Вечные хлопоты. Книга вторая - Евгений Васильевич Кутузов

— Какая там грамотность! — Он покраснел. — И вы сравниваете несоизмеримое. Ваш опыт...

— Опыт ерунда, если он обращен в прошлое, — сказал Кузнецов и вздохнул, словно сожалея о чем-то. — А в мире, Модестович, все соизмеримо, это я тебе точно говорю. Природа не ошибается. Все зависит от того, с какой колокольни смотреть на мир. Повыше влезешь — побольше увидишь, а поленишься или испугаешься высоты... — Он безнадежно взмахнул рукой, и этот его жест показался молодому Антипову каким-то неживым, усталым. — Инженер из тебя получился хороший, а дипломат, прости за правду, ни к черту.

— А зачем мне быть дипломатом?

— Дипломатия — наука тонкая, мудрая. Она повсюду требуется. Вот ты, например, для чего собираешься защищать диплом? Чтобы твою работу положили в архив на вечное пыление и на корм мышам?.. Нет! Иначе взял бы тему какую полегче, попроще. Верно?

Анатолий Модестович кивнул согласно.

— Теперь давай раскинем мозгами, коли уж они даны нам от рождения. Ты что, нахрапом собираешься затеивать перестановку оборудования и все прочее? Этот станок в угол, этот — поближе к свету, напоказ?..

— Почему же?

— Значит, по науке, с расчетом?

— Разумеется.

— А от чего танцевать будешь? — Кузнецов прищурился. — Какие-то исходные данные понадобятся, чтобы доказать начальству, что перестройка не блеф, не маленькая заплатка на большой дыре, а полезное и необходимое дело?

— Понадобятся.

— Они у тебя есть?

— Ну...

— Гну! — Кузнецов вскочил. — Одному тебе с этой задачкой не совладать, придется обратиться к начальству...

— Вы думаете, начальство меня не поддержит? — потерянно молвил Анатолий Модестович. Эта мысль как-то не приходила ему в голову.

— Почему?.. — сказал Кузнецов. — Поддержит всячески. Ты явишься к главному инженеру, например. К кому же еще? Так, мол, и так, Сергей Яковлевич. Я собираюсь защищать диплом, и у меня есть одна мыслишка, которая, если ее воплотить, принесет заводу солидные барыши. Улавливаешь, Модестович?

— Пока нет.

— А главный моментально уловит. Смекнет, что инструментальный цех и обождать может, есть цеха поважнее, где творится такая же неразбериха. Что главному инструментальный — вспомогательный, второстепенный! Похлопает главный тебя по плечу, похвалит, поможет защитить диплом, наверное, и немедленно создаст отдел или специальное бюро, которое будет заниматься внедрением твоей идеи в жизнь по всему заводу! А тебя, как автора и специалиста с высшим образованием, назначат руководителем. Кино, а?..

— Я не собираюсь уходить из цеха.

— А кто тебя спросит?! — воскликнул Кузнецов и усмехнулся. — Приказ по заводу. Довести до сведенья начальников цехов и отделов, а также их заместителей. И вся любовь, Модестович. Не подчинишься приказу?.. Вызовут в партком. В порядке партийной дисциплины и в целях производственной необходимости... Знаешь такую формулировочку? Кстати, твой тесть первый поднимет руку, когда объявят строгача с занесением.

— Мрачноватое кино, Николай Григорьевич.

— Опять же с какой стороны посмотреть. Ты получишь диплом с отличием, повышение по службе, соответственно и оклад побольше, а я останусь без толкового заместителя. Такие пироги с горчицей.

— Значит, вы против, — сказал Анатолий Модестович разочарованно. — А я хотел просить, чтобы вы были моим консультантом.

— Кем, кем?!

— Консультировали чтобы диплом.

— Да из меня консультант, как уха из зайца! Рассмешил, ей-богу, ты меня рассмешил, Модестович. Я разве что в подручные твоему тестю гожусь. Да и то не возьмет — староват, силенок маловато. Знаешь, какое у меня образование? Три класса и четвертый коридор. Я на обыкновенных канцелярских счетах не научился считать — не постиг премудрости, а ты — консультантом!

Молодой Антипов смотрел на Кузнецова с недоумением. Он не предполагал, что у Николая Григорьевича нет образования. То есть знал, конечно, что нет высшего, но чтобы совсем, даже техникума... Столько лет руководит большим цехом...

— Удивляешься, как это я руковожу цехом? — улыбаясь, спросил Кузнецов. — Надо было, и поставили. Как в армии: не умеешь — научат, не хочешь — заставят. Практик я, выдвиженец. Слыхал такое слово — «выд-ви-же-нец»? Вот он я и есть. Потому и боюсь, что заберут тебя из цеха. Может, если бы не ты был заместителем, меня давно прогнали бы на пенсию. Я за тобой, как за каменной стеной. Оно можно руководить, когда другие работают, а ты ими руководишь.

— Преувеличиваете, — смутился Анатолий Модестович, но было ему и приятно слышать такое про себя. — Ничего особенного я не делаю.

— Настоящее дело не особенностями делается, — возразил Кузнецов. — Там чуть-чуть, здесь немножко... Как с больным хорошая сиделка. Слово ласковое мимоходом молвит, подойдет лишний раз, улыбнется, подушку поправит, когда надо, одеяло с полу подымет... Мелочи все, мелочи по отдельности, а глядишь — больной-то на ногах, выздоравливает! А на одних-то уколах и порошках на ноги не поднимешься, нет. Я это к тому, Модестович, что пока ты работаешь, мне не страшно уйти на покой. На тебя оставить цех готов хоть сегодня. Знаю, что не подведешь. А насчет консультанта... Попроси главного.

— Неловко.

— Тогда Артамонову. Женщина она умная, производство знает отлично. Без ее помощи все равно не обойдешься. — Кузнецов исподлобья взглянул на Анатолия Модестовича. — Впрочем, смотри сам. Советы давать легко. Важно не то, кто поможет, а то, как поможет. Да, что я еще хотел спросить?.. Ага! Диплом горит или терпит?

— Терпит пока.

— Ты в институте поговори, а к начальству на заводе обожди ходить. Я разузнаю, что и как. Эту... конъюнктуру выясню и тебе доложу, понял?

— Хорошо.

— Шутки шутками, а пора, пожалуй, мне на покой.

— Бросьте, Николай Григорьевич!

— Ладно, ладно. Этот вопрос мы обсудим вместе.

* * *

Отпустив молодого Антипова, Кузнецов долго сидел неподвижно, закрыв глаза. Даже не отвечал на телефонные звонки. Он понял вдруг, осознал, хотя и больно было признаваться в этом, что настал его час, что он просто обязан уйти. Не ради того, чтобы освободить место своему заместителю, не потому, что потерял уверенность в себе, необходимую хватку, а ради цеха, которому отдана лучшая часть жизни. Он нисколько не сомневался, что