Ночь в монастыре с привидениями - Роберт ван Гулик

Сидевшие вокруг круглого столика Куан Лай и две женщины встали и почтительно склонились перед судьей. Руководитель труппы представил их:

— Это барышня Тин, — сказал он, указывая на более миловидную, — Она только что выступила в роли феи Си-ван-му. Барышня Тин также очень хорошо жонглирует и замечательна в акробатических танцах.

Повернувшись ко второй женщине, он продолжил:

— А это моя супруга.

Судья Ди похвалил спектакль. Г-н Куан выглядел чрезвычайно польщенным тем, что столь значительная особа соблаговолила заинтересоваться его труппой. Глубоко взволнованный, он спрашивал себя, будет ли ему удобно предложить кресло столь высокому гостю. Судья вывел его из этих затруднений, сев без приглашения. Цун Ли устроился у кувшина с вином. Тао Ган, как обычно, остался стоять за спиной хозяина.

— А где барышня Нгеуян и господин Мо Моте? — спросил начальник уезда.

— Мне бы хотелось и их поздравить. Мо Моте замечательно владел саблей, а в эпизоде с медведем барышня Нгеуян заставила меня волноваться за ее жизнь!

Поблагодарив за столь благожелательные слова, руководитель труппы наполнил вином чашу гостя и показал на измазанные красным клочки бумаги на туалетном столике:

— После спектакля Мо Моте, должно быть, здесь побывал, чтобы смыть грим. Теперь он, наверное, в кладовой укладывает свой костюм. Что касается барышни Нгеуян, то она говорила, что намерена заняться медведем перед тем, как присоединиться к нам.

Судья Ди поднялся. Вроде бы поправляя свою бархатную шапочку, он подошел к зеркалу и бросил внимательный взгляд на измятые клочки бумаги и баночки с гримом. Эти красные пятна, — подумал он, — вполне могли быть пятнами крови. Возвращаясь к своему креслу, он заметил некоторое замешательство в поведении госпожи Куан. Он отхлебнул глоток вина и принялся расспрашивать ее мужа о постановке исторических пьес.

Куан Лай пустился в длинные объяснения. Судья рассеянно слушал его, одновременно пытаясь следить за разговорами других лиц.

— Вы разве не поможете барышне Нгеуян выгулять ее медведя? — спросил Цун Ли у барышни Тин. — Я уверен, она была бы очень рада.

— Занимайтесь лучше своими делами! — сухо ответила та. — Я же не интересуюсь вашим пристрастием к.., розам.

— Барышня Пао очень мила. Почему бы мне не написать поэму в ее честь? Дорогая моя, я же написал одну для вас. Послушайте-ка лучше:

Правдивая любовь, ложная любовь, Вчерашняя любовь иль вечная любовь… Больше или меньше, все идет отлично, Хоть небо все меньше Оберегает нас лично.

Судья увидел, как вспыхнуло лицо барышни Тин. Госпожа Куан сказала:

— Господин Цун, следите за своим языком!

— Я это сказал с одной целью — предостеречь, — ответил нисколько не смущенный поэт. — А знаете ли вы песенку, которая всех сводит с ума в столице?

Он насвистал популярную мелодию, а затем приятным баритоном запел, отбивая пальцем ритм:

Дважды десять, а мужа нет… Завтра он сможет еще объявиться. Но — трижды восемь, а в кровати одна. Грустно твое жилище!

Возмущенная барышня Тин хотела что-то возразить, но судья вмешался:

— Господин Цун, мое чувство юмора весьма ограничено. Поэтому попрошу вас оставить свои остроты для слушателей, способных их оценить.

Более любезным тоном он сказал Куан Лаю:

— Мне уже пора идти переодеваться к банкету. Не трудитесь провожать меня.

Он дал знак Тао Гану выйти следом и, как только они оказались одни в коридоре, обратился к нему:

— До того, как я пройду в свою комнату, хочу добраться до Мо Моте. Ты же оставайся здесь и выпей с ними еще. У меня впечатление, что здесь происходят странные вещи. Попытайся вести себя так, чтобы эти люди разговорились. Кстати, знаешь ли ты, что хотел сказать чертов поэт своим больше или меньше?

— Такие выражения употребляются на дне общества, — смущенно ответил Тао Ган, — Больше имеет положительный смысл, означая мужчину, а меньше, отрицательный смысл, и означает женщину.

— Ах, вот что! Понимаю. Когда появится барышня Нгеуян, попробуй узнать, как долго она оставалась в зале торжеств. Не могла же она находиться в двух местах сразу!

— Благородный судья, может быть, Цун Ли лгал, говоря, что не встретил ее в коридоре. А может быть, он действительно не видел, как она разговаривала с нами. Коридор узок, и мы находились между нею и им. И все-таки он должен был ее заметить.

— Если поэт сказал правду, значит, мы разговаривали с барышней Пао, которая выдавала себя за барышню Нгеуян. Нет, я ошибаюсь, встреченная нами девушка прижимала левую руку к груди, в то время как барышня Пао двумя руками ухватилась за балюстраду во время сабельных выпадов Мо Моте. Ничего не понимаю! Попытайся что-нибудь выяснить и приходи в мою комнату.

Он взял фонарь и удалился, а его помощник вернулся в уборную артистов.

Судья думал, что легко найдет дорогу к кладовой. Взбираясь по бесконечной лестнице, он почувствовал, что его спина и ноги причиняют ему все усиливающуюся боль. Было ли это результатом простуды или этих непривычных подъемов и спусков? Он задумался о поэте и Куан Лае. Последний казался довольно симпатичным человеком, но вызывающие манеры Цун Ли действовали ему на нервы. Вроде бы молодой человек был в прекрасных отношениях с труппой. Ему, очевидно, нравилась барышня Пао, но если она собирается уйти в монастырь, какие могли быть у него надежды? Его злой стишок о барышне Тин намекал на особую дружбу между ней и барышней Нгеуян. В конце концов, — размышлял судья, — я не обязан заниматься нравами этих девиц. Меня больше интересуют ухищрения Мо Моте.

Поднявшись на лестничную площадку, обдуваемую сквозняками, он вздохнул. Из бездонного колодца доносилось монотонное пение. Несомненно, вечерня, — подумал он.

Правый коридор не был освещен. С удивлением поднял судья свой фонарь. В стенах не было окон, и этот проход с низким потолком, затянутым паутиной, вряд ли вел к кладовой. Догадываясь, что сбился с пути, судья намеревался повернуть назад, когда услышал голоса.

Недоумевая, откуда они доносились, он напряг слух. Пустой коридор замыкался тяжелой чугунной решеткой. И, хотя все еще невозможно было разобрать отдельные слова, шепот опять стал слышен. Внезапно он ясно различил три слога своего имени: Ди Чжэньдэ… И снова воцарилась тишина.

Глава 6.

Судья Ди пробует старое средство; Тао Ган приносит ему свежие сплетни

В гневе судья Ди дернул себя за бороду. Хотя он и не желал в этом признаваться, призрачный голос произвел на него самое неприятное впечатление. Но он быстро взял себя в руки. По всей видимости, где-то неподалеку о нем разговаривали монахи, а в старых зданиях, вроде этого монастыря, эхо часто играет странные шутки. Он снова прислушался, но шепот прекратился.

Пожав плечами, он вернулся назад и понял причину своей ошибки: проход, ведущий к кладовой, начинался с другой стороны лестничной площадки. Он обошел отверстие центрального колодца и узнал коридор, который освещали справа три высоких окна. Через открытую дверь до него донеслись голоса.

Он вошел, и, к своему большому разочарованию, увидел лишь двух монахов, закрывавших баул из красной кожи. Если самого Мо Моте и не было, то круглый шлем занял свое место над кольчугой, а в ножны вернулась длинная сабля. Он спросил у старшего из монахов:

— Вы не видели актера Мо Моте?

— Нет, ваше превосходительство, мы только что пришли. Священнослужитель говорил со всем требуемым почтением, но судье не понравилось выражение лица его спутника, здоровенного, широкоплечего монаха с настороженным взглядом.

— Мне бы хотелось просто похвалить его за умение владеть саблей, — пояснил судья небрежным тоном.

Возвращаясь в свои покои, он размышлял, что актер должен был присоединиться к своим товарищам в артистической уборной, где Тао Ган, несомненно, понаблюдает за ним.

Он сразу же прошел в спальню. Три его жены играли в домино. Они встали, чтобы его поприветствовать. С радостной улыбкой первая жена сказала:

— Вы пришли как раз вовремя, чтобы до ужина сыграть с нами партию.

Домино было любимой игрой судьи. С сожалением посмотрев на костяшки из слоновой кости, он отказался:

— Мне очень жаль, но я не смогу поужинать с вами. Мне придется присутствовать на банкете, который устраивает отец настоятель. В нем примет участие старый наставник императора, и я никак не могу отказаться.

— Великое Небо! — воскликнула первая жена. — Мне же придется наносить визит его супруге.

— Нет, он вдовец. Но надо, чтобы я посетил его перед банкетом. Приготовь мне мой официальный костюм. Он энергично высморкался.

— Как я довольна, что мне не потребуется менять платье, — с облегчением вздохнула первая жена. — Но поистине жаль, что вы не сможете остаться здесь. У вас сильнейшая простуда, глаза слезятся.

Пока она развязывала баулы и готовила платье начальника уезда из зеленой парчи, третья жена заметила: