Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии - Карл Теодор Ясперс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4. Кто судит и о ком или о чем судят?
Под градом обвинений возникает вопрос: кто кого? Обвинение основательно только тогда, когда оно определено своей точкой зрения и своим предметом и когда оно ограничено ими; обвинение ясно только тогда, когда знаешь, кто обвинитель и кто обвиняемый.
а) Расчленим смысл этого, исходя сперва из четырех видов виновности. Обвиняемый слышит упреки извне, идущие из мира, или изнутри, идущие от собственной души.
Извне они основательны, только если касаются преступлений и виновности политической. Они произносятся с желанием добиться наказания и возложить ответственность. Они имеют юридический и политический вес, не моральный и не метафизический.
Изнутри обвиняемый слышит упреки, касающиеся его моральной несостоятельности и его метафизической шаткости, а поскольку в этом заключено и начало политического действия или бездействия, они касаются и таковых.
Морально можно возлагать вину только на самого себя, не на другого, на другого разве что при солидарности борения в любви. Никто не может судить другого с точки зрения морали, разве только он судит его во внутреннем единении с ним, словно это он сам. Только там, где другой для меня как я сам, есть близость, которая в свободном общении может сделать общим делом то, что в конечном счете каждый делает в одиночестве.
Утверждать виновность другого – это значит касаться не убеждений, а только определенных поступков и определенного поведения. При индивидуальной оценке стараются, конечно, учесть убеждения и мотивы, но сделать это правдиво удается лишь в той мере, в какой эти убеждения и мотивы можно определить по объективным признакам, то есть опять-таки по поступкам и поведению.
б) Вопрос в том, в каком смысле можно судить коллектив, а в каком – только отдельное лицо. Несомненно, есть основание возлагать на всех граждан данного государства ответственность за последствия действий этого государства. Здесь ответствен коллектив. Но эта ответственность определенна и ограниченна, в ней нет морального и метафизического обвинения отдельных лиц. Она касается и тех граждан, которые выступали против режима и вменяемых ему в вину действий. Аналогичным образом существует ответственность за принадлежность к каким-то организациям, партиям, группам.
За каждое преступление всегда можно наказать только отдельного человека, действовал ли он в одиночку или у него был ряд сообщников, каждого из которых можно призвать к ответу в зависимости от участия, а как минимум в силу самой принадлежности к данному обществу. Существуют бандитские группировки, заговоры, которые могут быть определены как преступные в целом. Тогда сама принадлежность к ним наказуема.
Но абсурдно обвинять в преступлении какой-либо народ в целом. Преступник всегда только одно лицо.
Абсурдно также морально обвинять какой-либо народ в целом. Не существует такого характера народа, чтобы каждое определенное лицо, принадлежащее к данному народу, обладало этим характером. Есть, конечно, общности языка, обычаев и привычек, происхождения. Но внутри этого одновременно возможны такие резкие различия, что люди, говорящие на одном и том же языке, могут оставаться настолько чуждыми друг другу, словно они вовсе не принадлежат к одному и тому же народу.
Морально можно судить только отдельное лицо, но не коллектив. Мышление, которое рассматривает, характеризует и судит людей коллективами, необычайно распространено. Такие характеристики – например, немцев, русских, англичан – улавливают не родовые понятия, под которые можно подвести отдельных людей, а типовые, которым они больше или меньше соответствуют. Смешение родового подхода с типологическим есть признак мышления категориями коллектива: эти немцы, эти англичане, эти норвежцы, эти евреи – и сколько угодно дальше: фрисландцы, баварцы – или: мужчины, женщины, молодежь, старичье. Если при типологическом подходе что-то и улавливается, то отсюда не следует, что через призму такой общей характеристики можно разглядеть любой индивидуум. Это мышление тянется через века как средство взаимной ненависти народов и групп людей. Это мышление, увы, естественное и само собой разумеющееся для большинства, самым скверным образом использовали национал-социалисты, вдолбив его в головы своей пропагандой. Казалось, будто уже нет людей, а есть только такие коллективы.
◆
АБСУРДНО ОБВИНЯТЬ В ПРЕСТУПЛЕНИИ КАКОЙ-ЛИБО НАРОД В ЦЕЛОМ. ПРЕСТУПНИК ВСЕГДА ТОЛЬКО ОДНО ЛИЦО. АБСУРДНО ТАКЖЕ МОРАЛЬНО ОБВИНЯТЬ КАКОЙ-ЛИБО НАРОД В ЦЕЛОМ. НЕ СУЩЕСТВУЕТ ТАКОГО ХАРАКТЕРА НАРОДА, ЧТОБЫ КАЖДОЕ ОПРЕДЕЛЕННОЕ ЛИЦО, ПРИНАДЛЕЖАЩЕЕ К ДАННОМУ НАРОДУ, ОБЛАДАЛО ЭТИМ ХАРАКТЕРОМ.
◆
Народа как целого не существует. Все разграничения, которые мы делаем, чтобы определить его, перечеркиваются фактами. Язык, гражданство, культура, общность судьбы – все это не совпадает, а пересекается. Народ и государство не совпадают, как не совпадают язык, общность судьбы, культура.
Народ нельзя превратить в индивидуум. Народ не может ни героически погибнуть, ни быть преступником, ни поступить нравственно или безнравственно, это могут всегда только отдельные его представители. Народ в целом не может быть виновен или невиновен ни в уголовном, ни в политическом (тут отвечают лишь граждане государства), ни в моральном смысле.
◆
СМЕШЕНИЕ РОДОВОГО ПОДХОДА С ТИПОЛОГИЧЕСКИМ ЕСТЬ ПРИЗНАК МЫШЛЕНИЯ КАТЕГОРИЯМИ КОЛЛЕКТИВА: ЭТИ НЕМЦЫ, ЭТИ АНГЛИЧАНЕ, ЭТИ НОРВЕЖЦЫ, ЭТИ ЕВРЕИ – И СКОЛЬКО УГОДНО ДАЛЬШЕ: ФРИСЛАНДЦЫ, БАВАРЦЫ – ИЛИ: МУЖЧИНЫ, ЖЕНЩИНЫ, МОЛОДЕЖЬ, СТАРИЧЬЕ.
◆
Категориальное суждение о народе – это всегда несправедливость; оно предполагает ложную субстанциализацию, оно оскорбляет достоинство человека как индивидуальности.
Мировое мнение, возлагающее на народ коллективную вину, – это факт такого же рода, как то, что тысячи лет думали и говорили: евреи виноваты в том, что Иисус был распят. Кто эти евреи? Определенная группа политических и религиозных радетелей, имевших тогда над евреями какую-то власть, которая в сотрудничестве с римскими оккупантами привела к казни Иисуса.
Могущество такого, становящегося чем-то само собой разумеющимся мнения столь поразительно потому, что это заблуждение так просто и явно. Стоишь как перед стеной, словно никаких доводов, никаких фактов не слышат, а если слышат, то сразу же забывают опять, не приняв во внимание.
Не может, следовательно, существовать (кроме политической ответственности) коллективной виновности народа или группы внутри народов – ни как уголовной, ни как моральной, ни как метафизической виновности.
в) Для обвинения и упрека нужно право. У кого есть право судить? Перед каждым, кто судит, можно поставить вопрос, какие у него полномочия, с какой целью и по какому мотиву он судит, в каком положении стоят друг против друга он и судимый.
Никто не должен признавать никакого мирского суда, когда речь идет о моральной и метафизической виновности. То, что возможно перед любящими людьми при большой близости, непозволительно
