Благодетельница (сборник) - Елена Модель

«Господи, я ведь этой минуты никогда не забуду, – думала Мария Петровна. – Что же я стою, как истукан, и ничего не чувствую? Устала, видно».

Она так и осталась стоять без мыслей и ощущений, только отчетливо слышала, как ссыпается вниз по ступенькам звук его шагов, похожий на звук картошки в овощном магазине, когда она скатывается через деревянный желоб в авоську, и еще всхлипывания.

«Плачет он, что ли? – испугалась Мария Петровна. Потом она услышала визг дверной пружины, грохот захлопнувшейся двери и звук мотора промерзшей “Волги”. – Что же это, парень, бедный, так всю ночь и просидел в машине?» – ахнула Мария Петровна и стала подниматься наверх.

Выйдя на улицу, Курт с ужасом посмотрел на стоящую возле подъезда «Волгу».

«Что же это я наделал, – подумал он. – Человек всю ночь на таком морозе в машине сидит, а я в тепле песни распеваю! Надо было его, конечно, отпустить. Но мне и в голову не пришло, что он всю ночь дожидаться будет. – Курт подошел к машине и заглянул в салон через подмерзшее стекло. – Господи, он вообще жив?» – испугался Курт и дернул ручку. Водитель сразу встрепенулся и весело заулыбался, как ни в чем не бывало. Курт с облегчением вздохнул и уселся на переднее сиденье.

– Отель, аэропорт, – сказал он и виновато похлопал парня по плечу.

– Да ничего, дядь, мы люди привыкшие, – отозвался водитель на чисто русском языке. – Я каждые полчаса печку включал. Правда, бензин весь пожег, но мы сейчас заправимся.

Слегка побуксовав на льду, машина сорвалась с места. «Если самолет не опоздает, то в час поместному я дома». Он представил себе огромный дом с круглой, как будто взбухшей от достатка черепичной крышей, бритые под ежик газоны, комнаты, которые знали только его да фрау Флюттер, его экономку. Ворчливая, никому не нужная женщина, постаревшая задолго до старости. Она уже больше двадцати лет вела его хозяйство, аккуратно и очень грамотно. Курт вспомнил, как она неровной, похожей на птичью походкой пересекает дом и подумал, что, наверное, невозможно вести более бессмысленное существование. Ему немедленно захотелось повернуть обратно. Он потянулся было к водителю, но тут же благоразумно откинулся обратно на сиденье.

«Когда-то, – продолжал размышлять Курт, глядя в окно, – этот дом казался тесным. Потом выросли дети и разъехались, кто куда. Все четверо, один за другим. Теперь они появляются только на Рождество или в день рождения. А три года назад умерла жена. Она была старше на пять лет, но все равно еще не старая. Пятьдесят девять лет – не возраст, чтобы умереть. Никогда ничем не болела – и вдруг инфаркт. С тех пор он мало бывает дома. Потому что дом – это не стены и крыша, а нечто большее. Дом должен объединять близкие души, а пустой дом – страшнее, чем приют, и чем он больше, тем больше становится и одиночество. Поэтому теперь он практически живет в своей небольшой клинике. Там проводит вечера и на неделе остается ночевать. Короче, живет для того, чтобы работать, а кажется, должно быть наоборот, – думал он, выходя у «Интуриста». – Жалко. А так тепла хочется. У меня его в жизни практически не было, этого человеческого тепла».

Он подумал о Маше. Ее одной могло бы хватить, чтобы заполнить дом жизнью от крыши до самого подвала.

Лифт мягко остановился на этаже и, легко качнувшись, завис в воздухе. Третий номер по коридору справа. Курт торопливо покидал в чемодан вещи и, с беспокойством поглядывая на часы, спустился вниз. Еще пятнадцать минут на оплату, формальности – времени остается совсем в обрез. До вылета самолета ровно два часа.

– Шнель, шнель, – прокричал он водителю, выбегая из гостиницы. Тот уже дожидался в дверях и сразу услужливо подхватил чемодан и большую спортивную сумку.

– Ничего, успеем! – весело ответил парень, как бы радуясь предстоящей гонке.

Машина взвизгнула и, с ходу развернувшись на Манежной площади, понеслась по улице Горького, набирая скорость. Курт вдавился в сиденье. Никакие раздумья больше не отвлекали его – он серьезно прощался с жизнью.

6

Дверь электрички с визгом раскрылась. Мария Петровна слегка задохнулась от волны сухого, морозного ветра и вышла на переполненный перрон. Людская толпа двигалась по коридору, образовавшемуся между двумя зелеными поездами. Минуту назад они были пассажирами электрички – сейчас они пешеходы и останутся пешеходами, пока не набьются в троллейбусы, автобусы, метро. Тогда они опять станут пассажирами. Вся страна – сплошные пассажиры. Странная функция у такого великого народа.

Мария Петровна двигалась в общем потоке, вместе со всеми переставляя ноги и как все раскачиваясь при ходьбе: вправо, влево. Ей хотелось повернуться и пойти против течения, расталкивая всех локтями, но в той стороне не было ничего, кроме пустого края платформы и бесконечных ледяных рельсов. Течением ее вынесло к троллейбусной остановке, приподняло над мостовой, и она оказалась в теплой и душной утробе городского транспорта. Троллейбус, зацепившись ушами за провода, лениво тащился вдоль тротуаров, перетряхивая содержимое, словно торбу, на ледяных ухабах. На переднем сиденье освободилось место, и Мария Петровна опустилась на мягкую, коричневую подушку.

«Хорошо, что нет никакой надежды, – думала она. – Надеяться и ждать всегда сложнее, особенно когда не знаешь, чем это кончится».

– Следующая станция «Новослободская», – раздался голос водителя.

Мария Петровна встала. Все. Надо продолжать рабочий день, который начался тридцать лет назад.

Еще несколько шагов, и «Росоргтехстрой» проглотит ее и будет переваривать целый день, урча чужими голосами, а вечером выплюнет на улицу, уставшую и никому не нужную. Мария Петровна набрала в легкие побольше воздуха и нырнула в огромную дверь.

– Подождите! Подождите, пожалуйста! – услышала она молодой, звонкий голос, уже стоя в лифте. Нажала на кнопку «Стоп», двери на полпути замерли.

– Ой, спасибо! – Леночка втиснулась в кабину. Молодая, веселая, румяная. – Мария Петровна, что это с вами? – воскликнула она. – Вы прямо на себя не похожи. Такая хорошенькая! У косметички, что ли, были?

Мария Петровна почувствовала, как в ней полыхнул протест, вырвался наружу, заполонив собой всю кабину и растекаясь по коридорам организации. Ей вдруг захотелось вступить в заговор с Леночкой. В заговор против всех, всех, кого она до сих пор знала.

– Да нет, – лукаво ответила она. – Не была я у косметички. Мне просто зеркало хорошее попалось. Я в него посмотрелась и себя полюбила. Вот так-то, детка, – весело добавила Мария Петровна и поправила бусы. – Пошли покурим?

– Ка-ак, а вы разве курите? – обомлела Леночка.

– Нет. Но надо же когда-то попробовать.

Леночкин хохот, сопровождаемый скрежетом железного лифта, метнулся, казалось, глубоко в шахту и, оттолкнувшись, легко взлетел на последний этаж.

Женщины стояли на лестничной площадке последнего этажа. Внизу скрежетал железными суставами уставший от долгого существования лифт. Без устали курсируя вниз и вверх, он аккуратно снабжал этажи рабочей силой.

При первой же затяжке Марии Петровне показалось, что мелкая решетка, за которой помещалась деревянная кабина лифта, вдруг как-то съежилась, нарушив полностью стройный геометрический рисунок, и стала быстро-быстро кружиться сразу во всех направлениях. Почувствовав приступ тошноты, Мария Петровна испуганно присела на низкий подоконник. Леночка в отчаянии рвала ручку форточки, пытаясь впустить хоть толику свежего воздуха, но форточка не поддавалась.

– Мария Петровна, миленькая, вам что, плохо? Плохо, да? – выкрикивала Леночка, глядя на посеревшее лицо сотрудницы. – Тоже мне, идиотка! Да я себе в жизни не прощу, что сигарету вам дала! Кто же в таком возрасте начинает курить? В таком возрасте курить уже заканчивать надо! – Она попыталась выдернуть дымящуюся сигарету из рук Марии Петровны, но та крепко зажала «столичную» между пальцев. Глубоко вздохнув, Мария Петровна увидела, что решетка лифта перестала кружиться и благоразумно светится аккуратными квадратиками.

– Ты, Леночка, у меня сигарету не рви, – спокойно сказала она. – Я ее обязательно докурю. А про возраст мой ты ничего не понимаешь, маленькая еще. – Мария Петровна улыбнулась, лихо затянулась второй раз и краем глаза по-деловому глянула на решетку. Та сохраняла безупречный рисунок и с места не двигалась. На сей раз, кроме жжения в горле, не было никаких неприятных ощущений. «Так, пойдет дело», – отметила она про себя.

– Мария Петровна, ну что вы, в самом деле, зачем вам это нужно? Вредно же… – не унималась перепуганная Леночка.

– А это когда как, – философски возразила Мария Петровна. – Иногда вредно. А иногда очень даже полезно. Ну, это я тебе как-нибудь в другой раз объясню.

Лестничная площадка наполнялась сероватым дымом отечественных сигарет. Рабочий день уже давно начался, а женщины все не расходились. Они курили, как две заговорщицы. Одни против целой организации.