Хомомахия - Игорь Поляков

И, словно ничего не произошло, он сказал:

– Я нашел дверь.

12

В первую минуту никто не понял, что сказал Егор. Только Саша переспросила, будто не расслышала:

– Что ты нашел?

– Я нашел дверь, – повторил Егор, и добавил, – рядом с высохшим мотоциклистом. Он не смог её открыть, и убил себя.

Егор меланхолично смотрел на своих товарищей, которые моментально забыли об убитой женщине. Они даже не смотрели в её сторону, словно труп с обезображенным лицом перестал существовать. Быстро обдумав новую информацию, они практически сразу повеселели и стали проявлять определенную активность.

– Ты нашел дверь, через которую мы покинем этот проклятый тоннель! – громко и восторженно сказала Маша. Её лицо осветилось улыбкой – бессмысленное выражение лица исчезло, как по мановению волшебной палочки. Она бы пустилась в пляс, если бы в этот момент зазвучала музыка. Она бы бросилась к Егору и расцеловала его, но ограничилась тем, что послала ему воздушный поцелуй, сложив губы бантиком.

– Ты попытался её открыть? – задал свой вопрос Влад.

Саша в это раз промолчала, по-прежнему, глядя в сторону, а Василий, подобрав с асфальта свои сломанные очки, всем своим видом демонстрировал желание идти к двери прямо сейчас – сложил останки очков в передний карман кофра и закинул его на плечо. Он встал и отряхнул брюки от несуществующей пыли.

– Я боюсь, что мы тоже не сможем её открыть, – сказал Егор, думая о том, как он хочет пить. Когда он шел обратно, его грела мысль, что он получит хотя бы два глотка воды. Он волочил ноги и представлял, как пьет воду, и только это помогало ему делать следующий шаг.

Сейчас, лежа на спине, Егор представлял себя уже высохшим трупом, – еще, конечно, не обтянутый кожей скелет, но до этого состояния совсем близко. Еще прошло мало времени, чтобы умереть от жажды, но жизнь без воды сейчас казалась нестерпимой мукой. Он мечтал хотя бы смочить пересохшие потрескавшиеся губы.

Именно сейчас он понял, что отсутствие воды для него смертельно опасно.

– А ты не бойся, – сказал Василий, – была бы дверь, а отмычка всегда найдется. Вставай, веди нас к двери.

– Не могу, я очень устал и смертельно хочу пить. Вы идите, часа полтора по тоннелю, никуда из него не выходя, – сказал Егор, позволив себе пошутить, – и найдете дверь. А я немного отдохну и вас догоню. Как раз к тому моменту, как ты, Василий, откроешь дверь, я и подойду.

– Что, неужели все так плохо? – спросила Саша.

– Со мной или с дверью? – спросил Егор, бросив на девушку взгляд.

– Конечно, с дверью.

– Мне она показалась неприступной, – ответил Егор и закрыл глаза.

Спокойное равнодушие и умиротворение воцарилось в его сознании: теперь, когда он понял, что товарищей у него нет, и каждый думает только о своем собственном выживании, можно не волноваться. Воды нет, и не будет, надо смириться с этой мыслью и попытаться выжить, не смотря ни на что. Надо отдохнуть и набраться сил, потому что надеяться можно только на себя. Нет необходимости заботиться о ком-либо, ибо никто не позаботиться о нем. Не надо никуда идти, преодолевая смертельную усталость и жажду, пытаясь стать спасителем для тех, кто никогда не оценит этой жертвы.

Надо просто стать самим собой.

И для себя.

Егор слышал, как, шепотом обсудив его состояние, ушли его товарищи. Затихли шаги уходящих людей, и в наступившей тишине он стал думать.

О человеке, с которым общался около десяти лет и которого считал своим самым близким другом.

И который очень быстро сделал свой выбор.

О девушке, которая впервые в жизни понравилась ему, о своей наивности и растаявших мечтах.

И которая ушла вместе со всеми, хотя он был бы рад, если бы она осталась с ним.

Об интеллигентной внешности Василия и о несоответствующих этой внешности поступках. О человеке, который достаточно легко убивает. С холодным взглядом умных глаз.

Еще Егор думал о том, что он хочет жить.

Жить, чтобы увидеть то, что находится там, за дверью.

Жить, чтобы пройти путь и увидеть другую реальность.

Жить, чтобы вернуться домой к маме, которая ждет и любит его.

А потом он перестал думать.

13

Медленно поднимаю руки вверх, словно трудно преодолеть тяжесть земной поверхности. Просачиваюсь сквозь толщу к солнцу. К теплу. Даже не задумываясь, зачем. Наверное, это инстинкт. Так задумано природой. Тело – ствол, пока еще робко стремящийся к свету. Кости пластичны, изменяясь под действием тяжести бетона и камня. Мышцы – каркас, сохраняющий целостность. Кровь, как сок, течет по тканям, питая и насыщая силой. Выбора нет. Если не выбраться наверх, то жизнь прекратиться. А это совершенно немыслимая ситуация.

Поэтому – я танцую.

Танец цветка.

Время утратило смысл. Да и был ли когда-либо смысл в постоянном течении реки по имени Время? Неумолимое движение, понять которое нельзя. Принять, как данность, невозможно. Согласиться – да, можно, но так сильно хочется крикнуть, подняв голову вверх: Какого хрена!

Так и плыву по реке Время, стиснув губы, чтобы не закричать, сжав кулаки, чтобы наносить удары в пустоту, зажмурившись, чтобы не видеть лик Бога.

Кончики пальцев соединились. Где-то там, в другой реальности. Между небом и землей. Соприкоснулись горячими поверхностями, словно ожог, – так языки пламени облизывают руки, когда поднесешь их к огню. Боль, как радость. Пусть через вечность, но это произошло. Теперь медленно. Спешка здесь не нужна. Река по имени Время не терпит суеты – её воды темны и глубоки, бездонны и гипнотически заманчивы.

Делаю все так, как подсказывает сердце.

Ладонь к ладони.

И вверх.

Ощутить кожей тепло солнца. Это ли счастье!

Но – не тороплюсь. Еще медленнее, ибо уже попираю Пространство. Совершаю невозможное, ибо – я танцую.

Танец цветка.

В пространстве, где нет места растительной жизни. В царстве белковых субстанций робкий цветок обречен. Или, что значительно хуже, его появление сродни яркому лучу во мраке ночи – всякий житель этой тьмы стремится растоптать обжигающий свет. И во тьме невозможно спрятаться, потому что – здесь нет места для цветка.

Но вопреки всему, – я танцую.

Танец цветка.

Лицо поднято вверх и сжато между рук. Сейчас это одно целое – росток, устремленный к солнцу. Рот закрыт, ибо не хочу звуком привлечь что-либо. Или кого-либо. Тишина – мой союзник. Мой верный друг, который рядом всегда и везде. Даже река по имени Время приняла его благосклонно. Глаза пока закрыты, хотя даже сквозь веки чувствую, как во тьме сияет солнце. Чувствую, насколько силен теплый ветер в Пространстве. Невозможно, но – знаю, что там ждет чудо. Нереально, но – вижу, как робкий росток накрывает солнечный ветер, защищая от неминуемой смерти. Абсурдно, но – вот оно, рождение новой жизни там, где её не может быть. Смертельно, но – я танцую.

Танец цветка.

Крылья носа, как паруса – первый вдох. Сладость животворного воздуха обжигает легкие. Сгораю в пламени желания не делать выдох. И вспоминаю, что за выдохом возможен снова вдох. Смеюсь, выгоняя воздух из легких. Не могу сдержаться – верный друг отвернулся, чтобы не видеть созданий тьмы, подкрадывающихся на свет и звук. Снова столь же сладостный вдох. Открываю глаза.

И смех умирает, ибо – я танцую.

Танец цветка.

Солнца нет. Так же, как и отсутствуют создания тьмы. Река о имени Время застыла, скованная мраком. Пространство скорчилось в пароксизме агонии. Почва вокруг меня, как зловонное болото, в котором царствует гниение и тлен. И даже ветер несет мертвенный холод далеких безвоздушных миров. И следующий вдох объясняет – это сладость мертвечины.

Здесь нет ничего, но – я танцую.

Танец цветка.

Слабые ноги дрожат. Мышцы так давно не работали, что даже мысль о шаге заставляет вздрогнуть. Да и куда шагать? Вокруг трясина, бездонная топь. Балансируя на малюсеньком островке, встаю. Поднимаюсь во весь рост.

Чтобы посмотреть вдаль.

Снова, как и в былые времена, ощутить размах и ширь просторов. Чтобы понять, что просто изменилось Пространство, а место все тоже.

Чтобы понять – я танцую.

Танец цветка.

В Пространстве, где нет ничего и никого.

На волнах реки по имени Время, что закружилась на одном месте в водовороте.

В сером шершавом бетоне. И в нависающем потолке. В безумстве вечных ламп. Ограниченное стенами Пространство с застывшей рекой по имени Время. Практически мертвое тело с закрытыми глазами. До безумия живое тело с распахнутым сознанием, которое не способно сообщить о том, что – я танцую.

Танец цветка.

Абсолютная неподвижность. Жизнь только в биении сердца. И даже мой верный друг согласен с этим звуком. Тишина вновь повернулась лицом – и лик этот безобразен. И выкрикнув все, что думаю, разозлившись на этот мир с мерзким лицом, проклиная себя, делаю первый шаг. Даже зная, что некуда идти. Даже не сомневаясь, что ничего не выйдет.

Пусть маленький, но первый шаг.