Слепой охотник (СИ) - Ульяна Каршева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вгляделся в воображаемое лицо. В ярко-синие глаза.
… Думает — он особенный. Оттого и надменный. Но думает так не совсем зря. Есть что-то необычное в нём, в этом бешеном типе, который не умеет жить спокойно…
И застыл, когда понял, что пальцы скрючило в знакомой судороге.
Сопротивлялся недолго.
Спустил всех «бешеных псов» с поводка, решившись последовать совету Ирины.
Только мелькнуло разок удивление: её знакомый — упырь? Или?..
И — погружение в письмо, которое словно проходит мимо него. Почти. Похоже на безумное стремление рисовать, будучи страшно больным. Все линии будто чужой рукой и сквозь болезненную муть. Рисунок в целом не воспринимается, потому что линии его сознанием не контролируются. Но он видел. Как и обещала Ирина.
Взгляд прочистился, а последний мелковый огрызок выпал из дрожащих от напряжения пальцев, не сумевших его удержать. Но Женя мгновенно забыл об упавшем предмете, недоверчиво застыв перед листом, с которого на него зубасто ощерилась змеиная морда с прозрачными синими глазами, полными хрустального холода. Змеиная шкура переливалась поблёскивающими чёрными чешуйками и была выписана так тщательно, что внезапный зверь был готов вот-вот скользнуть с листа.
Зверь. Пресмыкающимся как-то не хотелось называть… это.
Хм… А он думал — рыцарь-пилигрим…
И что?
Женя озадаченно прикусил нижнюю губу.
Новый прорыв? Он может писать человеческую суть?
Так легко?
Ведь, насколько он понимал, он выписал суть неизвестного, который так властно обращался с Ириной… Змей. Искуситель? Или убийца?
Знает ли об этом его истинном лике девушка?
Ну… Небось, картишки раскинула — знает. Впрочем, ему-то какое дело до того, знает она, нет ли… Главное — он теперь, кажется, может отличить человека от упыря. Ну, когда карандаш в руке.
Он резко отдёрнул руку от стола. Зазвонил мобильник, переключая мысли. Мать.
— Мама, добрый вечер.
— Добрый вечер, Женя. Ты не занят?
— Нет.
— Поговорим?
— Отца опять нет?
— Нет.
— А Ольга? У бабушки?
Сестрёнка любила время от времени умотать к бабушке, которая обожала её и пестовала, как младшую дочь. Мать помолчала и вздохнула.
— Если не хочешь говорить, так и скажи. Настаивать не буду. Устала я. Дома пусто. И тяжело что-то, вроде и хочется чем-то заняться, а из рук всё падает. Ладно, не буду тебя загружать.
Мать, как всегда, говорит за двоих, сразу просчитывая ситуацию и приходя к горестному для себя выводу. Чаще всего реальному.
Женя медленно опустился на корточки достать маленький кусочек мелка. «Из рук всё падает». А ему дали шикарный совет, как продолжить нормальную жизнь.
— Мама… — медленно сказал он. — Как насчёт того, чтобы сходить куда-нибудь? Вечер уже.
Она молчала так долго, что он понял её и ухмыльнулся.
— Даже, скорее, так… — медленно же продолжил он. — Куда бы ты хотела сходить? Ресторан? Театр? Выставка?
Он терпеливо ждал, в воображении видя, как высокая женщина, всегда, даже дома, одетая в строгое платье, всегда с собственноручной стильной укладкой коротких русых волос, беспомощно открывает и закрывает рот, не зная, как отозваться на эту провокацию. И тут же подумал, что отец, сам замотавшийся в своём бизнесе, лишил мать возможности работать, а тем самым — бывать в компании, на людях. Именно этого ей часто не хватает. Единственная отдушина — младшая сестра, но та часто бегает к бабушке, где собирается куча кузенов и кузин. А мать боится ходить с нею, чтобы не стеснять ровесников дочери.
— Хочешь, закажу билеты на оперу? — спокойно предложил он. — Потом приеду за тобой на такси? Что сегодня дают?
— «Спящую красавицу», — машинально откликнулась она, а он снова ухмыльнулся. И об этом догадался — о том, что она сегодня просматривала любимые газеты с объявлениями, тоскливо примериваясь к ним. А потом чуть не со страхом спросила: — Но ведь ты… Ты и правда хочешь погулять со мной? Ты правда заедешь за мной?
— Правда.
— Тогда билеты закажу я, — заметно обрадовалась она. — И отцу позвоню, чтобы не искал нас.
— А может, не стоит ему звонить? — усмехнулся он. — Пусть поищет, понервничает.
— Женя, — укоризненно сказала мать. — У него важные переговоры.
Он хотел схохмить: «А у отца не важные бывают?» Вовремя сообразил, что начнёт спорить — сам обозлится и матери вечер испортит. А он сегодня — свободный. Во многих смыслах. И хочется отпраздновать. Поэтому сжал кулак и спокойно сказал:
— Замнём для ясности. Собирайся. Я сейчас буду.
И с этого мгновения время полетело. Но полетело так, что он с насмешкой над собой думал о себе, как о благотворителе. Это и приятно, и немного глупо…
Но вводить в просторное театральное фойе, празднично сияющее вечерними люстрами, красивую женщину, одетую стильно и аристократично, — это ему всегда нравилось. Тем более женщину, которая сейчас считает тебя своим спасителем от одиночества и которая гордится, что ты её сын. Ему нравилось, что мать часто дышит от волнения, что её пальцы на его руке то и дело сжимаются, когда она радостно оглядывает и само фойе, и будущих зрителей, приглядываясь, нет ли знакомых и уже машинально вслушиваясь в звуки, доносящиеся из зрительного зала.
… А ещё он рад, что она рядом — его мать, которая всё знает и всё чувствует.
Сначала он резко поднял руку к нагрудному карману — и стиснул губы, вспомнив, что очки остались дома. На его короткий вдох сквозь зубы мать испуганно взглянула в его глаза, но он успел справиться с собственным раздражением и болью в скрюченных пальцах, которые пытались ухватить воображаемый карандаш.
— Опять? — с ужасом прошептала она, знавшая о его проблеме.
— Нет, всё хорошо. Показалось. — Только улыбнувшись, удалось успокоить её.
Как будто в этом фойе собрались только упыри, и он идёт, опустив глаза, с трудом заставляя себя не вздрагивать. И только рад, что мать без паники ведёт его, зная, что с ним произошло, и дожидаясь, когда приступ автописьма пройдёт…
Когда муть перед глазами рассеялась, а пальцы расслабились, он заметил знакомое лицо.
У ближайшей к ним колонны под руку с двумя кавалерами стояла Ирина. Один из них — тот самый «змей», пышущий энергией. И сейчас он был явно недоволен, что с другой стороны девушка держалась ещё и за руку второго — невысокого темноволосого крепыша, который смотрел на всех насупленно, поблёскивая небольшими тёмными глазами из-под сдвинутых бровей.
Все трое помалкивали, будто выжидая кого-то ещё или успев перессориться. Даже друг на друга не смотрели.
Ирина не выглядела счастливой с двумя кавалерами. Больше смирившейся, как будто собиралась идти в театр одна, а тут — вдруг навязались, — и Женя чутьём чуял: будь возможность, она бы немедленно сбежала от обоих. И внезапно он усмехнулся. Как же он сразу понял, что это Ирина? Девушка была в длинном чёрном платье из лёгкой ткани, неожиданно сильно декольтированном. Волосы собрала странными пучками в единое нечто, что выглядело довольно привлекательным. Длинные серьги, тонкий браслет на кисти, цепочка на шее… Хм. Это ей он вынес вердикт — простушка?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});