Библия улиток - Евгения Мелемина

– «Занять позицию» – это значит прийти на точку…

– …и не торчать на ней столбом, – закончил Командор. – Сядь, Мунга.

Она подумала немного и нерешительно уселась рядом с ним. Командор зевнул, прикрыв рот предплечьем, потянулся и сказал с ноткой зависти:

– Хорошо на воде работается. Свежо…

Некоторое время сидели молча. Снизу иногда приплывали подогретые волны ветерка, но одетые в тяжелую плотную форму полицейские никакого облегчения не ощущали. Пятна пота под мышками Мунги расплылись почти до груди. Она стала реже прикладываться к фляжке и чаще задышала.

– На жаре пить вредно, – покосившись, сказал ей Командор. – Знаешь, сердце – это такая мышца, которая рассчитана на сто лет…

– Тихо, – оборвала его Мунга и вдруг свесилась вниз, разглядывая что-то за иссохшим кружевом плюща.

По узкой улице шла женщина. На голове она несла корзину с недавно выстиранным бельем и одной рукой придерживала ее, а второй – непомерно большой живот. Женщина переваливалась с боку на бок, корзина колыхалась, но так ловко удерживалась, что ни разу не накренилась.

Вокруг щиколоток женщины развевалась синяя юбка, на смуглой руке она несла рябиновый браслет.

– И откуда они такие?.. – с откровенным удивлением проговорила Мунга.

Напарник ее тоже глянул вниз с интересом, потом посмотрел на Мунгу – сильную, мускулистую женщину с квадратным тяжелым лицом и вылинявшими глазами в сетке ранних морщин.

– Откуда такие красотки? – спросил Командор. – Рождаются. Тебе до них никакого дела нет.

– Пожалуй. – Мунга снова села, вытянула ноги и непроизвольно положила руку на живот.

Даже под плотной тканью куртки она нащупала жесткий, извилистый долгий шрам.

Когда-то давным-давно попалась на хищные пики, на которых ее подняли к незнакомому зеленому небу.

На память остался шрам и странное воспоминание: небо вдруг почернело, словно залили его краской.

И детский плач – смутно, сквозь красную пелену, она увидела, как за чужими спинами безутешно рыдает мальчик, беспомощный перед первым увиденным в жизни злом.

Ей тогда хотелось закричать: хватит! Что же вы делаете, здесь же ребенок!

А теперь, глядя на белый город, вальяжно раскинувшийся на скалах, она спокойно думала о том, сколько детей следующим утром будут рыдать на улицах, и о том, как придется ходить и успокаивать их – каждого прицельным выстрелом в затылок.

Она задумалась, кусая палец. А что будет с нерожденными?

Почувствуют они что-нибудь или нет?

Будут ли плакать, разевая рты в остывающем теле матери?

Мерзкое горькое чувство нагрянуло и не оставило больше: бороться за жизнь внутри мертвого тела – будут ли? И зачем они будут бороться, не зная ничего о том, что должны были случиться роды на чистой простыне и с приготовленным заранее тазом горячей воды, с мягкими пеленками и первым поцелуем в крошечные пальчики?

Они ничего этого не знают, так за что будут бороться?

– Подожди меня здесь, – решительно сказала она и встала.

– Куда? – вяло окликнул ее Командор. – А занять позиции?

– Еще уйма времени, – ответила Мунга и спустилась вниз по разбитой лесенке.

Следы, оставленные тяжелой беременной женщиной в пыли, еще не стерлись. Мунга пошла по ним, профессионально-безразлично глядя по сторонам и ничем не выдавая ведомой слежки.

Долго идти не пришлось. Женщина завернула через пару кварталов и теперь вешала белье в маленьком дворике, старательно поднимаясь на цыпочки и снова опускаясь.

Ее живот, туго обтянутый хлопковой блузой, тоже поднимался и опускался.

Некоторое время Мунга наблюдала за ней, забыв об осторожности, но женщина почувствовала ее взгляд, повернулась и приветливо улыбнулась.

У нее оказались редкого колдовского цвета глаза: молочно-белые, с мраморным черным рисунком по всей радужке.

Мунга сделала вид, что любуется кустиком мелких рассыпных роз.

– Потрясающие у вас цветы.

– Да, – приветливо сказала женщина, – они растут на восточных скалах, в ущельях, но я выкопала и пересадила сюда. Отлично прижились, а ведь совсем дикие…

Мунга покивала. Она не нашлась что ответить. Вести разговоры о цветах, уюте и прочих женских делах ее не учили.

– Всего вам хорошего, – напоследок сказала она и пошла назад, запомнив на всякий случай улицу и дом.

В это время башенные часы пробили пять.

Пять вечерних часов для Асбигаля – время, когда небо начинает набираться фиолетового и цепляться за вершины скал. Фонтаны вяло бились в своих растрескавшихся мокрых чашах, вьюны, оживая, снова медленно потащились по балконам и перилам.

Внизу клубилась и чернела вязкая туманная масса. Люди останавливались, с любопытством поглядывали на потемневшее море. В густом безветрии воздух набирался электрических разрядов, и то там, то здесь вспыхивали крошечные голубые огоньки. За ними принялись гоняться дети, матери которых не одергивали их и продолжали прогуливаться вдоль магазинчиков, днем закрытых, а вечером выставивших соблазнительный ассортимент лент, шляпок, драпировок и поясов.

В пять минут шестого башенные часы, словно свихнувшись, гулко ударили один раз и нелепо заскрежетали, обрушиваясь внутрь самих себя всем весом древних шестерней.

Башня, сминаясь, как молочная пенка, потекла вниз, и шквал брызг-булыжников обрушился на маленькие домики.

Огромная спица-стрелка, перевернувшись в воздухе три раза, на манер пера скользнула по горизонтали и приземлилась, пробив острием огромную дыру в булыжной мостовой.

Это было начало конца Асбигаля, а потом и всех мало-мальски крупных государств.

– Вот я и хочу отнять у Тайгера Край, – чересчур воодушевленно заявил Лейтенант, – все мы видели одни помойки, пора пожить в комфорте, правда?

Командор глянул на него с интересом.

Неужели Лейтенант верит в обещанный Синдромом рай? Верит, что стоит только снять с заповедника купол и заселиться туда, как сразу все наладится: народятся детишки, лев пойдет рядом с агнцем, издохнут мерзкие грешники и воцарится мир на земле?

Сам Командор слабо в это верил и сомневался, что кто-то из тех, кто вырос на территории ресурс-войн, способен поверить в эту сказку.

Но Лейтенант молод, а во что только не верит молодость.

– Куда тебя отвезти? В Свободу, в Фарест?

Лейтенант посмотрел беспомощно.

– В Фарест, значит, – решил Командор, поворачивая. – Нечего стесняться… там действительно можно развлечься, и нет никаких причин считать этот город враждебным, забыл? Синдром держит ситуацию под контролем, Лейтенант, никакого отчуждения территорий, все принадлежит Свободе…

– Да, – сказал Лейтенант. – Отлично.

Город-корабль приближался, высвеченный праздничными яркими огнями на фоне черного глубокого неба. Свободу так не заиллюминируешь – Тайгеру достались восемьдесят процентов генераторов, и половина из них надежно скрыта под куполом заповедника.

Свобода сейчас освещена тускло, и светом залиты только чиновничьи резиденции и крелии – Тайгер постоянно повышает цены на энергию.

Город-корабль плыл навстречу, гордо покачиваясь, и Командор невольно прибавил газу. Хочется в бар. Очень хочется. Выпить кружку темного пива, расслабиться на прохладном диванчике, провести ночь в клубах дыма и полюбоваться на короткие юбчонки официанток, а утром заглянуть в чайный магазинчик и купить там коробочку черного…

Лейтенант тоже сидел в нервном предвкушении и, когда Командор высадил его перед алым мерцающим зданием борделя, попрощался весело и совершенно не по уставу.

Пусть, снисходительно подумал Командор. Пусть отдыхает.

Все было бы ничего, если бы не терзало Командора неприятное, скользкое предчувствие.

Что-то нависло над операцией «Апокалипсис», и самым меньшим из зол оказалось бы повышение температуры в кабине пилота… в конце концов, пилота можно и заменить.

Предчувствие Командор покрутил так и сяк и решил дождаться конкретики. Если что-то должно произойти, то оно оповестит о себе заранее, нужно дать ситуации немного времени.

Глава 3

Фарест пылал. Красные, синие и желтые фонтаны света били в черное небо, змеились гирлянды, сияли экраны. Командор шел по улицам и дышал влажным теплым воздухом. Ему навстречу выбегали девушки, манили обнаженными руками – у каждой на груди переливался бейджик с именем и регистрационным номером.

У стен скромно держались охранники – курили и обменивались короткими фразами. Рядом с одним из них стояла одетая в латексный костюм кошки красотка и жаловалась на сломанный каблучок. Пушистый игривый хвостик качался на ее литых ягодицах.

Проходя мимо, Командор легонько дернул за хвостик, кошка обернулась, посмотрела огромными глазищами и улыбнулась.

– Одинокая ночь серьезного мужчины, – мурлыкнула она, и охрана сразу же отодвинулась в тень.

– Мария работает? – спросил Командор.