Зикр Назира - Арслан Сирази

Впереди, в самой середине войска, занявшего холмы у Булака, посреди ярких шумных огней, тускло светилось несколько костров. Над этой частью лагеря царило молчание, которое, казалось, разливалось в стороны, охватывая соседние отряды. Чем ближе они подходили, тем тише становилось вокруг. У самого последнего костра урусов, стоя на коленях перед иконкой, молился молодой монах. Почти вплотную к нему, спинами ко всем вокруг, цепью стояли воины.

Провожатые Назира и Байбуре подвели их к оцеплению.

– Ещё привёл! – звонко по-русски сказал один из охранников.

Урус повернулся, оглядел пленников и усмехнулся:

– Твой Шигалей что – детей стал посылать? Кроме баб да мальчишек больше никого полонить не может?

– Шейх Али ещё привёл!

– Ладно, давай своих ещё привёл. Завтра уж все сгодятся. Пускай их, Локоть!

Безбородый джигит, едва ли на пару вёсен старше Байбуре, проворно отскочил, открывая проход внутрь. Назир шагнул вперёд, не ожидая тычков в спину. Внутри этого необъятного, на первый взгляд, круга сидели, спали, молились, разговаривали, плакали, молчали сотни, а может, и тьма людей. Здесь мерцала пара или тройка костров, и хотя смертникам еды не полагалось, люди старались собраться у тепла. Назир подошёл к огню как можно ближе, а потом рухнул оземь. Исковерканное тело его ныло, но чем дальше, тем слышнее становился голос, идущий откуда-то изнутри памяти. Назир пытался отмахнуться от него, пытался не узнавать голоса, но он знал, что это отец, он слышал, однажды он уже слышал это:

– Ты – слабый. Ты – слабый. Ты – слабый.

А ещё глубже, где-то совсем глубоко, куда не достала ни одна частичка боли, тонкой весенней птицей неслось радостное «жив! жив!»

– Назир, Назир, смотри-ка, – Байбуре осторожно дёрнул за халат, указывая в сторону мужчины, отсевшего от сотоварищей по несчастью. Небольшого роста, обхватил себя руками за колени, с расстояния в несколько батманов он смотрел на отблески костра. Рыжая борода мерцала медью.

– Это он, он, я его во сне видел, Назир, – горячо зашептал Байбуре.

– В каком сне?

– Ну в том, я же тебе рассказывал, – Байбуре недовольно поморщился, так и не сводя глаз с рыжебородого, – это он мне сказал «бежать нельзя». Он, точно!

Они и не убежали. И даже жизнь сохранили. Вот только потеряли зикр.

Если они остались, что смогут сделать завтра? Наверное, нужно будет попробовать прочесть зикр – как бы ни смеялся над этим предатель. Но сейчас Назиру казалось, что выдав молитву нечестивому, он обесценил её. Он сохранил свою жизнь – всего-то до рассвета! – но потерял сокровище, которое давало смысл его пути.

С утра урусы пойдут на Казан, а в первых рядах живым щитом поставят их – казанцев и черемисов. Там всё и кончится. Боль, позор, неудачи… Назир ощутил, как голова обессиленного мальчика упала ему на плечо, а вскоре уснул и сам.

Первый ряд

Солнце месяца Шавваль пряталось в серую шаль облаков и никак не хотело вылезать. Или же оно не хотело смотреть на то, что скоро произойдёт на этой земле? Есть ли дело до людских невзгод Тому, Кто на небе? Смотрит ли Аллах на тех, кто сейчас собирается умереть? Поможет ли Он им? Поможет ли защитникам Казана?

Назир, поёживаясь от холода, наполненного речной влагой, и разминая отзывающиеся тягучей болью руки и ноги, вспоминал – давным-давно люди этих мест поклонялись солнцу и другим, похожим, богам. Из проклятого Булгара смельчаки привозили каменные плиты, на которых был высечен круг с лучами. Обратиться к ним, к богам этой земли, подумал Назир, но тут же себя осадил – нужно рассчитывать только на Всевышнего. И на зикр. Он огляделся. Там и здесь просыпались смертники.

Какая же участь ждёт нас всех, если мы умрём на поле боя в пользу безбожников? Что скажут нам перед пропастью? Дадут ли ступить на золотую нить, что испытывает добро и зло человека? И как долго будем падать мы в пустоту, сорвавшись с острого края? Назир, словно чётки, перебирал мысли внутри самого себя, сам не понимая, что дыханием и ритмом внутреннего разговора входит в накф, состояние пустоты. Весь мир, всё происходящее стало лишь наблюдением.

Всё в том же отстранении, он видел, как рядом зашевелился Байбуре, как сквозь плёнку бычьего пузыря разглядывал строящиеся ряды урусов, которые погонят смертников Назира, Байбуре, рыжебородого мужчину и того мальчика лет семи, который ночью плакал. А когда все, каждый из нас, падёт, они пойдут по нашим телам, чтобы взять Казан.

Заныли далёкие трубы, словно собираясь духом, где-то послышались молитвенные скороговорки неверных и – всё забряцало, зазвенело, зашевелилось. Лишь в их лагере царило молчание. А потом труба запела близко-близко, и кто-то вскрикнул, подгоняемый джегганом уруса.

Конец ознакомительного фрагмента.