Императоры Византии - Сергей Дашков

4 июля 41 4 г. 16-летняя сестра Феодосия II, Пульхерия, была провозглашена августой. Будучи старше брата всего на два года, она тем не менее имела на него очень большое влияние и во многом обусловила благополучие как государства, так и самого императора. Благодаря ее заботам Феодосий II получил блестящее образование. Он знал греческий и латинский языки, математику, астрономию, историю, рисовал, писал красками и даже сам иллюстрировал переписанные им книги, а за красивый почерк получил прозвище «Каллиграф». Он много читал, часто по ночам, при свете им самим сконструированной особой лампы. Созомен, обращаясь к августу во введении к своей «Церковной истории», хвалил «го интерес к писателям — разумеется, христианским: «А награждаешь ты сочинителей и своими суждениями, и рукоплесканиями, и золотыми изображениями, и выставкой их статуй, и дарами, и разнообразными почестями» [79]. Император был весьма благочестив, любил распевать церковные гимны и однажды на ипподроме устроил вместо ожидавшихся зрителями ристаний грандиозный молебен, которым лично дирижировал. «Никто не видел его разгневанным. Некто из ближних спросил его: почему ты никогда не наказываешь смертью человека, тебя оскорбившего? — «О, если бы, — отвечал тот, — возможно было мне и умерших возвратить к жизни… Не великое и не трудное дело убить человека, но раскаявшись, воскресить умершего не может никто, кроме Бога» (Сократ, [80, с. 398]).

Из традиционных развлечений Феодосий II предпочитал охоту, к военным упражнениям страсти не проявлял, хотя физически был крепок.

Обладавший незаурядными способностями и наделенный несомненными душевными достоинствами, Феодосий тем не менее вошел в историю как безвольный и посредственный правитель, во всем подчинявшийся приближенным — сначала сестре, затем жене, а после 441 г. и почти до самой смерти — любимцу евнуху Хрисафию. «Феодосий был государь легковерный, всяким ветром носимый, оттого часто подписывал бумаги, вовсе не читавши их. Между прочим, премудрая Пульхерия раз предложила ему бумагу об отдаче ей в рабство супруги его, Евдокии, которую он не глядя и подписал, за что потом она [Пульхерия. — С.Д.] укоряла его» (Феоф., [82, с. 80]).

В правление этого императора государству пришлось много и с различным успехом воевать. В 420–422 гг. полководцы Феодосия отразили в Месопотамии натиск армий персидского шахиншаха Бахрама V, сменившего Йездигерда II. Годом позже в Равенне скончался от водянки Гонорий, власть над Западноримской империей узурпировал самозванец Иоанн, и Константинополь выслал против него войска. К 425 г. с Иоанном было покончено, а на равеннский[14] престол под давлением Востока вступил Валентиниан III с матерью, Галлой Плацидией, приходившейся Феодосию II теткой по отцу.

Ослабленные схватками соперничавших западных полководцев Аэция и Бонифация Испания и Африка к 435 г. стали добычей предводителя вандалов Гизериха. После ряда безуспешных попыток отразить натиск завоевателя западное правительство было вынуждено признать его власть на захваченных территориях. Феодосий II решил вмешаться, но поход восточноримских легионов, предпринятый около 443 г., окончился неудачно и никак не изменил создавшегося положения.

Главным же событием той эпохи стали нашествия гуннов. Отношения Запада и Востока с племенами этих кочевников, чьи владения охватывали огромное пространство Средней Европы — от Волги до Рейна, — складывались по-разному. В 379 г. гунны следом за вестготами вторглись во владения Константинополя и опустошили Мизию. С тех пор набеги гуннов стали на Востоке привычным делом, и от них приходилось либо отбиваться оружием, либо (что происходило чаще) откупаться. На Западе же гуннские наемники-федераты составляли ощутимую часть армии, и правительство Равенны часто использовало их для подавления мятежей франков, бургундов или галльских крестьян-багаудов.

Положение изменилось с 433 г., когда державу гуннов возглавил Аттила, прозванный христианскими писателями «бичом Божьим». Усилившись после разгрома в 436 г. королевства бургундов, Аттила в 441 г. двинулся во Фракию и Иллирик, трижды нанеся поражение посланным против него войскам империй, и занял множество городов, в том числе Ниш, Сирмий и Виминаций. Через два года, преодолев сопротивление восточноримских полководцев, он стал угрожать самой столице Востока. Враг взял уже фракийские Филиппополь и Аркадиополь, при дворе решили не рисковать и откупились от Аттилы золотом, дав колоссальную сумму в 6000 либр и пообещав ежегодно выплачивать еще семьсот. Позже, в 448 г., в лагерь кочевников отправилось посольство во главе со знатным вельможей Максимином. Оно имело двоякую цель: во-первых, решить вопрос о многочисленных перебежчиках минувшей войны, а во-вторых, попробовать подкупить кого-нибудь из окружения Аттилы и отравить вождя гуннов. Об этой второй, тайной задаче, порученной кому-то из членов посольства Феодосием II и его доверенным лицом евнухом Хрисафием, по-видимому, ни Максимин, ни его помощник писатель Приск Панийский не знали, в отличие от самого Аттилы. Тому удалось разведать козни ромеев еще до подхода посольства к лагерю. Разгневанный, он устроил послам весьма неласковый прием, на приветствие Максимина угрожающе ответив: «Пусть с римлянами будет то, чего они- мне желают» [222, с. 37]. Правда, в конце концов грозный царь варваров сменил гнев на милость, а в Константинополь отправил сына подкупленного византийцами знатного гунна Вигилы с пустым кошельком из-под золота на шее, наказав предъявить его императору и Хрисафию с вопросом, не узнают ли они этот предмет.

Письменные свидетельства Приска, непосредственного свидетеля тех событий, весьма ценны. Сохранились описания стоянки варваров, самого Аттилы — рыжебородого, с темной кожей, маленькими глазами и огромной головой на непропорционально широком и коротком теле, разноплеменной толпы его воинства. Интересна встреча, которая произошла у Приска в лагере гуннов. Один из варваров подошел к нему и неожиданно заговорил по-гречески. Изумленный Приск узнал, что незнакомец — ромей, попавший к гуннам в плен и затем получивший свободу. Перебежчик стал расхваливать порядки Аттилы и поносить римско-константинопольские, обвиняя императоров и придворных в жадности, лени, жестокости, небрежении интересами государства, взимании высоких налогов. Приску ничего не оставалось делать, как привести в оправдание разумные законы и славные деяния предков. «Да, — согласился его оппонент, — законы хороши и римское государство прекрасно устроено, но начальники вредят ему, ибо они непохожи на древних» [231, т. I, с. 181].

Действительно, разница между декларированным положением римского гражданина, «владыки мира», и реальным состоянием дел в У в. была громадной. Тяжесть налогов, произвол властей, частые беспрепятственные вторжения врагов, одним словом — упадок, приводили к тому, что крестьяне или даже горожане бросали свои земли, дома и либо разбойничали, либо, покинув пределы державы, вливались в. ряды варваров. Сам Приск пишет: «У людей даже блистательного состояния побоями вымогали деньги… так, что люди, издавна богатые, выставляли на продажу уборы жен и свои пожитки. Такое бедствие постигло ромеев после этой войны [441–443 гг. — С.Д.], что многие из них уморили себя голодом или прекратили свою жизнь, надев петлю на шею» [193, с. 120].

Кроме тяжелых войн государство потрясали религиозные раздоры. В 428 г. император пригласил в Константинополь занять кафедру патриарха знаменитого проповедника Нестория, родом перса, настоятеля одного из антиохийских монастырей. Несторий отстаивал положение о разделении божественной и человеческой сущностей во Христе, чем резко настроил против себя патриарха александрийского Кирилла[15]. Кирилл добился от Феодосия II созыва для осуждения взглядов Нестория Вселенского собора, который состоялся в 431 г. в Эфесе. Несторий был низложен и отправлен обратно в Сирию.

Другая серьезная ссора вспыхнула через пятнадцать лет между теологом Евсевием и константинопольским патриархом Флавианом с одной стороны и ересиархом монофиситов Евтихием — с другой. Добившись осуждения последнего на поместном соборе 448 г. в столице, Евсевий и Флавиан торжествовали недолго — по инициативе и под председательством александрийского патриарха Диоскура, большого приятеля императорского фаворита Хрисафия, в Эфесе собрался Вселенский собор 449 г., восстановивший Евтихия и осудивший Флавиана и Евсевия. За атмосферу грубого нажима и откровенного террора со стороны Диоскура этот собор впоследствии получил наименование «разбойничьего». Победа монофиситов, однако, была непрочной: Халкидонский собор 451 г. подверг их окончательному осуждению.

Сам Феодосий II, в отличие от отца, делами церкви интересовался весьма живо — активно преследовал язычников (по его приказу, в 426 г. была сожжена эллинская святыня — Олимпия), часто вмешивался в полемику иерархов. В 448 г. против книг философа-неоплатоника Порфирия он издал эдикт, тон и направленность которого надолго определили приемы христианских теологов в борьбе с инакомыслящими: «Императоры Феодосий и Валентиниан Августы — префекту претория Хормизду. Предписываем все, что Порфирий [или кто-либо другой], гонимый собственным безумием, написал против благочестивой веры христианской, где бы оно ни было обнаружено, предать огню. Ибо мы хотим, чтобы всяческие произведения, вызывающие гнев Божий и оскверняющие душу, не достигали даже слуха людей» [74, с. 349].