Женское оружие - Красницкий Евгений Сергеевич

– А теперь ты, Гриша. Не тем ли самым занимался батюшка твой через свой постоялый двор?

– Ну не точно так, но похоже. Тут ведь какая хитрость была. – Григорий немного поколебался, но все-таки решился рассказать. – Примерно в неделе пути от нас, а может, днях в десяти кончаются Туровские земли и начинаются Киевские. Удобного водного пути к ним нет, и киевские купцы туда не добираются – далеко, да и не выгодно.

– Ага, а если нет купцов, то нет и княжеских мытников! – Михайла понимающе усмехнулся и неожиданно вперился взглядом в лицо Арины. – Так?

Она от неожиданности сначала кивнула головой в ответ, а потом уже подумала, что, может быть, признаваться в этом и не стоило. Михайла же, пробормотав непонятное слово «контрабанда», заговорил вроде бы совсем о другом:

– Мы с десятником Лукой и наставником Андреем коней и доспех татей внимательно рассмотрели. Очень интересная вещь получается: большая их часть – те, что на телегах приехали, – обычные разбойники, а вот те, что верхами заявились, больно уж ухожены, не на татей, а на дружинников похожи, либо княжьих, либо боярских. Вот и заинтересовались мы: чьи же это дружинники тут у вас разбоем занимались? Кто и для чего их на такое дело послал? Ну кто что по этому поводу думает?

Аринка вежливо подождала, пока выскажутся отроки, но мужская часть совета молчала, и она тихо спросила:

– Выходит, в сговоре они были?

– Верно. А в чем смысл этого сговора?

– Ну не знаю… неужто мы кому дорогу перешли? Не верится что-то.

– Понимаю. – Михайла согласно покивал головой. – В плохое всегда с трудом верится. Ну что ж, придется мне кое-что вам объяснить. Для вас тати – воплощение зла; какое б зверство они ни совершили, вас это может испугать, разозлить, возмутить, но не удивить. Тати – они тати и есть, и добра от них ждать нельзя. Для самих же злодеев все это выглядит совсем иначе. Для них грабеж – это работа. Работа лихая, но трудная и опасная, требующая умения и храбрости. Один удачный налет может ватагу долгое время кормить, а потому работу эту надо делать дружно, со тщанием и не отвлекаясь. Так что если грабить – то только грабить, молодых баб да девок помять – уже лишнее, и ватага на это смотрит недобро, ну разве что уж совсем изголодались, давно женщин не видали. Убивают же только тех, кто сопротивляется. Среди татей любителей кровь проливать мало, да и те долго не живут. А уж поджигать – все равно что резать курицу, которая золотые яйца несет, в другой раз сюда уже не придешь. Так что убивают и жгут только тогда, когда хотят, чтобы место то было пусто. Это более войне, а не грабежу пристало.

– Так ты же сам сказал, что здесь дружинники были, – недоуменно произнес Григорий.

– Да, сказал, но где жгли и убивали? Только в вашей усадьбе. По всему селу больше ни одного убитого и ни одного поджога.

– Так батюшка как раз и сопротивлялся.

– А женщины? И несколько работников ваших, которых в спину стрелами побили? Они же убегали, какая от них опасность? Значит, было где-то и кем-то решено: месту сему быть пусту. Не всему селу, а только вашей усадьбе. Выходит, что права твоя сестра, Гриша: перешли вы кому-то дорогу. Кто-то на ваше дело купеческое глаз положил и захотел от вас, как от соперников в том деле, избавиться.

– Так вот почему отец Геронтий со мной заговорил! – охнула Арина. – Кто-то наше дело откупить хочет… И не наш человек – со стороны, у нас это никому не подъемно. Только что-то уж больно быстро про нашу беду сторонние люди проведали…

Странный все-таки отрок Михайла. Вроде бы ничего особенного Аринка им и не сказала, а он глянул так, словно изумился ее уму и знаниям. Да еще и на словах подтвердил:

– Умна у тебя сестра, Гриша, умна-а…

Велика ли корысть с похвалы мальчишки? Однако услышать ее из уст именно этого необычного отрока было очень приятно… странно даже. Аринка невольно оглянулась и с некоторым удивлением поймала себя на мысли: может, наставник Андрей поблизости где, может, расслышал похвалу? А Михайла между тем продолжал:

– Только не ПРОВЕДАЛИ, как мне думается, эти самые сторонние люди про вашу беду, а ЗАРАНЕЕ ЗНАЛИ. Вот и получается, что выгоду сухопутной торговли батюшка твой, Петя, не первый понял. И еще: тот, кто задумал дело покойного Игната перехватить, крови не боится, и сила воинская у него есть. Понимаете теперь, – Михайла поочередно взглянул на Григория и Арину, – что вам здесь оставаться и продолжать отцовское дело никак нельзя? Мы же не каждый день мимо вашего села проходить будем.

От негромкого, но уверенного голоса Михайлы у Аринки перехватило дыхание.

«Крови не боятся!» Сколько человек уже положили… и еще положат. Гриша не справится – сам мальчишка еще… и малявки… Господи, что ж делать-то?»

– Значит, продавать, – сказал как отрубил Михайла. – А вас к себе заберем. Григорий пусть спокойно доучивается… ну и тебе, Арина, тоже какое-нибудь дело найдется. Пропасть не дадим.

И сама не поняла, с чего это вдруг мелькнула радостная мысль:

«С Андреем вместе поеду».

Вслед за тем навалилось понимание – это ж сколько хлопот-то предстоит, Господи, подумать страшно! Жизнь заново начинать придется. И тут же откуда-то накатило:

«Разве это жизнь была? Что после смерти Фомы видела? Пустота одна… Чего ждала? На что надеялась?»

И опять:

«Андрей!»

Бестолковые и сбивчивые Аринины мысли прервал голос Григория:

– А мы вот как раз и посмотрим, кто это «со стороны» такой резвый, что наше дело перекупить уже подсуетился? Да наведаемся к нему, да поспрошаем…

Аринка взглянула на брата и передернулась – такое ожесточение звучало в голосе обычно добродушного Гриньки.

– Ну это вряд ли, – прервал изложение кровожадных планов Михайла. – Перекупать наверняка через третьи руки будут, а заправлять делом не сам хозяин станет, а какой-нибудь тиун либо купчишка из мелких, в полной власти хозяина пребывающий. Так что этих расспрашивать, скорее всего, бесполезно окажется. Однако посмотреть незаметно, в чьи руки дело перешло, нам никто не мешает. А вот когда убедимся, что виновника всего этого злодейства точно нашли, тогда и наведаемся. Мы тоже крови не боимся, а рассчитаться за своих Младшая стража своей обязанностью считает. Ну что, на том и порешим? С нами едете?

– Да, едем, – решительно заявил Григорий. – А вот когда дознаемся, кто это все сотворил… так не только с ним посчитаемся, но и с Геронтия найдем что спросить.

– А вот это ты зря, Гриш. – И снова Аринка поразилась тому, как не по-отрочески говорит и смотрит Михайла. – Пастырь ваш не только о себе печется. Подумай-ка: большинство людей занято мыслями только о себе, о своей семье и своем хозяйстве, и очень немногие способны думать о всем селе сразу. Отец Геронтий один из этих немногих, а может быть, и единственный. Да, подталкивал вас продать хозяйство и уехать, но это значит, что разбойничьих налетов на село больше не будет! Да, новый хозяин ваше бывшее семейное дело восстановит и поднимет, и выгоду, которая могла бы быть вашей, себе заберет, но ведь это не даст селу зачахнуть. Ты только прикинь, какая прибавка к благосостоянию ваших односельчан проистекает от постоялого двора и проходящих через него купеческих обозов. Ты об этом подумал? А отец Геронтий это в расчет принял!

– Так что же, ради этого сирот с родного подворья выпихивать? – возмутилась Аринка.

– Понимаю, обидно, – согласился Михайла. – Только ты положи на одну чашу весов нескольких человек, которых вовсе не оставляют нищими и не изгоняют как извергов, а на другую – благополучие всего села. Что перевесит? – Михайла обвел вопрошающим взглядом своих собеседников и опять произнес не очень понятное: – Управленцу, бывает, приходится принимать и ТАКИЕ решения.

– Но все равно… – не сдавалась Аринка. Хоть она и понимала беспощадную правоту Михайлы, но смириться так сразу с этим не могла. – Свой-то интерес он тоже не забывает!

– Само собой, – не стал спорить старшина Младшей стражи. – В благополучии села и он кровно заинтересован. Батюшка-то у вас женатый, семейством обременен. Ему нужно не только паству блюсти и храм божий в порядке содержать, но еще и семью кормить. Но и это не самое трудное. Ты попробуй каждый день, каждый час, каждым словом, каждым поступком являть окружающим пример праведной жизни. Ведь со всех сторон смотрят, все подмечают, обо всем судят. – Михайла немного помолчал и вдруг со странной злостью добавил: – И ни черта же не понимают! Думаете, хоть кто-то догадался, что пастырь ваш сейчас спасает село от повторного налета? И наплевать ему, что сам он при этом не лучшим образом выглядит! Так тоже можно себя в жертву приносить – запомните это!