Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение - Бен Кейв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брат выхватил у меня рашпиль и стал строгать вместо меня. Я попытался отобрать рашпиль. Но Фил был сильнее и оттолкнул меня. Сначала я возмутился, а потом разозлился. Я ощущал, как неприятное чувство растет внутри меня. Это чувство было знакомо, хотя я не уверен, что тогда смог бы дать ему название.
Я снова попытался выхватить рашпиль, но Фил отмахнулся от меня как от мухи. Доведенный до бессильной ярости, я просто встал позади брата и злобно уставился ему в спину. Каждая клеточка моего тела ненавидела его в ту минуту.
Мы были уже на миллиметр от катастрофы. Мяч под огромным давлением удерживают тиски, лицо Фила нависло всего в нескольких сантиметрах над ним, а мои скрытые способности причинять вред не знают границ.
Надо сказать, что я всегда мыслил довольно здраво, даже когда был совсем маленьким, и во всякие сказки про телекинез и сверхчеловеческие способности не очень-то верил, хотя частенько притворялся, что обладаю ими. На этот раз я и правда задумался, не я ли устроил это происшествие? Мой гнев был настолько силен, что мне казалось, я могу пробить взглядом стену, а уж сдвинуть мяч от гольфа тем более!
Сперва я услышал шипение, как будто мяч очень быстро сбросил давление, а затем, почти сразу же, последовал звук мягкого глухого удара, словно кувалдой ударили по влажной почве. Знаете, бывают моменты, когда просто знаешь, что случилось что-то плохое. Вот это как раз и был такой момент. Фил будто замер, затем медленно отвернулся от верстака и описывая дугу, как в замедленной съемке, опустился на пол. Мяч для гольфа, точнее то, что от него осталось, продолжил лететь вверх, как обычный мяч для гольфа, который отбил Джек Никлаус, защищаясь от Тома Уотсона. Потом мяч с оглушительным треском ударился о жестяную крышу, отскочил обратно на пол, и некоторое время казалось, больше ничего не происходит. Все было как в кино, медленными отдельными кадрами: вот все замерло, а вот, спустя мгновение, застывшая картинка ожила, и мой брат продолжил падать на пол, пикируя как немецкий «Мессершмитт».
Дальше тишина.
О боже! Я убил его.
Но он это заслужил. Получается, я обладал волшебной и в то же время ужасной силой… Мне надо научиться использовать ее ответственно.
Но тут Фил начал кричать. Мне потребовалось некоторое время, чтобы воспринять этот новый звук, понять что брат жив, сделать вывод, что у меня все-таки нет сверхчеловеческих способностей, и сообразить, что ситуация достигла той точки, когда необходимо срочно бежать за помощью к Кристоферу Робину (в нашей истории эту роль играл отец).
Я взглянул на кроваво-бордовое лицо Фила, отметил припухлость и то, как странно он смотрел – одновременно и на меня, и на другую стену гаража. Все это очень сбивало с толку.
– Папа, – крикнул я, – и завопил сильнее: – ПА-А-А-АП!
К счастью, мне не нужно было бежать за отцом. Услышав, как мяч ударился о крышу гаража, и зная, что двое его сыновей играли где-то там снаружи, он сам мгновенно прибежал в гараж. Он увидел Фила, который весь в крови сидел на полу. Я стоял рядом и испуганно произнес: «Мяч для гольфа попал ему в глаз»… Пыль, сбитая ударом мяча, падала с потолка, как грязный снег, и мягко опускалась на нас обоих, делая пепельно-серыми.
Я МНОГО ХОРОШЕГО МОГУ СКАЗАТЬ О СВОЕМ ОТЦЕ, НО ТОТ СЛУЧАЙ Я ЗАПОМНИЛ ОСОБЕННО. ЭТО БЫЛ МАСТЕР-КЛАСС НА ТЕМУ, КАК СОХРАНЯТЬ СПОКОЙСТВИЕ В КРИЗИСНОЙ СИТУАЦИИ.
Он мгновенно сориентировался, задал мне несколько кратких и очень четких вопросов. Одновременно он осматривал лицо брата и проверял, нет ли других травм. Спустя годы, когда мне впервые пришлось столкнуться с крупным инцидентом в отделении неотложной помощи, я вспомнил тот папин урок.
Он велел позвать маму, рассказать ей, что случилось, и сообщить, что мы едем в больницу. Ему наверняка хотелось первым делом наорать на нас и потребовать объяснить, как так вышло, что мяч для гольфа почти выбил глаз моему брату, но он сдержал эмоции, ни о чем не спрашивал, а только действовал. Случившееся мы обсуждали позже, и, надо сказать, не один раз. Я до сих пор помню, как в августе того лета меня запирали в комнате и строго наказывали подумать о своем поведении и осознать наконец, какая это глупость – зажимать мяч для гольфа в тиски! И да, я дам вам хороший совет: никогда не пытайтесь разрезать мяч для гольфа рубанком-рашпилем. В крайнем случае наденьте хотя бы защитные очки.
Воспоминания о той поездке в травмпункт остались размытыми, но я помню, что мне разрешили наблюдать, как врач аккуратно и тщательно осматривает рану моего брата.
– Нам понадобится глазной хирург, – наконец произнес доктор.
Папа просто кивнул, а мама… Ну, я должен отдать ей должное, она держала себя в руках, несмотря на весь ужас происходящего. Я знал, что она страшно переживала.
Я не могу представить, чтобы в наши дни ребенку разрешили присутствовать на осмотре. Все изменилось, и я вот думаю, к лучшему ли это?
Когда я первый раз летел на самолете, помню, как зашел в кабину вместе с пилотом, и мне разрешили осмотреться. Когда мне было семнадцать, я устроился на работу в травмпункт, желая поступить в медицинскую школу. Я наблюдал, как дежурный врач делал пересадку кожи на изъязвленной ноге бездомного мужчины. Врач был другом моего брата, служил в армии и наверняка был знаком с техникой ведения боя. Затем он проинструктировал старшего ординатора, как использовать инструмент под названием «дерматом»[5], чтобы взять немного кожи с бедра пациента. Врач объяснил все правильно (даже я мог понять, что и как делать), но сам несколько раз пробормотал себе под нос: «Черт возьми». Инструмент очень напоминал маленький рубанок. Мой отец брал такой для тонкой работы и меня научил им пользоваться.
– Я мог бы это сделать, – вдруг услышал я свой собственный голос.
Армейский врач недоверчиво посмотрел на меня и указал на пациента.
– Хорошо, тогда сделай. Подойди сюда и надень перчатки.
Именно тогда, в больнице Северного Манчестера, в возрасте семнадцати лет, я провел свою
