Хозяин Зимы (СИ) - Гржибовски Ирена

— Вашу?

— Ни копейки за идущую декаду не выплачу, — пригрозила хозяйка двора, сверкая глазами.

— Ничего, я заплачу. Тридцать резов? Чепуха какая. — Ложь далась легко, но Севара действительно готова была отдать последние деньги. Ещё у неё оставались её украшения, которые можно в случае чего продать. К тому же, хоть шкатулкой пользоваться не хотелось, но на крайний случай, и её дары подойдут.

Отсутствие камеристки Севару угнетало, да и в новом доме помощь пригодится. Оленя — неплохой вариант: знает местность, здешний говор, тихая и услужливая. Хорошая служанка. А люди нужны не меньше денег. Дед Ежа тоже уже согласился с работой. Даже пошёл выполнять первое поручение — договориться о покупке и привозе дров. Совсем немного, на пару-другую декад. Севара рассчитывала, что больше трёх десятков резов не отдаст, но дед Ежа уверил, что и двух десятков — жирно будет.

Жутко недовольная хозяйка постоялого двора вынуждена была отпустить Оленю. Та сияла ярче начищенного чайника. Из пожитков у девушки был только махонький туесок с запасной одеждой, так что собралась она быстро.

По пути в поместье они зашли в трактир. На миг Севара растерялась. Там было шумно, воняло потом и дешёвым табаком, каким набивают горькие папиросы. Столы занимали мужики с перемазанными лицами, которые разом развернулись, едва завидели белоснежную шубку гостьи. Но Оленя уверила, что это единственное место поблизости, где можно перекусить, и оголодавшей дворянке пришлось смириться с обстановкой.

Не смотря на то, что Севара балансировала где-то на гране ужаса и раздражения, внешне она того не показывала. Её обслужили споро, накинув к цене лишних кистенцов за знатность. Местные, обделённые вниманием дворянства, похоже, хватались за любую возможность приобрести себе лишних резов. Им и невдомёк было, что и родовитые люди могут быть такими же бедняками.

Севара решила не рисковать, выбирая между незнакомыми словами, и заказала знакомое овощное рагу с кроликом. К удивлению, еда оказалась невероятно вкусной.

— Оленя, а ты умеешь готовить?

Новоявленная камеристка испуганно сжалась и помотала головой.

— Тогда нам нужен повар, — отодвинув опустевшую миску, вздохнула Севара.

Неспешно попивая пряный сбитень, она размышляла не переманить ли и местного кашевара, как она сделала с Оленей? Готовить еду ведь кто-то должен, нельзя вечно ходить по трактирам. Да и их в городе всего два.

— Не позовёте ли вашего повара, — Севара обратилась к проходящей мимо подавальщице, — хочу отблагодарить за вкусную пищу.

Служанка кивнула и кинулась исполнять просьбу. Наконец к ним подошла низенькая пухлая женщина в блеклом фартуке.

— Добрый день, — улыбнулась Севара, — у вас настоящий талант к кулинарному мастерству.

— Благодарствую, барышня, — кухарка неумело поклонилась.

— Позволите ли скромный дар?

В руке появилось золотое кольцо с простеньким фианитом. Его Севара приобрела сама, ещё будучи юной. Очень уж хотелось походить на бабушку с её перстнями. Но та позже подарила ей кольцо с рубином, а Годияр купил для сестры серьги под стать, едва начал распоряжаться семейным бюджетом.

— Что вы, сударыня, — повариха всплеснула руками, — моя стряпня столько не стоит.

— А сколько же вы зарабатываете своим талантом?

— Да-к, полсотни резов за декаду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Возьмите всё же колечко. Вы меня порадовали ужином, и я искренне хочу сделать подарок. Ваш талант не должен оставаться незамеченным. — Колечко легло на край стола, а Севара поднялась, одеваясь в придерживаемую Оленей шубу, и заметила: — Работай вы у меня в поместье, я бы платила вам восемь десятков резов за декаду, а то и боле. Повариха бы мне была очень кстати. Всего доброго.

Выйти наружу было приятно, ибо здесь ждала свежесть, и одновременно неприятно, потому что свежесть та являлась всё же морозной. Тем не менее необходимо было ещё зайти за постельным бельём и свечами. Благо, Пэхарп не славился масштабами, и всё находилось относительно близко.

Тьма уже поглотила городок, и идея пешком взбираться к поместью с покупками и саквояжем, представлялась чем-то вроде пытки или каторги по ту сторону Полозьих гор. Севара отдала три реза на то, чтобы проезжавший мимо мужик на санях довёз их до «Снежного». У нового дома уже ожидал приятный сюрприз: дед Ежа с невысоким мужичком таскали дрова, пряча их под навес.

— Семнадцать резов, — крикнули вместо приветствия.

Севара вытащила две купюры по десятку резов и протянула Олене, чтобы та расплатилась. Из трубы дома уже тянулся дым. Видно, дед Ежа предусмотрительно затопил то ли кухонную печь, то ли печь в зале со сколотым рельефом и обшарпанной позолотой. Внутри выяснилось, что всё же второе. Стоило бы задуматься об отоплении магией. Хотя бы усиление тепла от печи с помощью кристаллов. В Песчаном Логе подобное сочли бы излишеством, но здесь, на севере, такое лишь обыденная необходимость.

В целом поместье, хоть и крепкое, а устарело. Даже свет добывался опасным огнём свечей, а не кристаллами, загорающимися мягко и по велению включателя. В родном доме такое освещение установил ещё отец, выложив приличную сумму. Сейчас цены должны быть ниже, хотя до севера всё доходит позднее, так что не угадаешь.

— Нужно убраться, — сообщила Севара вошедшей Олене. Последняя топталась на месте, сбивая налипший снег.

— Конечно, сударыня, сейчас же примусь!

На вечер решили взяться только за комнату наверху и зал. Вместо воды — растопленный снег, а тряпками послужили старые шторы. Оленя, задрав рукава прохудившегося платья, елозила по полу ветошкой, вычищая толстый слой пыли. Севара, не смеющая оставить на такую грязь одну лишь свою камеристку, помогала протирая печь и мебель, которую дед Ежа снёс вниз с помощью мужика, привёзшего дрова.

Несмотря на полумрак внутри и темень, царящую за окном, вечер только вошёл в свои права, а до ночи ещё оставалось время и надежда на то, что затопленная позже спальня успеет прогреться. Оленя, вычистившая зал, поднялась наверх, убрать комнату. Севара осталась внизу, лениво протирая оставшуюся пыль.

Увидела бы такое бабушка — сознания бы лишилась. Ведь она столько делала, чтобы внучке не пришлось снова выполнять поручения слуг… И Годияр бы разозлился ужасно. Наверняка бы выкинул эту тряпку в окно, заставил бы вымыться, сказал бы, что нежные руки сестры таким заниматься больше не должны…

От воспоминаний о старшем брате на глаза навернулись слёзы. Расстались они неприятно, со скандалом, однако совместные тяжёлые года забыть невозможно. Со смертью мамы, когда отец бросил семью на произвол судьбы, отдавшись алкоголю и азарту, именно Годияр и Севара, как старшие, заботились о младших. Бабушка же воспитывала всех. Однако ей, вдове, было тяжко управлять домами, расплачиваться по долгам собственного сына и присматривать за внуками. Здоровье не позволяло в полной мере брать за всё ответственность, посему, едва Годияр подрос, она с облегчением передала внуку обязанности и ограничивалась советами.

Отец вяло ругался со своей матерью, а когда бюджетом занялся старший сын, который не позволил брать, по сути собственные деньги, обезумел вовсе. Брань слышалась по всему дому каждый день, Севара только и успевала, что выводить младших на прогулку, но по их большим умным глазам ясно было — они понимают.

Интислава младше сестры всего на зиму и понимала, разумеется, больше карапуза Яшара. Однако в подробности её не посвящали, а она никогда в разборки не лезла, демонстративно занимая позицию наблюдающей. Интислава не ссорилась ни с отцом, ни с братом. Оба её любили и баловали. Когда она достаточно подросла, то сбегала от ругани сама, прячась на прогулках с подругами.

Яшар, младший в семье, получал от папы больше всех. Именно его тот винил в смерти жены. Если Годияра не было рядом, то Севаре приходилось самой успокаивать батюшку. Она, похожая на мать раскосыми глазами, желтоватой кожей и чёрными гладкими волосами, могла действовать на отца умиротворяюще, но иной раз он злился, особенно, когда понимал, что дочь ластится только для защиты «маровского порождения». По имени Яшара отец не звал никогда.