Круиз - Валентин Азерников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин показал, тоже жестом: есть ли деньги?
Капустин сказал:
– Есть, есть, не бойся. – И достал бумажник.
Бородатый торговец ловко вытащил у него одну бумажку и достал из-под прилавка пачку сигарет.
Когда они вышли на улицу, турка не было видно…
На теплоходе к ним подошел стюард.
– Вам просили передать, – он протянул Светлане Николаевне букет цветов, перевязанный лентой.
– Кто? – изумилась она.
– Вон тот человек.
На пирсе, прислонившись к такси, стоял турок. Увидев, что Светлана Николаевна посмотрела на него, он помахал ей рукой.
– Так… еще один муж? – мрачно осведомился Капустин.
Светлана Николаевна пожала плечами и ничего не ответила.
– Ладно, – сказал Капустин, – где два, там и три… Это дело надо отметить… Зайдем в бар?
– Если хочешь, иди, – сказала Светлана Николаевна. – Я устала. – И она пошла в каюту.
– Нам тоже пора, – сказал Дима. – Скоро концерт.
– Ты иди готовь там все, – сказала ему Неля, – я сейчас. Дима мрачно посмотрел на нее и пошел.
Они зашли в бар.
– Мишенька, – сказала Неля бармену, – нам кофе.
– По-турецки, – добавил Капустин и, вытащив из кармана сигарету, понюхал. – Быть в Турции, – сказал он, – и не попробовать турецкий табак и турецкий кофе… – Он прикурил, затянулся. – Ничего особенного. Обычная махорка. – Он еще
раз затянулся, медленно выпустил струю дыма. – И чего все в нем находят?…
Неля взглянула на часы.
– Где же кофе? Я не успею переодеться. – Посмотрела на Капустина. – Жаль, вы не придете.
– А кто это вам сказал, что не приду? – вдруг вызывающе спросил Капустин.
– Ну… Светлана Николаевна вроде бы плохо себя чувствует. Я думала…
– А я хорошо себя чувствую. Замечательно. – Он поднялся чересчур резко. – Так, все. Мы идем петь. – Он протянул ей руку. – Мы будем петь и смеяться, как дети. – Он засмеялся. – Вы будете петь, а я смеяться. А потом – наоборот.
– Олег Григорьевич, что с вами?…
– Никаких отчеств. Просто Алик.
Он отодвинул мешавший ему стол, словно это была пушинка, и повел Нелю за собой.
– Но нам не туда, – сказала Неля. – Зал – там…
Неля пела песню о пожаре сердца. Если горит дом, пела она, мы звоним ноль-один. А если пожар в душе, если сердце пылает, куда звонить? Любимому? Но если я не знаю даже его номера телефона…
Капустин слушал песню, прикрыв глаза и раскачиваясь в такт. Иногда он начинал дирижировать и даже пробовал подпевать. Зрители с недоумением на него поглядывали. Потом он открыл глаза и увидел, что Неля поет, обращаясь к нему, и он помахал ей рукой. А когда она пропела фразу насчет телефона, он поднялся и крикнул: «137-69-74!» В зале засмеялись. «После семи вечера», – добавил он. Тут он увидел, что Неля смотрит за его спину, и обернулся. В дверях стояла Светлана Николаевна.
Диме вся эта история настолько не понравилась, что он неожиданно врубил брек, чем заглушил Нелю и сбил с ритма всех музыкантов…
Капустин постучал в дверь своей каюты и пропел голосом Мефистофеля:
– Мой совет – до обрученья ты дверь ему не отворяй…
Ему и не отворили.
Он пропел:
– Ха-ха, ха-ха! – И ушел.
Около двери с красным крестом он остановился. Подумал немного, потом толкнул ее.
– Вы что-нибудь хотите? – улыбаясь, спросила медсестра.
– Да. Спать.
– А, вам снотворное, – сестра потянулась к аптечке.
– Нет. Кровать.
Светлана Николаевна, наспех одетая, подбежала к медпункту. На диванчике лежал Капустин и спал.
– Что с ним? – спросила она врача.
Врач потеребил бородку клинышком и сказал задумчиво:
– По виду, крайняя степень опьянения.
– Ну и негодяйка, – сказала она сквозь зубы.
– Что?
– Это я не вам.
Врач обернулся, но никого не заметил.
– Хотя, что странно, – продолжал он, – нет запаха алкоголя. Он вообще как – склонен?
– Да нет.
– Вы уверены?
– У них регулярно медобследования.
– А он кто по профессии? Шофер?
– Пожарный.
– Пожарный?
– Нет, не в этом смысле. Он не лазит по лестнице в каске…
– Нет? – Врач что-то вспомнил. – А разве…
– Очень редко, – смутилась Светлана Николаевна. – Он специалист по нефтяным пожарам. Его вызывают в крайних случаях, когда особо опасная ситуация.
– Ага, значит, опасность? – обрадовался врач.
– Разумеется.
– Нервное напряжение. Стрессы…
– Не без этого.
– А когда наступает разрядка… Вы меня понимаете? – он откинулся, довольный.
– Вы что хотите сказать – он… – Светлана Николаевна не договорила.
– Ну зачем так резко, – вкрадчиво сказал врач и дотронулся до ее руки. – А вам разве не кажется его поведение несколько… э-э… странным.
– Так… Значит, уже все всё заметили…
– Это видно невооруженным глазом.
– Мало ей одного.
– Что?
– Это я не вам.
Врач обернулся, никого не увидел и снова дотронулся до ее руки.
– Ему надо помочь.
– Как?
– Делайте вид, что все хорошо.
– Легко сказать.
– Но пока еще действительно все хорошо, – он ласково улыбнулся. – Потому что может быть хуже…
Капустин лежал в каюте. Открылась дверь, вошла Светлана Николаевна с подносом, на котором был завтрак. Она поставила поднос на столик.
– Садись, милый.
– Я встану.
– Что ты, лежи. Отдыхай. – Она говорила ласково, но чувствовалось напряжение.
– Ну вот, теперь ты похожа на ту, что десять лет назад являлась ко мне по ночам…
– Не к тебе – на дежурство, – улыбнулась Светлана Николаевна.
– Являлась на дежурство, принося покой…
– Снотворное, – уточнила она.
– Принося мне снотворное, а потом приходя еще и во сне… И была она так красива, что у меня рос гемоглобин, и падал РОЭ, и затягивались раны, а я переживал, не хотел поправляться, чтоб не расстаться с ней…
– Ничего этого не было, ты все путаешь.
– Это твой капитан все путает. И румын. Не говоря уже о турке. А я ничего не путаю.
– Путаешь. Тебе кажется, что ты молодой и здоровый и что выберешься еще из одного ожога. – Она нахмурилась. – Ты много чего путаешь. Не путал бы, может, тогда… – она замолчала, отвернувшись.
– Свет… – он притянул ее к себе.
Она уткнулась ему в грудь.
– Давай попробуем еще раз. Мм? – промычала она. – Он кивнул. – Все сначала, да? – Он кивнул. – И ты перейдешь в министерство? – Он кивнул. – И перестанешь мотаться по пожарам? – Он кивнул. – И будешь помнить все наши даты? – Он кивнул. – И мы съедемся с мамой? – Он замялся. Она подняла голову.
Он поспешно кивнул. И спросил в свою очередь:
– А ты уйдешь со «скорой»? – Она кивнула. – И будешь по вечерам дома? – Она кивнула. – И в отпуск будем ездить к старикам?
Она замялась. Он напрягся. Она поспешно кивнула.
– Будем жить как люди, – подвела она итог.
Он ее поцеловал. Она поднялась.
– Подожди, я скоро…
Она зашла в ванную. Послышался шум воды.
Она снова расчесывала волосы, подкрашивала губы, снова выбирала между розовым и голубым пеньюарами. На этот раз решила надеть голубой. И вышла в нем к Капустину.
А его не было. Дверь была открыта, по каюте гулял ветер. Она подошла к иллюминатору. На горизонте стелился черный дым – горел танкер.
Капитан в бинокль смотрел на горящий танкер. В другой бинокль его рассматривал Капустин.
– Непонятно, – сказал он. – Никого. Куда они все делись?…
– Спаслись, наверное, – предположил капитан.
Капустин оглядел море.
– Не видно.
– Ладно, дадим радиограмму, – сказал капитан.
– Надо самим. Не успеют.
– Не имею права. Раз не приглашают… Я даже не знаю, чьей он страны.
– Да это же наш, – сказал Капустин, – смотрите, вон на носу…
– Действительно… – Капитан обернулся к помощнику: – Тревога!
– Товарищи пассажиры, – раздался голос Гобели из динамика. – Команда нашего теплохода окажет помощь терпящему бедствие танкеру. Мы приносим свои извинения за возможную задержку и просим вас сохранять спокойствие. Кроме того, мы просим пассажиров занять свои места в каютах. Благодарю за внимание.
Светлана Николаевна с верхней палубы видела, как сбросили на воду бочки, на них, словно на поплавках, уложили шланги. А шланги потянули к катерам…
– И все же распорядитесь дать мне костюм, – сказал Капустин.
– Исключено, – ответил капитан.
– Но это моя профессия.
– Я все понимаю, но для меня вы не подполковник, а пассажир. Я отвечаю за вашу жизнь.
– А за их? – Капустин кивнул на матросов, садившихся в катер. – Это нефть.
Неля, стоявшая неподалеку от Светланы Николаевны, пыталась рассмотреть катер, на котором Капустин приближался к горящему танкеру. Потом она увидела вертолет, который появился на горизонте…
Катер с Капустиным шел вдоль борта танкера. Сквозь прозрачный колпак, омываемый из форсунок водой, Капустин вглядывался, стараясь понять, что происходит на палубе. Но из-за стелющегося дыма и фонтанов пены, которые обрушивали на танкер наши катера, не было ничего видно.