Удивительные превращения Дика Мюррея - Александр Ломм

Но в чем же дело? Почему Клементайн, так спешившая передать ученым тайну черного саквояжа, вдруг изменила свои намерения и ни словом не обмолвилась ни о роковом уколе, ни о тетрадях в клеенчатом переплете?

Дело в том, что все эти дни, проведенные в столице, ее сердце терзали грозные сомнения. Она поняла вдруг, что, ознакомившись с записками ее покойного брата, ученые бросятся лечить Дика от… бессмертия. Да, да, они начнут отнимать у ребенка «лишние» запасы здоровья, «лишние» годы жизни. Но это еще полбеды. Хуже будет, если они окажутся бессильными перед этим неудержимым ростом и несокрушимым здоровьем. Зная, что Дик бессмертен и что, стало быть, будет расти всегда, ученые не задумываясь убьют его. Убьют по той простой причине, что бессмертный великан, непрерывно увеличивающий свои размеры, станет через десять — пятнадцать лет угрозой для всего человечества… Выходит, что отдав записки Томаса ученым КИРМа, она собственноручно подпишет смертный приговор своему дорогому Дику?

Вот почему Клементайн замкнула свою душу на семьдесят семь замков, упрятав в ее самых сокровенных глубинах тайну здоровья и роста бедного Дика. Она уехала домой и увезла с собой драгоценные записки брата, не показав их даже доктору Кларку, которого считала своим преданным другом.

«Надо об этом крепко подумать, прежде чем совершить непоправимый поступок…» — решила она.

Прошла зима, наступила весна, и всеобщее восхищение Диком Мюрреем постепенно превратилось в панический страх перед ним. Кумир толпы нарушил к тому времени все границы здравого смысла.

Вот краткие данные его роста за эти месяцы:

Декабрь: рост 4 м 12 см, вес — 554 кг.

Январь: рост — 5 м 76 см, вес — 937 кг.

Февраль: рост — 7 м 93 см, вес — 2233 кг.

Март: рост — 10 м 17 см, вес — 4106 кг.

Апрель: рост — 13 м 69 см, вес — 7701 кг.

Май: рост — 17 м 82 см, вес — 13153 кг.

К тому времени, когда парк украсился свежей зеленью, на Дика Мюррея можно было смотреть, не перелезая через стену. Эта шестиметровая преграда укрывала великана лишь немногим выше колен.

Павильон Мюррея за это время перестраивали трижды, а персонал для обслуживания малолетнего великана пришлось увеличить вдвое.

Дик и сам был немало испуган своим страшным ростом. Порой ему казалось, что его обманывают, что это не он растет, а все люди, сговорившись, начали уменьшаться в размерах вместе со своими домами и машинами, деревьями и животными. Постепенно он утратил веселое расположение духа, стал раздражителен, потерял аппетит и неохотно подчинялся своим наставникам.

По утрам великана трудно было поднять с постели. От зарядки он категорически отказывался. Через силу проглотив завтрак, уходил в парк к своему любимому платану, садился на траву и часами сидел неподвижно, глядя вверх на яркое голубое небо.

Иногда его находили горько плачущим. В такие минуты никто, кроме доктора Кларка, не рисковал подходить к нему. От чужих он отмахивался не глядя, а небрежный взмах его руки мог искалечить или даже убить человека.

Перед воротами парка стали собираться толпы людей с транспарантами в руках. Это были недовольные. Они громко скандировали свои требования:

— Великан, прочь из столицы!

На транспарантах была изображена гигантская рука, сжимающая маленького человечка с вытаращенными глазами. Над рисунком — короткая энергичная надпись: «ЭТОМУ НЕ БЫТЬ!»

Какие-то типы, проезжая близ стены парка, обстреляли Дика из крупнокалиберного пулемета и скрылись. Пули, к счастью, лишь слегка оцарапали великана, но испугали его неимоверно. Он стал бояться выходить в сад и все дни напролет проводил теперь у себя в комнате, довольствуясь обществом Доктора Кларка.

…Теперь, чтобы беседовать со своим дорогим Диком, доктору Кларку приходилось устраиваться в кресле прямо у великана на столе. Конечно, это был уже не стол, а гигантский навес на четырех восьмиметровых столбах. Дик сам поднимал старика на стол вместе с его креслом. Бедный доктор Кларк при этом крепко зажмуривался, а лысина его покрывалась испариной.

Как-то раз во время одной из таких бесед Дик спросил:

— Доктор, за что они меня не любят? Почему они стреляли?

— Они боятся тебя, мой мальчик. Ты стал слишком большим.

— Это правда. Мне и самому страшно… — вздохнул великан.

— Не расстраивайся, дорогой. Мы ведь для того сюда и приехали, чтобы вылечить тебя от этого «великанства».

— А когда меня вылечат, я снова стану как все?

— Непременно, Дик, непременно!

Мальчик склонил голову к самому столу и уперся подбородком в могучие кулаки. На доктора в упор уставились два огромных черных глаза, до краев наполненные печалью. Дик тяжело вздохнул и спросил:

— Доктор, а почему вы меня не лечите? Ведь вы тоже умеете лечить больных. Я знаю! Вы даже папу моего лечили!

— Разве ты помнишь его?

— Кого? Папу? Помню, доктор. Мой папа был сильно болен, когда мы приехали к тете Клеми. И вы лечили его. Но потом он умер…

— Кто тебе сказал об этом?

— Никто. Я сам догадался… Жалко, доктор, что мой папа умер. Уж он бы наверно побыстрее вылечил меня!

— Разве твой папа лечил людей?

— Людей? Не знаю… А меня лечил. Он сделал мне укол. Это было очень больно. Но потом я стал много есть и быстро расти…

Доктор вскочил с кресла, словно ему самому неожиданно сделали укол. Лицо его исказилось от волнения, вызванного внезапной догадкой.

— Дик, что ты говоришь? Когда отец делал тебе укол?

— Когда был совсем больной и тетя Клеми повела меня к нему прощаться. Вы еще тогда вошли и погладили кошку. А я сидел за столом и ел кашу. И вы сказали…

— Погоди, довольно! Почему ты не сказал об этом раньше?

— Просто забыл. Да ведь никто и не спрашивал меня про папу… А что такое, доктор? Почему вы так рассердились?

— Я не рассердился, Дик. Но мне немедленно нужно поговорить с профессором Джексоном. Ты вот что. Дик, спусти меня обратно на пол. Только поскорее!

А в кабинете профессора Джексона сидел в это время представитель правительства генерал Лоопинг. Это был широкоплечий коренастый мужчина с каменным квадратным лицом и с безукоризненной выправкой военного. Он появился в КИРМе неспроста. Наделенный большими полномочиями, он мог по собственному усмотрению решить судьбу Дика.

Генерал Лоопинг сказал:

— Вчера вечером, дорогой профессор, вопрос о Ричарде Мюррее обсуждался на закрытом заседании парламента. Большинство депутатов высказались за удаление вашего феномена за пределы страны. Правительство поручило мне заняться этим вопросом. Но, прежде чем высказывать свои соображения, я хотел бы услышать что-нибудь о дальнейших планах КИРМа.