Великая тайна Фархелема - Юрий Леляков

— Потом придётся, — не скрыл возмущения Итагаро. — Уже в институтах, на третьем десятке лет… И на что будут годны? После того, как до 18-ти лет рыли на этих «отработках» канавы, таскали дрова, камни, мусор? И называлось это: «чтобы знали, как люди жили раньше»? Хотя им — жить не «раньше», а сейчас? Что это: просто рядовое глумление, издевательство старших над младшими, оформленное как часть школьной программы — или действительно готовят к древности, грядущей вслед за современностью?

— А не может быть просто месть старших за чувство собственного неполноценного детства? — продолжал Минакри. — Нам же доступно то, чего в детстве большинства взрослых не было… Или — безнравственно, что у детей из богатых семей есть то, чего нет у бедных? То есть не то безнравственно, что кто-то не способен устроить свою жизнь, а другой зависит от него — а что дети богатых родителей не живут бедно, кто-то всё же что-то имеет? И такие взрослые готовы равно обделить и обездолить всех — сочтя, что этим их долг исполнен и справедливость восстановлена? Нет, но чтобы стало уже какой-то политикой, стратегией: пусть у всех не будет того, что не имели они?

— А перенаселение Экваториального континента? — возбуждённо заговорил Лартаяу. — Хотя верно: если вывести всех жителей планеты на тот уровень потребления, что привычен для нас, людей развитой технической цивилизации — не выдержит ни экономика, ни природа… Но так речь не идёт, а — просто, мол, безнравственно одному пользоваться тем, чего не имеет другой! По справедливости бы — или всё всем поровну, или… получается — ничего никому? Но — чем народы, у которых ценится каждая личность, виноваты перед теми, где бывает восемь-девять детей в семье, не способной содержать на достойном уровне и одного? Опять же священные права взрослых: их дело — произвести вас на свет, а вы сами решайте, кто из вас лишний? Посредством войны, голода, эпидемий? И всё равно — будьте за что-то благодарны старшим!. Традиции, видите ли, ещё с древности: мало детей в семье — плохо. Или так: от каждой семьи должен быть один сын — наследник родительского дома, другой — для отхожих промыслов, третий — воин, четвёртый — жрец, пятый — просто про запас, на случай смерти кого-то из старших, как возможная замена, ну, и дочери в таком же количестве, ведь сыновьям из других семей надо на ком-то жениться… И куда денется эта масса людей — которым там уже не хватает места, а к современной цивилизации действительно не приспособлены? И какой равный раздел оскудевших ресурсов планеты между всеми, в чём может состоять? Ведь опять же: что отобрать у человека технической цивилизации, и отдать фактически первобытному, живущему почти в дикой природе? В чём уравнять людей столь разного образа жизни, чтобы пошло впрок обоим? Их и так уже сколько осело нищими и чернорабочими в странах Шемрунта и Севера — и там по-настоящему своими не становятся, войти в ту жизнь не могут, а у себя на Экваторе никакую другую построить не пытаются! И что делать жителям тех стран, где всё устроено совсем по-иному: нет места миллионам крестьян, кочевников и первобытных охотников, не нужны примитивно подрабатывающие где попало и подбирающие отбросы на свалке? И опять цивилизация плоха тем, что кто-то неспособен воспользоваться её плодами? А те, бедные — наоборот, всегда правы, и у них кто-то в долгу? Нo позвольте: кто и в каком именно? Пропаганда надрывает душу: они там живут бедно, голодают… И что у кого отнять в их пользу?

— Это нам здесь хорошо рассуждать, — ответила Фиар. — А человек с Экватора, наверно, тоже думает, что достоин лучшей участи…

— Но почему не там же и устроить лучшую жизнь? Держатся за священные вековые традиции, а кто не хочет жить как дикарь и зависеть от варварских обычаев — ищи себе другую страну? И там уже рискуй быть принятым за тех, со свалки — что бегут просто от нищеты и племенных стычек, не ставя никаких высоких целей, и в итоге влачат жалкое существование? А кому нужны в его стране чьи-то тайные общества, по сути — банды, враждебные к коренным жителям, среди которых те пришлые, видите ли, живут плохо и бедно? Хотя — кто им в чём виноват, кто им что должен? Но и тут вывод — путь, избранный человечеством, порочен: не гарантирует чего-то тем, кого попросту слишком много! Будто нельзя спросить тех же племенных вождей: кто должен думать о ваших проблемах за вас — и куда девать избыток вашего населения, где и как устроить?.. Это раньше избыток с Шемрунта так просто выплеснулся на почти пустой Северный континент, а сейчас где взять столько свободного места? Когда Север уже густо населён, там сложились свои народы? Только на Западный континент ещё была надежда — думали, есть большие внутренние водоёмы, степи, леса… А оказалось — самая сухая пустыня на планете, в кольце горных хребтов. И уже имеющиеся отдельные научные станции и отшельнические общины по побережью и в предгорьях — всё население, какое там возможно. А на дальние острова кто поедет — и много ли там поместится? Да сразу и хотят — в города, на всё готовое… Но кто и где в состоянии принять такие полчища — чтобы не рухнула жизнь целых стран? И тоже, глядя на эти перемены, думаешь: к чему нас готовят? Чем и с кем мы должны поделиться фактически без остатка для себя? Что, уже — и территорией? Отдать — родные нам степи, горы, пустыни? Чтобы их стада съели и вытоптали всю растительность — а потом куда дальше? Когда отнять будет уже нечего и не у кого?

— Ну, ещё не хватало, — согласился Итагаро. — И там же племенная верхушка: не политики, не жрецы — бандиты! И им как бандитам должен противостоять тот, кто хочет что-то изменить! А неприемлемым объявлен почему-то путь Чхаино-Тмефанхии. «Безнравственные и опасные эксперименты с биологическим материалом, в том числе человеческими генами», — повторил Итагаро ходовую формулировку лоруанской пропаганды. — Но хоть бы один конкретный пример: о чём речь? Общие слова: что будет, если люди искусственно выведут то-то и то-то… А где доказательства, что выводит нечто опасное?

— И это о Чхаино-Тмефанхии, — ответила Фиар. — Где когда-то развитие экспериментальной физиологии отстало от шемрунтской и северной именно из-за моральных проблем… И сейчас — стараются брать совсем малые биопробы, не причиняя вреда при экспериментах. А те — запросто режут, ставят смертельные опыты…

— Тут не только опыты с генами, — напомнил Ратона. — Ещё многое… Хотя кажется очевидно: не хватает продовольствия — почему не строить на Экваторе биореакторы и фитотроны, как в Чхаино-Тмефанхии? Пусть — в дополнение к традиционным полям и фермам? Выход биомассы в несколько раз больше, производство не зависит от погоды, вредителей, паразитов — и никаких моральных проблем, связанных с традиционной скотобойней, если на Экваторе о них задумываются… Но — боятся, что будет создана «неестественная среда обитания человека», произойдёт отрыв от «извечной крестьянской нравственности»! А что за нравственность, и зачем нужна — если из-за неё человечество не может решить свои проблемы? И то же самое — с переработкой промышленных отходов, добычей металлов бактериальным накоплением — хотя какие тут «традиционные запреты» на то, чего раньше не было? И будто сама техническая цивилизация не имеет своей нравственности — на том и основанной, чтобы возможно полно использовать ресурсы и утилизировать отходы? А примеры, что ещё работоспособная техника — на свалке, когда изменилась мода…Так это — не цивилизация, а вчерашний дикарь на полпути к ней! Не желает понять, что нельзя и пользоваться городскими удобствами, и брать всё даром, как в дикой природе, и в природу же выбрасывать мусор, надеясь, что она переработает всё, включая вещества, которых в природе не было… И — с оглядкой на такого дикаря решать, имеет ли цивилизация право существовать? И ему как взрослому не может быть меньше доверия, чем городскому подростку — но его, в отличие от нас, нельзя обидеть его потенциальной опасностью? Нет — а как же с тем, что люди вообще разные сами по себе: способности, образование, разные культуры? И свои превосходящие качества никто ни у кого не украл, это — личное, часть его самого! И будто в примитивных обществах нет более и менее удачливых охотников и земледельцев — откуда и происходит изначально племенная верхушка… Так — кто и как собирается определять уровень недостатков, под который урезать все достоинства? И какое тут возможно равенство по принципу: что не всем, то никому?

— Равенство… — повторил Лартаяу. — И правда: вековая мечта человечества в прошлом. Во дворцах, монастырях — везде спорили, как сделать людей равными. А попробовали — убедились, что хотели не того. Не сравнивания всех по худшим — чего-то иного. И даже как будто поняли: чтобы каждый — на своём месте, по интересам и способностям… А теперь — опять назад? К прежним понятиям о равенстве?

— И есть же в лоруанском национальном характере… — ответил Итагаро. — Подумать о благе только слабых и обделённых, отнять достигнутое нелёгким трудом — и подать нищему как милостыню… Хотя в 704-м году Каймир вошёл в состав как будто не такой Лоруаны: было стремление к идеалу, общественной справедливости… Но и то верно: от мелочного стяжательства и тупого законничества Шемрунта массы людей бежали не в Лоруану, а на Север, Экватор, и даже дальние острова — хотя просто от перенаселения подошли бы просторы Лоруаны. Будто чувствовали: что здесь сами знания, способности человека, личные качества, духовные достижения — станут считаться тем, чем он владеет не по праву… А ведь ладно ещё этот делёж поровну богатства, знатности рода — но тут уж доходит до того, что составляет саму личность! Что же им ещё отдать, этим слабым? Ни больше ни меньше — часть самого себя?