Товарищи в борьбе - Станислав Поплавский

И тут на склад забежал Янковский.

- Ну держись, Поплавский! - предупредил он. - Завтра приезжает командир корпуса Якир! Как у тебя? Порядок?

- Якир? - переспросил я. - Я этого Якира, кажется, встречал. Пусть приезжает. Не подкачаем.

На следующий день после обеда я, выглянув случайно в оконце, увидел Квятека. Слегка прихрамывая, он шел к складу с высоким командиром, в котором я сразу же признал Якира. Когда они зашли на склад, я не знал, кому и докладывать. Решил, что доложу Квятеку, но тот указал глазами на Якира. Я доложил как следует. Якир протянул руку. Я смутился, подавая ему свою, запачканную смазкой.

- Ничего, - усмехнулся он, видя мое смущение. - Смазка на руках заведующего - это верный залог того, что оружие в порядке! А ну, покажите свое хозяйство!

Распахнув дверцу ближайшей пирамиды, он взял в руки винтовку и осмотрел ее наметанным глазом. Потом глянул на бирку в пирамиде...

- Для всех запасников уже приготовлены винтовки?

- Для всех.

- Благодарю за хорошую службу, - сказал Якир и, уходя, опять пожал мне руку. А в книге поощрений и наказаний, которая велась в каждой части, появилась запись о том, что заведующий оружейным складом Поплавский получил благодарность от командира корпуса.

Третья встреча с Якиром произошла в 1927 году.

Я, еще курсант военной школы червонных старшин, исполнял тогда обязанности старшины роты. Страна Советов праздновала десятую годовщину Октябрьской революции. На торжественном собрании в училище присутствовал и командующий войсками округа.

После официальной части в соответствии с традицией училища исполнялись популярные красноармейские песни. Я запевал, курсанты подхватывали знакомые слова, и, казалось, дрожали стены огромного зала.

Когда песня кончилась, Якир спросил:

- А кто у вас запевала, товарищи курсанты?

- Старшина пулеметной роты Поплавский, - смутившись, шагнул я вперед.

- Хорошо поете, - сказал Якир и внимательно посмотрел на меня. - А ведь мы уже где-то встречались, правда? Только не могу припомнить, где...

- В 295-м стрелковом на оружейном складе.

- А, начальник склада - ревнитель бирок и смазки, - рассмеялся Якир. Ну что ж, а теперь - курсант? Молодец!

Признаюсь, что все следующие песни в тот вечер я пел еще громче.

Памятной оказалась и встреча с Якиром во время больших осенних маневров в 1931 году. Взвод, которым я тогда командовал, вел разведку вдоль дороги Дарница - Бровары с задачей выяснить, какими силами и огневыми средствами располагал "противник" в полосе наступления нашей дивизии. Я непрерывно высылал вперед дозоры, прочесывал каждый перелесок, овраг, заглядывал во все хаты на пути. День был жаркий, но курсанты словно но чувствовали усталости и действовали с большим усердием.

На большаке, ведущем к Дарнице, вдруг появилась колонна автомашин. Не доезжая до леса, машины остановились, и к нам направилась группа военных, впереди которой следовал Якир. Он был одет в красноармейскую гимнастерку и простые сапоги. Только на петлицах краснели четыре ромба.

Я представился и доложил о задаче, выполняемой взводом.

- Где "противник"? - спросил Якир.

Я показал нанесенные на карту данные, которые удалось собрать.

Глянув на меня, потом на карту, командующий войсками округа кивнул головой и произнес:

- Продолжайте выполнять задачу!

Разбор маневров состоялся на следующий день. А накануне из штаба полка пришло сообщение, что я, единственный командир взвода, также приглашен на этот разбор.

Откровенно говоря, я шел туда с тяжелым сердцем. Ведь начальство вызывает к себе по разному поводу. Наверняка еще влетит мне, думал я.

Разбор проходил прямо на местности. Я сел в сторонке, внимательно слушая доклад начальника штаба округа. Вдруг заметил Якира. Он сидел на кочке и, наклонившись вперед, задумчиво пересыпал песок из руки в руку. Солдатская гимнастерка и сапоги делали его еще более простым, незаметным. Но вот он встал и негромко заговорил...

Прежде всего Якир высоко оценил действия артиллеристов. Я впервые услышал тогда о роли массированного огня для успеха наступления и о других премудростях тактики общевойскового боя. Правда, для меня не все было ясным в этом глубоком и всестороннем анализе учений, но я должен откровенно сказать, что любовь к военной науке пробудил во мне именно этот разбор учений под Киевом.

В заключение командующий неожиданно сказал:

- Я хотел бы обратить ваше внимание на командира взвода, который вел разведку в полосе действий стрелковой дивизии. Я долго за ним наблюдал и должен признать, что он действовал очень усердно, как в настоящем бою.

При этих словах Якир скользнул по мне взглядом, и я почувствовал, что он узнал меня. В ответ на его благодарность за хорошую службу я ответил по-уставному, но слова прозвучали взволнованно:

- Служу трудовому народу!

* * *

...В школе червонных старшин имелись самые благоприятные возможности для занятий. И надо сказать, что я старался их использовать полностью. Успехи радовали, ободряли. Именно тогда у меня и созрело решение поступить в Военную академию им. М. В. Фрунзе.

Но осуществить замысел было сложно. Отдавая себе отчет в этом, я тем не менее начал усиленно готовиться к вступительным экзаменам, в течение трех лет отказывая себе в часах сна и отдыха. Каково же было мое уныние, когда из-за пробелов в общеобразовательной подготовке я не смог сдать экзамены в академию! Возвратился из Москвы удрученным. Пытался забыть о своих планах. Ведь с каждым годом требования к кандидатам в академию будут еще жестче, думал я. Но друзья убеждали меня не падать духом, а готовиться и сдать экзамены в будущем, 1935 году. Большую помощь оказали и товарищи из партийной организации, освободив меня от дополнительных занятий и поручений. И через год моя мечта осуществилась: я стал слушателем старейшего высшего учебного заведения Красной Армии!

Наука давалась нелегко, особенно вначале, но меня выручали воспитанное с детства трудолюбие и необыкновенная, по словам преподавателей, память. Я окончил академию в первой десятке выпускников и был оставлен в ней на должности преподавателя общей тактики и польского языка. Последнее обстоятельство помогло мне лучше усвоить родной язык, познакомиться с польской классической литературой. Еще в Хейлове я читал Генрика Сенкевича в русском переводе. Теперь же перечитал его по-польски, прочувствовав все изящество польского языка, еще раз пережив важнейшие моменты истории польского парода. Не оставляли равнодушным и реалистические описания тяжелой участи крестьян в новеллах и повестях Элизы Ожешко. Знакомство с творчеством Адама Мицкевича открыло передо мной интереснейшие страницы истории дружбы польского поэта с декабристами, с Пушкиным. Читая роман Реймонта "Мужики", я как бы снова видел свое полуголодное детство, измотанного на панской пашне отца и нашу хату.