не догадались… Только мы, пятеро.

— Но если никто ничего не понял, почему вы рассказали это мне? У меня ведь теперь будут чесаться руки. Я историк и писатель, а этот материал — сенсация!

— Вы думаете? — пожал плечами комиссар. — Да кого сейчас заинтересует эта забытая трагедия? Прошло три года… Разве что любителей детективов…

Для них и рассказываю.

ИНТЕРЛЮДИЯ 1

Артур Конан Дойль

САМОУБИЙСТВО ДЖОРДЖА УИПЛОУ

Я люблю просматривать свои записи о замечательных победах моего друга Шерлока Холмса. К примеру, дело о бриллианте Дентона — блестящее, по моему мнению, расследование, когда Холмсу удалось найти похитителя, воспользовавшись фальшивой драгоценностью. Холмс решительно против того, чтобы я предал гласности эту удивительную историю, и, на мой взгляд, он делает большую ошибку. Впрочем, необыкновенно проницательный во всем, что касается поиска преступников, мой друг становится упрям и недальновиден, когда речь заходит о делах житейских.

Или взять историю Джона Опеншо и загадку трех «К», столь изящно разгаданную Холмсом, но так и не ставшую известной читателю[1].

Вот еще одно дело — о гибели Питера Саммертона. Каждый лондонец помнит эту трагедию, произошедшую осенью 1883 года, и все знают, что убийцу удалось арестовать на седьмой день, когда все надежды, казалось, уже исчезли. Но слава досталась, как обычно, инспектору Лестрейду, а между тем, без помощи Холмса Скотланд-Ярд до сих пор не добился бы успеха.

— Холмс, — как-то спросил я, — почему вы не хотите, чтобы я написал, наконец, о деле Саммертона? Это было чудо!

— Именно так, — Ватсон, ответил Холмс, — попыхивая трубкой. Вы справедливо заметили: я показал чудо. Правильная идея пришла мне в голову интуитивно. Я ненавижу интуицию, она противоречит методу. Интуицию обожает Лестрейд, и вам прекрасно известно, как часто она его подводит…

Возможно, Холмс прав. Тогда что сказать о деле Джорджа Уиплоу? Я и сейчас убежден, что именно нелюбимая Холмсом интуиция помогла ему тогда обнаружить преступника. Холмс же полагает, что действовал исключительно по собственной методике. Я не спорил со своим другом, но в результате мои записки о событиях апреля 1884 года пролежали без движения почти десять лет.

В то замечательное время я еще не был женат, и мы с Холмсом вели холостяцкую жизнь на Бейкер стрит. Мой друг поднимался рано, а я предпочитал понежиться в постели, тем более, что промозглая лондонская весна располагала именно к такому времяпрепровождению. Я спускался к завтраку, когда Холмс уже допивал свой утренний кофе, и мой друг каждый раз спрашивал, не попросить ли миссис Хадсон поставить на плиту еще один кофейник.