Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!» - Герман Романов

— Я ничего не вижу, — еле слышно пробормотал Никитин, не в силах не то чтобы поднять руки, а даже открыть веки. И тут же чьи-то крепкие ладони стали лихорадочно тереть ему глаза, а мягкий женский голос, такой грудной и милый, прошептал прямо в ухо:

— Потерпите немного, ваша милость! Она как деготь, тамошняя грязь, ее с трудом оттереть можно. Горит жутко, ничем не потушишь, если чистую с поверхности собрать. Мы ей щели во всех постройках заливаем, лучше раствора держит. Почти как рыбий клей, густая и ничем ее не промочишь! Только по первому морозцу она такой липкой становится. Оттого и Липанами это место называем.

— Фу…

Облегчение было искренним, Андрей до дикого ужаса испугался возможной слепоты. И тут же холод, на секунду отступивший от панического приступа, стал терзать его снова и снова, да так, что клацали зубы, а все тело заходило ходуном.

Он теперь ощущал, что находится по шею в горячей воде, вот только жара от нее не испытывал нисколечко. А добрая женщина моет его, иногда аккуратно подливая кипяток из ведра — знакомые звуки ни с чем не спутаешь.

Правда, сидеть было неудобно — его поместили в большую деревянную бочку, но в ней простора явно не хватало. Андрей сильно прижимался коленями к груди, а спиной к стенке бочки, сидя задом на днище. Тем не менее места недоставало — его плечи возвышались над краями и их постоянно поливали горячей водою.

— Брат Ульрих, он очнулся!

Скрежет разбухшей двери, будто гвоздь монтировкой вытаскивали, и почтительный голос Дитриха раздались одновременно. Тяжелые уверенные шаги разогнали наступившую тишину — женщина даже перестала дышать, но продолжала тереть Андрею глаза.

И темнота чуточку отступила; снова обретший способность видеть Андрей разглядел крохотный огонек свечи, что просто был не в состоянии полностью разогнать ночную тьму.

ГЛАВА 6

В маленькой комнатенке, половину которой занимала большая печь, было темно — единственная свеча, неслыханная роскошь в крестьянских селениях, не могла разогнать темноту.

— Вон!

Рыцарь в красном орденском плаще настолько властно махнул рукою и громко скомандовал, что женщина моментально выпорхнула за дверь. А вот Никитин даже не вздрогнул, его и так просто трясло как в лихорадке — холод все еще не покинул тела.

— Говорить можешь?

На заданный вопрос Андрей только смог кивнуть, выбивая зубами чечетку. Рыцарь правильно понял, указал Дитриху, под красным плащом которого проглядывал серебристым блеском пояс оруженосца, — тот подхватил за веревку исходящую паром бадейку и очень осторожно подлил в бочку горячей воды.

— Откуда ты взял святыню ордена Святого Креста? Ты понимаешь, о чем идет речь?

— О ме-че Ио-ан-на 3-зла… тоу-ста…

Кое-как, в несколько приемов произнес Андрей, обхватив себя за черные от липкой грязи плечи. Женщина оказалась права — в трясине, в которой он изображал поплавок, оказалась дрянь несусветная. Такую щелоком драить нужно, в несколько крепких рук И за пару часов беспрерывной работы, никак не меньше.

Мазуту флотскому достойную конкуренцию составит! Нефтью шибко пахнет, но что самое интересное, и еще какая-то вонь идет, дюже знакомая. Мерзопакостный запашок!

— Откуда у тебя цепь великого магистра?

Голос рыцаря прозвучал намного тише. Однако настолько угрожающе, что можно было не сомневаться в возможности скорого проведения «интенсивного допроса», как говорили в его время. А в здешнем мире сии действия честно именовали пытками.

— У кого ты взял две тысячи золотых?! Где ты их украл, злыдень?! Я с тебя душу вытряхну!

Андрей без страха смотрел на две протянутых к нему лапищи, но ответить пока не мог — лихоманка обрушилась на него с новой силою. Брат Ульрих принял это за видимое проявление страха и сдавил своей ладонью Никитина за горло.

— К-хе!

Такого варварского обхождения с собою отставной офицер никак не ожидал, даже мемекнуть не успел.

— Говори, грязная свинья!

Рыцарь перешел от слов к «экспресс-допросу» и двумя ладонями надавил на голову так, что Андрей ушел по макушку под маслянистую пленку. И неожиданно подумал, что таких перипетий судьбы он еще не испытывал. Однако мысль тут же вылетела из головы, ибо он стал задыхаться и случайно глотнул, но не живительного воздуха, а омерзительной дряни, что стала отлипать от его тела.

— Говори!

Сильные руки выдернули его из воды, но Андрею стало не до разговоров — кое-как успел перегнуться за кромку бочки. Его мучительно вырвало, но, к великому изумлению, почти перестало трясти, даже зубы стали лязгать намного меньше.

А может, все потому, что сейчас Андрей испытывал не страх, а горел в нешуточной вспышке ярости. Он бы вцепился в глотку крестоносца, но сил пока не имелось.

Бывший майор стал тереть себе грудь, где пьяный медбрат в той жизни оставил неправильную наколку группы крови. Но которая, по немыслимому совпадению, являлась знаком командора ордена Святого Креста. Он тер пальцем место шифровки и одновременно с хриплой яростью, в несколько приемов выкрикнул:

— Ты… ч-то… тва… ришь! Сю-да… пос-мо… три…

Рыцарь немного опешил, отшатнулся, но тут же наклонился, что-то сообразив. И сам стал тереть толстым узловатым пальцем кожу, повелительно крикнув оруженосцу:

— Сюда свети!

Теперь Андрей видел его лицо вблизи — волевой подбородок, рассеченный шрамом, который не могла скрыть коротко подстриженная бородка, щетинка усов, крючковатый нос, сетка морщин вокруг стальных глаз да обильная проседь в густых черных волосах.

«За пятьдесят лет, — спокойно думал он, откинув назад голову. — Только они с братом Любомиром, единственные из рыцарей, что остались в живых со дня Каталаунской битвы. Ну, и я, конечно, самозванец хренов! А ведь явно что-то разглядел, вон как пот потек, да лицо бледнеть начало. Шо, брат Ульрих, не ожидал?! Сейчас тебя до самой задницы продерет! Ты еще в мое лицо вглядись!»

Видимо, у майора на секунду открылся дар телепатии или внушения по методу легендарного Кашпировского — но рыцарь поднес свечу прямо к раскрытым глазам Андрея и долгую минуту вглядывался в его черное от «мазута» лицо.

«Что, брат, доходит?!»

Он держался невозмутимо и строго, ибо боялся хихикнуть — глаза брата Ульриха медленно выпячивались из глазниц, рыцарь даже пару раз потер свои очи, словно был не в силах осмыслить увиденное, а массивная челюсть стала отвисать от изумления, если не сказать крепче, раскрыв безупречно сохранившиеся зубы.

— Боже мой! Командор фон Верт!

Стоявший за спиной рыцаря Дитрих, тоже почтенных лет крестоносец, никак не младше по возрасту самого Андрея, схватился левою рукою за грудь и спустя секунду, не в силах устоять на ногах, уселся прямо в бадейку. Хорошо, что кипяток из нее был вылит раньше, а то бы бедолага обварил бы себе пятую точку.

«А мужик явно второй срок служит, еще до Каталауна в орден вступил и настоящего фон Верта видел. Вона его плющит и таращит, бедного, как отца Павла в первый раз!»

— Брат Андреас! Хранитель…

Рыцарь наконец поверил собственным глазам и впал на добрую минуту в столбняк, мотая головой, как гужевая уставшая лошадь, сам боясь поверить в увиденное.

Затем неожиданно встал перед бочкой на колени и, к великому удивлению Андрея, с видимым почтением поцеловал его грязную ладонь, лежащую на краю бочки.

— Прости, брат, не признал…

— К-ха! К-ха!

Тошнота подступила к горлу, Андрей почувствовал резкий запах «мазута». Он мучительно закашлял, его снова вырвало. А затем кашель навалился снова, но другой, хрипящий — следствие долгого нахождения в гибельной ледяной купели.

— Дитрих! Баб сюда зови! Быстро согреть его светлость! Горячего вина с корицей и перцем. И мед разогрейте! Горчицу приготовить для растирания! Быстро!

Брат Ульрих все понял правильно и сразу принял неотложные меры. По его лицу промелькнула тень ужаса, причину которой он разъяснил дрожащим голосом:

— Как бы тебя лихоманка болотная не пробрала, брат-командор! Не сгорел бы ты, простыл сильно! Нет-нет, ничего мне не говори, побереги горло! Сейчас тебя помоют и разогреют!

Приказы рыцаря были исполнены молниеносно. Через несколько секунд в комнатенку вбежали три бабенки, по всей видимости, мывшие его раньше, когда он находился в беспамятстве. Одна лет сорока, худая, как шпалина, некрасивая, даже страшненькая, а вот две помоложе, лет 25–30, одна статная, а другая пухлявая, в домотканых, до пола рубашках. Причем мокрых, которые не столько скрывали, сколько подчеркивали все округлости и выпуклости.

— Тереть его светлость без передышки. Водой горячей постоянно мыть! Сильно замерзли они! Вы и так знаете, что делать! А ты приготовь постель и убирайся вон!

Рыцарь отдал команду лязгающим голосом, перехватив крепкой дланью первую, пожилую женщину и силою отправив ее обратно за дверь. А вот оставшиеся бабенки помоложе действительно все знали и умели. Они сразу взяли Андрея в оборот и, скинув рубашки, нисколько не стесняясь наготы, принялись за него с удвоенной энергией.